Admin - i 34c69a6b417e3939 Страница 28

   - В последний месяц, наверное, часто открывала?

   - Да.

   - Как же ты его любишь, - не то с завистью, не то с пониманием вздохнула женщина, - Вон, даже фотографию поближе к сердцу держишь. А он какую-то твою памятку носит?

   Ага, шрам на лице, который заработал в ночь нашего знакомства. Но я не знала, как ответить на этот вопрос, чтобы не шокировать Хайну. Этот медальон был для меня отнюдь не залогом нашей с Дэем любви - вещи нужны, чтобы помнить о тех, кто далеко. До сих пор жалею, что не сохранилось ни одной фотографии родителей. Медальон и эта фотография были частицей мира, который мы утратили.

   Расставаться с этой памятью было глупо и опасно. Слой цивилизации на всех нас и так слишком тонок.

   Дэй.

   Говорят, все чистильщики рано или поздно сходят с ума. Говорят, у нас не может быть нормальных детей - или их не может быть вообще. Говорят, мир меняет нас так, что мы перестаём быть людьми. Чем дальше от неисследованных территорий, тем больше слухов. Я очень надеялся, что врачи не придадут значения всем этим байкам. Конечно, окончательное решение всё равно останется за полковником и за Стэном. Пожалуй, даже в большей степени за Стэном. Когда-то полковник, будучи по природе своей человеком рациональным, принял решение, которое принял бы на его месте любой толковый начальник, военный или гражданский. Передоверил часть своих обязанностей тому, в чьих знаниях и опыте был уверен. Логично - один офицер, даже опытный, не может быть специалистом во всём.

   От врачей мне нужно было официальное заключение: годен. Поэтому, чем ближе становилась выписка, тем больше я нервничал. Положительные прогнозы - это, конечно, хорошо, но у понятия "здоров" тоже много вариантов. Достаточно здоров, чтобы сидеть за столом в конторе, и здоров, чтобы носиться по лесам с автоматом - абсолютно разные вещи.

   Мне некогда. Я соскучился по своему делу, по парням с Базы. Тело требовало движения, хотя бы и просто тренировки.

   Забавно, что врач с первого взгляда опознал во мне чистильщика, хотя куртка с чёрной повязкой к моменту нашей встречи уже давно отправилась в мусорку. Хотя, с другой стороны, не военный же - с такими патлами, и не инженер или строитель - с навечно въевшимися в ладони оружейными мозолями. Как мы сами узнаём друг друга даже в столичной толпе, даже без чёрных повязок - вопрос поинтереснее. Но я точно уверен: даже лет через десять-двадцать что я, что Рин опознаем своего безошибочно.

   Кто мы на самом деле? Шаманы на государственной службе? Даже само слово "чистильщики" нам не принадлежит - раньше так называли контрразведчиков. Бессмысленно ждать от кого-то ответов и тем более бессмысленно ждать их от нас самих. Казалось бы, вот он человек, который может что-то, недоступное остальным. Берите его, исследуйте, опрашивайте. Говорят, даже попробовали в Столице. Тесты, анализы. Так вот, ни-че-го. Совсем ничего. Регенерация не лучше, чем у обычного человека, ничего постороннего в крови, тот же самый обмен веществ. Психически здоровы. Исследования быстро свернули - нечего тратить время чистильщиков и ресурсы специалистов. Но проблема оставалась.

   Многие думают, что мы просто видим каких-то чудовищ, как под кайфом. Так тоже бывает, но редко.

   Иногда встречаются отголоски прошлого, вроде того парня, который Рин танцевать звал. Но это ему, похоже, моя девушка приглянулась.

   Чаще - краем глаза, шестым чувством, демоны пойми как. Пару раз видел что-то вроде дымки над предметами, как воздух в жару рябит. Ещё, помню, Рин как-то на заброшенной детской площадке деревянной зверушке, омытой дождями до полной неопознанности, три пули в голову влепила. И не успокоилась, пока фигурку не сожгли.

   И потом, после, уткнулась мне в плечо и прошептала:

   - Он плыл. Менялся. Неправильно всё.

   И твёрдая уверенность в том, что именно он.

   Когда-то именно Рин первой увидела в полутёмных зеркалах брошенного супермаркета, в котором мы пополняли запасы продуктов и тёплых вещей, чёрные фигуры, похожие на обтянутые резиной нечеловеческие костяки. И они отнюдь не были бессильными отражениями. Увидеть их можно было только в зеркале, убить - тоже. Стрельба по тем местам, где они должны были находиться в реальности, ничего не давала.

   Нет, мы, конечно, пытались вспомнить, как до Ржавчины дело было. Проявлялось ли как-нибудь. Я пару раз в машины садиться отказывался. Вроде самому смешно: стоишь на трассе, голосуешь, погода собачья, водитель тормозит, а ты ни в какую. Случалось, даже уговаривали. Но тут тоже объяснение найти можно: ну какой нормальный человек будет до фанатизма пытаться автостопщика к себе усадить? Не хочешь, ну и демоны с тобой. Если бы все маньяки и извращены на маньяков и извращенцев были похожи, их бы не искали годами.

   На трассе ведь как: всё, что с тобой случилось - твои проблемы. Искать тебя некому, жалобы писать тоже. Да и хоронить, если на то пошло.

   Я тогда, наверное, понял, почему в древности изгнанник конченым человеком считался.

   Да и вообще...

   Когда есть только ты и дорога, всякое может случиться.

   Рин.

   Первый свой нож я угробила, пытаясь убить какую-то кусачую чешуйчатую тварь чуть крупнее кошки. В результате широкое лезвие оказалось изъедено зелёной гадостью. То ли кровь такая, то ли яд... Впрочем, все законы биологии в мире давно пошли покурить. Нож в результате годился разве на то, чтоб выбросить. Ну, или сдать научникам для анализов.

   Второй, игнорируя все приметы, мне подарил Дэй. Этот, с зазубринами на противоположной лезвию стороне и перемотанной изолентой рукоятью, оказался даже удобнее в руке.

   Потом, когда я вернулась к собиранию трав, мне понадобился ещё один. Сразу после катастрофы мне было всё равно, чем срезать нужные растения. Лагерь беженцев, антисанитария, нехватка лекарств - тут уж не до брезгливости. Доступ к военным складам и появление разных недружелюбных существ охладили мой травнический пыл. А пару лет назад нам удалось очистить обширную территорию, и я вспомнила свои прежние навыки. Резать идущую в отвар зелень тем же ножом, которым вскрываешь глотки, в принципе, можно... Но зачем, если есть выбор?

   Так у меня появился третий нож: совсем маленький, лезвие не длиннее моих пальцев, чуть изогнутая деревянная рукоять. Этот - только для трав.

   - Живи ты пару веков назад, односельчане убили бы тебя за колдовство, - заметил как-то Дэй, сопровождавший меня во всех моих вылазках.

   - И? - невольно заинтересовалась таким ходом мысли я.

   - И мне пришлось бы вырезать всё село, - Дэй тогда задумался и милосердно добавил: - Не считая детей, конечно.

   Ни тени улыбки в лице, что характерно.

   За время Ржавчины городской парк здорово разросся, превратившись в небольшой кусочек леса посреди города. Хорошее, чистое место. А если забраться поглубже, туда, где раньше были поляны для пикников, можно обнаружить ещё кое-что интересное. Среди досок рассыпавшейся беседки, полусгнивших и почерневших, я нахожу не совсем обычные цветы. Увидишь такие у края тропинки - не заметишь. Белые тонкие лепестки почти теряются на фоне крупных листьев. В опавшей листве их не найдёшь и подавно, если не знаешь, где искать. Просто тут их довольно много, и кажется, будто неосторожный художник щедро плеснул на траву белой краской. Странно, что никто не замечает и не удивляется такому цветению в начале осени. Достаю нож, срезаю. По времени года как раз подходит. Заворачиваю букетик в чистый белый платок, прячу под куртку.

   Потом поднимаюсь с колен, нашариваю в кармане сплетённый из красных и синих ниток шнурок и затягиваю его на ветке ближайшего дерева.

   - Спасибо.

   На самом деле ничего странного в этом нет, только давно доказанные наукой свойства некоторых растений. Всё это описано в замшелых справочниках, составленных светилами медицины. А вот нож, белая ткань, шнурок и благодарность - это уже моё. Или не моё, а пришедшее из глубины веков.

   В детстве меня дразнили ведьмой - может, были в чём-то правы.

   Дэй.

   - Сегодня снимаем швы, - сообщает мне врач на утреннем обходе.

   - Круто, - больничный потолок надоел мне до тошноты, как и видимый из окна кусочек пейзажа.

   Звучит банально, но радость простых вещей и действий начинаешь понимать только тогда, когда они становятся недоступны. Хочу самостоятельно пройтись по улицам, подхватить на руки Рин. Да что там, я буду рад даже Стэновым изматывающим тренировкам. Пусть хоть полы мной моет. Тут у меня всего и развлечений - мысленно собирать-разбирать пистолеты до последней детали да читать книжки. Всё, хватит. А то от этого бесконечного ожидания и умом тронуться можно.

   Во время предыдущих перевязок я старался не смотреть на свои ранения - не самое всё-таки приятное зрелище. Но сколько можно холить и лелеять свою нежную психику?