Андрей Шляхов - Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза Страница 27

Эх, лучше, конечно, не доводить до крайностей, но что поделать, если наш мир пока еще так далек от совершенства…

Брат Саша, к тому времени вернувшийся в Москву и работавший на Первом государственном автомобильном заводе имени Сталина[66], предложил Татьяне устроиться на завод машинисткой. Второй раз порывать с театром ужасно не хотелось, потому что театр был для Татьяны всем – жизнью, судьбой, любовью, смыслом бытия. Но…

Но больше не хотелось идти в абы какую труппу. Лучше уж машинисткой. Отстучала свое – и домой.

Но долго сидеть без работы было невозможно – жить на что-то надо и помочь некому.

– Коллектив-то у вас хороший? – спросила брата Татьяна, еще не успевшая забыть (да и забудешь ли такое?) советское торгпредство в Берлине.

– Замечательный коллектив! – заверил брат и не соврал.

Коллектив и впрямь оказался замечательным. Здесь никто никого не подсиживал и не выживал. Здесь никому не было надо доказывать свою нужность и держаться за свое место. За что, собственно, держаться? Машинистки повсюду требуются. Если уволят с завода, сидеть без работы не придется.

Если в берлинском советском торгпредстве актриса Татьяна Пельтцер была белой вороной, то на автомобильном заводе она стала местной знаменитостью, можно сказать – кумиром.

Актриса и вдруг работает машинисткой!

Представляете, настоящая актриса!

Кое-кто из сотрудников видел Татьяну на сцене…

– Это вы от несчастной любви подались в машинистки? – уважительно интересовались самые смелые или, если точнее, самые невоспитанные.

Воспитанные спрашивали:

– Вы, наверное, изучаете заводскую жизнь? Это вам нужно для роли?

– Это мне нужно, чтобы не умереть с голоду! – отвечала Татьяна.

Ей не верили, подозревали, что она темнит, скрывает правду. Удивительная женщина – актриса, работала в Берлине, была замужем за немцем… За настоящим немцем и сама тоже наполовину немка… А работает рядовой машинисткой. Невероятно!

Акции брата Саши, до тех пор считавшегося обычным, пусть и подающим надежды, инженером, возросли невероятно. «Ах, смотрите, это тот самый Александр Пельтцер, у которого сестра артистка!» – говорили сотрудники.

– Это ж надо! – смеялась Татьяна. – Это ж надо прийти на завод, чтобы здесь почувствовать себя артисткой!

Другие машинистки интересовались у нее, трудно ли стать артисткой и что нужно для этого сделать, а заводское начальство в скором времени предложило ей вести драмкружок. От драмкружка Татьяна наотрез отказалась, а девушкам объясняла, что при желании ничто не трудно, только вот жизнь актрис не так уж и замечательна, как может казаться… Иногда и машинисткой работать приходится.

На автомобильном заводе Татьяна проработала два года. Ушла от греха подальше, когда вдруг, неожиданно для всех, арестовали брата Сашу. Органы раскрыли на заводе контрреволюционную организацию (неизвестно, существовала ли она на самом деле), арестовали несколько человек, и кто-то из арестованных дал показания на Александра Пельтцера. Сашины дела были очень плохи. Участие в контрреволюционной организации грозило долгим сроком заключения, а то и высшей мерой наказания. Иван Романович, Евгения Сергеевна и Татьяна ждали худшего и надеялись на лучшее. Как же можно не надеяться? Отношения между Евгенией Сергеевной и Татьяной в то время немного улучшились, но после того, как Сашу выпустили, они снова охладели друг к другу. Саша легко отделался – просидел «всего» полтора года, а затем с него сняли все обвинения и выпустили на свободу. Официальная версия была такова – враги нарочно, с вредительской целью, оклеветали честных советских людей, которые работали на заводе, чтобы разладить работу. Всего освободили полтора десятка человек, а арестовано было больше семидесяти.

В 1936 году Татьяна уехала в Ярославль, в самый старый (первый) русский театр имени Федора Волкова. Иван Романович узнал от актрисы Александры Чудиновой, знакомой ему по совместной работе в передвижном театре «Шахтёрка Донбасса», что в театре есть вакансии, Татьяна написала письмо и получила в ответ телеграмму: «Приезжайте зпт условия месте тчк» – приезжайте, условия оговорим на месте.

Ярославский драмтеатр в ту пору славился своей приверженностью к отечественной классике, главным образом к Островскому и к Чехову. Новые пьесы там ставили с большим разбором, выбирали самые лучшие – «Платона Кречета» Александра Корнейчука, «Моего друга» Николая Погодина, «Петра Первого» Алексея Толстого.

Татьяна ехала в Ярославль с большими надеждами, которым, к сожалению, не суждено было сбыться. Александре Чудиновой повезло – ее талант расцвел на ярославской сцене пышным цветом и она на долгие годы стала примой драмтеатра имени Волкова. А вот Татьяне Пельтцер не повезло. В очередной раз. Отыграв в Ярославле один сезон, она вернулась в Москву. Ее никто не травил и не преследовал, в труппе к ней относились хорошо, режиссеры не раз хвалили, но главных ролей не давали, а второстепенные Татьяну не устраивали. В то время она не ощущала себя характерной актрисой. Ей хотелось быть примой. Ей казалось, что режиссеры ее недооценивают. Возможно, кто-то недооценивал Татьяну, а кто-то, напротив, зрил в корень и потому давал ей яркие роли второго плана. Но масштаб в ту пору был для Татьяны важнее яркости. Черт побери! Ей уже за тридцать!

– Вера Фёдоровна прославилась, когда ей было за тридцать, – утешал отец, пару раз навестивший Татьяну в Ярославле. – «За тридцать», Танюша, это самый расцвет, а не старость, как тебе кажется. Погоди, наберись терпения, придет и твое время. Непременно придет!

– Ах, папаша, умоляю – не надо про Комиссаржевскую! – отмахивалась Татьяна. – Давайте лучше вспомним Алису Коонен или Сару Бернар…

– Так и у Сары Бернар тоже не сразу все гладко пошло! – горячился Иван Романович. – Ее дебют прошел незамеченным. В отличие от твоего!

Иван Романович столько рассказывал знакомым (да и незнакомым тоже) о раннем и донельзя блестящем сценическом дебюте его дочери – «зрители аплодировали стоя, «браво» кричали так, что подвески на люстре звенели, засыпали цветами», – что со временем сам начал в это верить.

– Вашими бы устами… – вздыхала Татьяна.

Ей казалось, что судьба коварно подшутила, нет, не подшутила, а поиздевалась – рано привела на сцену, дала отведать настоящих больших ролей, а когда она вошла во вкус, начала больно щелкать по носу – вот тебе, вот тебе, получи!

После ярославского драмтеатра Татьяна Пельтцер прослужила один год в Колхозно-совхозном разъездном театре Московского областного Управления театрально-зрелищными предприятиями. Колхозно-совхозные театры начали создаваться по всей стране в 1934 году после выхода в свет постановления Народного комиссариата просвещения «О развертывании сети колхозно-совхозных театров». Большинство этих театров были разъездными, то есть – передвижными, постоянной сцены не имели, крепкой режиссурой и хорошей игрой актеров похвастаться не могли. Да и о какой хорошей игре может идти речь в коровнике, где действие проходит под мычание коров? (Насчет коровников, поверьте, это не преувеличение. Играли где придется – в поле с грузовика, так в поле, в коровнике, так в коровнике. В то время далеко не в каждой деревне был благоустроенный, подходящий для проведения спектаклей клуб, а задачей колхозно-совхозных театров было нести искусство в самые глухие уголки. Для этого они, собственно, и создавались.)

В колхозно-совхозные театры попадали или волей случая (точнее – от безысходности), или же с расчетом на скорую карьеру. Вероятнее всего, Татьяну Пельтцер привела в Колхозно-совхозный театр безысходность, невозможность найти место получше. Вспомним, что брат ее в то время еще находился под следствием. Мало ей было буржуазного происхождения, так еще и близкий родственник – враг народа! И об этом полагалось писать в анкетах при устройстве на работу, так что скрыть было невозможно. Вряд ли Татьяна рассчитывала стать примой Колхозно-совхозного театра. У нее были совсем другие амбиции, куда более высокие. В то время она еще продолжала видеть себя в мечтах Великой Драматической Актрисой. Видимо, это видение было не совсем верным. Если бы Татьяна раньше осознала, что ее призвание – характерные роли, то возможно бы слава пришла к ней и в тридцатые годы. Нельзя сказать об этом с полной уверенностью. Во-первых, потому что история сослагательного наклонения не знает, а во-вторых, потому что всегда можно возразить – а вдруг все-таки получилась бы из Татьяны Пельтцер Великая Драматическая Актриса? Если бы выпал ей шанс.

Кто знает…

Татьяна Ивановна не любила вспоминать о своей работе в Колхозно-совхозном театре. Лишь только если ее спрашивали, откуда она знает польские выражения вроде «вшистко едно»[67] или «пся крев»[68], Татьяна Ивановна отвечала:

– Я их выучила, когда репетировала роль Альбины Мегурской.