Мила Серебрякова - Три с половиной любви Страница 3

   Заметив вышагивающего навстречу Генку Самойлова, Зинаида помахала ему рукой. Кивнув, Геннадий бросил на землю окурок, обнажив в улыбке пожелтевшие зубы. Самойлов, какобычно, был навеселе. Впрочем, особенно удивляться нечему: те редкие денечки, когда Генка пребывал в трезвом состоянии, можно было пересчитать на пальцах одной руки.

   А ведь бывали времена, когда Геннадий с отвращением смотрел на алкогольные напитки и позволял себе пропустить рюмочку-другую лишь по большим праздникам. Но жизнь – штука коварная, она способна любого в одночасье изменить до неузнаваемости. Изменила она и Самойлова.

   Геннадий проживал в небольшой деревушке, раскинувшейся в пяти минутах ходьбы от коттеджного поселка.

   Несмотря на пагубную привычку вечно находиться под мухой, мужика в округе ценили – в первую очередь благодаря его поистине золотым рукам. Самойлов мог починить абсолютно все, начиная от неисправного утюга и кончая сломанной газонокосилкой. Как только уобитателей поселка выходил из строя какой-нибудь агрегат, устранить неполадку просили Самойлова. Тот никогда никому не отказывал, при условии что на момент просьбы был всостоянии внятно говорить и двигаться. Расплачивались с ним в основном деньгами, но нередко за оказанные услуги давали спиртные напитки, кои он принимал с благодарностью.

   В деревне Генка поселился много лет назад вместе с супругой Светланой и двумя сыновьями. Имея высшее медицинское образование, Самойлов работал врачом в местной больнице. Профессию медика он боготворил и являлся, что называется, врачом от бога. Когда младшему сыну Андрею исполнилось десять, мальчуган с друзьями отправился на речку поплавать. Во время купания у паренька свело ногу судорогой. Домой он не вернулся.

   За одну ночь Геннадий постарел лет на десять, а Светлана, борясь с многочисленными депрессиями, чередующимися с приступами истерики, пристрастилась к спиртному. Смерть Андрея поселила в душе Самойлова страх потерять старшего сына Илью. Геннадий стал опекать тринадцатилетнего Илюшу с маниакальной одержимостью. По окончании школы сын поступил в военное училище. Генка с женой, превратившейся к тому времени в законченную алкоголичку, не могли нарадоваться на успехи единственного чада.

   Через восемь месяцев пришло трагическое известие – Илья погиб во время боевых учений, наткнувшись на торчащий из земли кол. Весть о том, что старшего сына нет в живых, окончательно подкосила Светлану – у нее помутился рассудок. Она была помещена в психиатрическую клинику, где ровно через год приказала долго жить.

   Геннадий Самойлов сломался окончательно. Потеряв двоих сыновей и жену, он стал медленно опускаться. В смерти Ильи он винил исключительно себя. Каждый день, приходя с работы, он выпивал в гордом одиночестве, что, как известно, хуже всего. Хватило года, чтобы из профессионального врача он трансформировался в опустившегося пьяницу. С работы, естественно, пришлось уйти, и с тех пор спиртное стало его верным спутником, соратником и другом в одном флаконе.

   – Я пью, чтобы забыться, – частенько говорил Генка, опрокидывая рюмашку. – Мои мальчишки и Светлана не заслужили такой смерти. Меня это мучает постоянно, и, чтобы на время забыть о трагедии, я прибегаю к горькой.

   – Куда бежишь, Зинуля? – прохрипел Самойлов, с интересом таращась на папку в руках Маховой.

   – А ты чего такой радостный? – вопросом на вопрос ответила Махова. – Светишься, как новогодняя елка.

   – Настроение сегодня отличное, я собой доволен.

   – Я даже догадываюсь, кто тебе его поднял. Опять с утра пораньше набрался?

   – Да ни боже мой! У Пантелеева мальчишки окно разбили, он попросил меня вставить новое стекло. Расплатился за работу купюркой и парой стаканчиков вина. Не отказываться же от благородного напитка.

   – Генка, ты неисправим. – Зинаида кокетливо поправила идеальный пучок на затылке.

   – Меня, Зинуля, только могила исправит. А ты, красавица, куда спешишь? Глаза-то так и блестят, никак на свиданку торопишься? Мужика нашла?

   Махова смутилась:

   – Бесстыдник! Какие мужики в моем возрасте? Дела у меня… Серьезные дела.

   Самойлов ухмыльнулся:

   – У тебя каждый день дела, можно подумать, что ты у нас важная шишка.

   – Конечно, важная, – с достоинством ответила Махова. – А как же иначе?

   – Тебе к врачу обратиться надо, пусть таблеточек выпишет, чтоб глюки прекратились.

   – Какие глюки, о чем ты говоришь? Иди, проспись.

– Я-то просплюсь, а ты мне ответь, зачемраструбила, что я отправился на тот свет?

   Зинаида Андреевна опустила глаза долу:

   – Я думала, ты умер.

   – С чего вдруг?

   – Ты валялся под кустом сирени и не дышал, что мне оставалось думать?

   – Поэтому ты понеслась по поселку, крича на всю ивановскую, что меня загрызли волки?

   – Во-первых, не волки, а бешеные собаки, а во-вторых, ты не дышал, – стояла на своем Махова.

   – Откуда тебе это известно, ты пульс, что ли,проверяла?

   – Не проверяла, но я два, нет, четыре раза ткнула в тебя палкой. Ты не реагировал. А я сильно ткнула, Ген.

   – Вот оттого, что ты ткнула, я и потерял сознание.

   – Ой, не бреши. Сколько раз тебе говорила: бросай пить эту гадость, займись собой. Ведь ты золотой мужик, Ген. Ну чего ты в этом пойле хорошего нашел?

   Геннадий достал из кармана помятую пачку сигарет, вытащил одну и закурил.

   – Я пью…

   – Знаю-знаю, чтобы забыться, давняя история. Ах, Генка, допьешься когда-нибудь до зеленых чертей. Вон как Михалыч – водки паленой выпил и тю-тю, гуляй Вася, жуй опилки. Сейчас он на том свете кукует, а ведь мог еще жить да жить.

   Самойлов махнул рукой, намереваясь продолжить путь, но Махова его остановила:

   – Слушай, Ген, зашел бы ко мне, помощь нужна.

   – Чего стряслось?

   – Да кран на кухне гудит как сумасшедший, не знаю, в чем дело, посмотрел бы.

   – Лады, пошли.

   – Нет, не сегодня.

   – Почему?

   – Ты пьяный.

   – Зинуля, я и пьяный могу с закрытыми глазами починить твой кран.

   – Все равно нет, мне сегодня некогда.

   – Как знаешь.

   – Завтра сможешь?

   – Естественно.

   – Во сколько? – допытывалась Махова.

   – В любое удобное для тебя время.

   – Тогда в полдень.

   – Идет. Надеюсь, у тебя найдется для меня бутылочка беленькой?

   – Получишь, – буркнула Махова, вспомнив про сногсшибательную новость. Добежав до собственного дома, Зинаида Андреевна пришла к мысли, что очень скоро сможет подпитаться необходимой ей энергией лет на десять вперед.

   – Ошеломляющая новость!

   ГЛАВА 2

   Без четверти двенадцать Дискетка начала громко лаять и скрести входную дверь. Катарина с сомнением покосилась на болонку.

   – Ди, ты чего, ведь мы совсем недавно вернулись с прогулки.

   – Приспичило на ночь глядя, – буркнула Розалия, насыпая корм в миску Арчибальда.

   – Отвали! Отвали! – поблагодарил ее Арчи.

   Дискетка стала скулить. Прицепив к ее ошейнику поводок, Ката вышла на улицу.

   Вот уже более полугода в семействе Копейкиных жила очаровательная болонка Дискетка. Белоснежное создание появилось у Катки совершенно неожиданно. Соседка по лестничной клетке Мила Эскина, хозяйка собачонки, умудрилась познакомиться в столице с гражданином Италии. У парочки завязались крепкие отношения, и после непродолжительного романа, став законной синьорой Пасталионни, Мила благополучно отбыла в Милан. Перед отъездом на родину супруга вчерашняя продавщица отдела игрушек объявила о решении сдать болонку в приют для бездомных животных. Разумеется, Катка не могла допустить столь вопиющей несправедливости. Прочитав соседке длинную лекцию на тему: «Мы в ответе за тех, кого приручили», Копейкина, подхватив на руки четырехлетнюю болонку, понеслась к себе. С тех пор Ди стала полноправным членом семьи для Катки, ужасным ревущим чучелом для Розалии и верной подругой для Парамаунта с Лизаветой.

   Вышагивая по дорожке, Катка завороженно смотрела на усыпанное звездами ночное небо.Красота! В Москве подобного зрелища не увидишь, из-за смога в ясную ночь видна, пожалуй, лишь полная луна. Наверное, Катка так бы и стояла, любуясь сверкающими, словно алмазы, точками, если бы о себе не напомнила отчаянно рвущаяся за ворота Дискетка.

   – Куда тебя несет, здесь места мало?

   Болонка настырно тянула поводок. Поражаясь глупости псинки, Ката толкнула калитку.

   – Ладно, пройдемся по улице, а потом сразу домой.

   Внезапно над самым ухом пролетело что-то гудяще-шипящее. Катарина закричала, а когда почувствовала, как по шее ползает некая особь довольно-таки крупных размеров, завизжала во весь голос.