Златан Ибрагимович - Я — Златан Страница 3

В раздевалке команды я ощущал себя изгоем, а Гвардиола косился на меня, словно я был обузой, каким-то уродом. Атмосферу нельзя было назвать здоровой. Он был как каменная стена: от него не исходило ни одного живого импульса, и я постоянно испытывал желание убраться куда-нибудь подальше.

Я вновь «выпал» из основы. Когда мы играли с «Вильярреалом», Гвардиола выпустил меня на поле на последние пять минут. Жалкие пять минут! Внутри я кипел, и не из-за того, что просиживаю на лавке. Я бы согласился с этим фактом, если бы тренер помужски сказал: «Послушай, Златан, ты сегодня не в форме». Но Гвардиола вновь не сказал ни слова, и я взорвался. Черт! Будь я на месте Гвардиолы, испугался бы. Нет, я не считаю себя серьезным бойцом, хотя и совершал разные идиотские поступки, например, раз или два опрокидывал соперников, отправлял их в нокаут прямо на поле. Могу отметить, что когда я свирепею, мои глаза чернеют, и лучше никому рядом не попадаться мне под руку.

Хотите знать, что было дальше? После игры («Барса» выиграла у «Вильярреала» 4:1 — прим, ред.) я направился в раздевалку. Я ни-

чего такого не планировал, но, мягко говоря, был раздосадован. В раздевалке стоял мой главный враг, почесывая свою бритую голову, присутствовало еще несколько человек (Туре и кто-то еще — точно не помню). И тут на глаза мне попался большой металлический шкаф, в который мы складываем форму. Смотрел я на него, смотрел, а потом как врежу по нему ногой! Думаю, он пролетел метра три, но это было еще не все. Далеко не все... Я прокричал Гвардиоле: «Ты трус», (и, наверное, еще что-нибудь покрепче), тут же добавив: «Ты проиграл Моуринью, наложил в штанишки перед ним. Можешь отправляться ко всем чертям!».

Я был не в себе. Вы полагаете, Гвардиола что-нибудь сказал в ответ, что-то вроде: «Остынь, не следует в таком тоне разговаривать со своим наставником»? Нет, он не таков. Он слабый и трусливый. Он всего-навсего поднял шкафчик, как какая-нибудь уборщица, и вышел из раздевалки. И больше ни разу не упомянул о случившемся, ни разу. Хотя слух об этом, конечно же, разлетелся быстро. В клубном автобусе царил переполох: «Что случилось, что случилось?». Да, собственно, ничего. Просто несколько слов правды. У меня даже не было сил говорить об этом. Так все достало. Тренер «мариновал» меня неделю за неделей, не объясняя причин. Это было невыносимо. И прежде у меня случались конфликты, но уже на следующий день мы во всем разбирались и продолжали работать дальше. Здесь же снова воцарились тишина и ужас. И тогда я подумал: «Мне 28 лет. В «Барсе» я забил уже 22 гола и отдал 15 голевых передач, а со мной продолжают обращаться так, словно меня не существует, словно я — пустое место. Должен ли я это принимать? Стоит ли мне продолжать приспосабливаться? Нет, хватит!».

Поняв, что на следующий матч с «Альмерией» оставлен в запасе, я вспомнил слова Гвардиолы «Здесь не принято приезжать на тренировки на «Феррари» и «Порше»». Что за вздор? Я езжу, на чем хочу, пусть даже это бесит какого-то идиота. Недолго думая, я запрыгнул в свой «Феррари», пригнал на тренировку и поставил его прямо перед входными дверями. Как и следовало ожидать, вокруг этого события подняли шумиху. Газеты написали, что моя машина стоит столько же, сколько получает в месяц весь состав «Альмерии». Меня это не волновало: вся эта журналистская болтовня не значила для меня ровным счетом ничего.

Я решил сражаться всерьез, и следовало бы вам знать, что я это умею. Раньше я был шпаной, можете мне поверить. Я решил не

откладывать с приготовлениями и первое, что сделал, это, разумеется, позвонил Мино. Мы всегда вместе планируем разные хитрые и не всегда чистые трюки. Также я обзвонил своих принтелей. Мне нужны были разные взгляды на ситуацию и ее развитие и, о Господи, я получил советы на все вкусы. Мои приятели, парни из Русенгорда (жилой квартал в г. Мальмё, Швеция — прим, пер.), изъявили горячее желание приехать и «навести порядок». Конечно, это было очень мило с их стороны, но данное предложение не представлялось верной стратегией разрешения сложившейся ситуации. Разумеется, я обсудил все и с Хеленой. Она словно из другого мира. Она спокойная и рассудительная, но может быть и жесткой. На этот раз она попыталась вдохновить меня: «Ты стал лучше в роли отца. Когда у тебя нет команды, в которой тебе хорошо, ты найдешь ее у нас, в семье», — произнесла она, и эти слова приободрили меня.

Я играл с детьми в мяч и пытался делать так, чтобы всем вокруг меня было хорошо. И, естественно, проводил время за моими любимыми видеоиграми. Для меня это как болезнь: видеоигры поглощают меня целиком. Однако со времен «Интера», когда я мог проиграть до четырех—пяти утра и после двух часов сна, как ни в чем не бывало, отправиться на тренировку, с тех пор я взял себе за правило — никаких «ХЬох» или «PlayStation» после десяти вечера.

Я ценю каждое мгновение жизни, и в этот период своего пребывания в Испании я действительно старался проводить как можно больше времени с семьей. Или прохлаждаться в нашем саду, даже с бутылочкой «Короны» в руках. Это была светлая сторона жизни здесь. Но по ночам, когда я ворочался в кровати и не мог заснуть, и на тренировках, когда видел Гвардиолу, возвращалась ее темная сторона. В такие моменты мною овладевал гнев, и я планировал свой следующий ход и жаждал реванша.

Я все сильнее осознавал, что пути назад нет. Наступило время постоять за себя и снова стать прежним. Как поется у одного известного рэпера: можно вырвать ребенка из гетто, но невозможно вырвать гетто у него из души.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Когда я был маленьким, брат подарил мне трюковый BMXвелосипед. Я назвал его «Фидо Дидо». Был такой герой мультфильмов, маленький сорванец с взъерошенными волосами (я считал его самым крутым). Но вскоре велосипед угнали. Это случилось возле бани в Русенгорде. Явился отец в распахнутой рубахе с засученными рукавами. Он из той породы мужиков, кто всем ясно дает понять: «Никто не смеет трогать моих детей и воровать их вещи!». Но даже такой суровый мужчина, как он, ничего не смог бы поделать в данном случае: «Фидо Дидо» бесследно исчез, а я был крайне расстроен.

После этого случая я сам стал угонять велосипеды. Я ломал замки, я стал мастером в этом деле. Бац, бац, бац — и велик мой! Это было первым моим серьезным «делом», и я чувствовал себя настоящим похитителем велосипедов. Обычно все происходило более или менее невинно, но порой я позволял себе лишнее. Так, однажды я вырядился во все черное, вышел в ночь, как какойнибудь чертов Рэмбо, и увел армейский велосипед, используя массивные кусачки. Велик был хорош и очень мне понравился. Хотя, если честно, больше меня впечатлил не велосипед, а тот кураж, который я испытал. Это вызвало во мне желание красться по ночным улицам и хулиганить, кидаясь яйцами по окнам, и тому подобное. Притом, я почти не попадался.

Однажды в универмаге «Весселс» в Ягерсро (пригород Мальмё — прим, пер.) вышел досадный прокол. Но если сказать по совести, я это заслужил. Мы с другом оделись в большие зимние куртки (посреди лета!) и вынесли под ними четыре ракетки для настольного тенниса и еще какую-то мелочь. Поймавший нас охранник справедливо заметил: «Вы, ребята, не заплатили за это». На что я с вопросительным видом вытащил из кармана несколько монет: «Чем? Вот этим?!». Но у мужика не оказалось чувства юмора, и впредь я решил быть более изобретательным. И, смею надеяться, стал в итоге довольно искушенным мастером этого дела.

Помимо длинного носа, у меня был еще один недостаток — я шепелявил. Мне назначили логопеда. В школу приходила женшина и учила меня правильно выговаривать «эс», и мне это казалось унизительным. Думаю, в тот период я желал каким-то образом самоутвердиться и поэтому внутри меня все бурлило. Я не был способен усидеть на месте больше секунды и постоянно носился, как угорелый. У меня было чувство, что если я буду бегать достаточно быстро, смогу избежать любых неприятностей. Мы жили в Русенгорде, районе, наполненном иммигрантами всех мастей — сомалийцами, турками, югославами, поляками — и немного шведами. Все вокруг изображали из себя крутых, и любая мелочь могла мгновенно воспламенить.

Да и дома было не все просто, если не сказать больше. Мы жили на улице Кронман, на четвертом этаже, и я бы не назвал обстановку в доме теплой или добросердечной. Никто вокруг не интересовался: «Как ты провел сегодня день, малыш Златан?». Ничего подобного. Взрослые не помогали с домашними заданиями и не интересовались твоими проблемами. Ты был предоставлен самому себе и не мог даже пожаловаться на жизнь кому-то близкому. Оставалось только стиснуть зубы, когда вокруг были бардак и постоянные ссоры, порой даже с рукоприкладством. Конечно же, возникало желание получить хоть немного сочувствия. Однажды я навернулся с крыши в детском саду. Я заработал синяк под глазом и весь в слезах побежал домой в надежде, что меня пожалеют, погладят по головке или хотя бы скажут пару ласковых слов. А вместо этого получил пощечину.