Nataly - Михаил Абрамович Мильштейн Страница 3

Думаю, именно этому стихотворению я обязан тем, что попал в детский дом № 23. Он находился не очень далеко от нашего приемника, на Большой Полянке. Со мной оказался еще один мальчик — Колька Озерцов, по кличке Сова.

Первое впечатление от нового места было ошеломляющим. Все ребята были хорошо одеты: девочки в аккуратненьких плать­ицах, на мальчиках рубашки вроде гимнастерок, с двумя нагруд­ными карманами на пуговицах. Но главный предмет гордости детдомовцев — кожаные куртки! А когда мы вошли в столовую, нашему восхищению не было предела! На столах, покрытых чи­стыми скатертями, стояли бутылки с фруктовой водой и тарелки с белым хлебом. Белый хлеб! И это в 1923 году! Конечно же, сра­зу бросилось в глаза то, что дети спокойно рассаживаются по своим местам, и никто не торопится съесть свою порцию. Детдо­мовцы поглощали еду неторопливо. Все здесь было как-то тор­жественно и необычно для нас. Дружелюбие воспитателей и са­мих детей мы встретили как из ряда вон выходящее явление. Мы оказались в сказочном, нереальном мире. И в этом мире за нами все ухаживали. Заведующий детским домом тепло побеседовал с каждым из нас: расспросил о прошлом, предупредил о необходимости соблюдать дисциплину. Мы с Колькой даже не знали, как и кого благодарить за этот подарок судьбы. Ведь из сущего ада мы попали прямо-таки в рай. После обеда наступил тихий час, все пошли отдыхать - у каждого была своя кровать, подушка и хорошая простыня. Одним словом, для нас настала королевская жизнь.

Очень скоро мы узнали, что над этим детским домом шефст­вует АРА («Американская организация помощи голодающим в России»). Возглавлял эту организацию в то время Герберт Гувер, будущий президент США.

В детском доме организовали пионерский отряд, второй по счету в районе. Я в торжественной обстановке был принят в ря­ды пионеров и через некоторое время даже стал секретарем отря­да (по тем временам что-то вроде лидера). Нам тоже выдали гим­настерки и кожаные курточки, и мы стали выглядеть как все. По вечерам нас водили на концерты, кто хотел и имел способности, мог учиться музыке. Наша жизнь приобретала замечательные очертания. Но вдруг мой кореш - Колька Озерцов - затосковал по прежней жизни и по старым привычкам.

Старше меня года на два (мне в то время «стукнуло» 13 лет), он был хитреньким и нахальным пареньком, быстро приспосаб­ливающимся к любым переменам в жизненной ситуации. Не моргнув глазом, он мог легко обмануть, подвести даже близкого человека, находил необъяснимое удовольствие в чужом горе. И вот, каюсь, именно у такого человека я пошел на поводу. Попла­тились мы за это сразу и всем!

Однажды, когда все ребята отдыхали (был тихий час), Колька втравил меня в очень неприятную историю. Мы украли несколь­ко кожаных курток из раздевалки и продали их старьевщику на рынке за гроши. На эти деньги купили папиросы, конфеты, оре­хи и «шиковали» часа два, после чего вернулись в детский дом, где уже поднялся переполох. После тихого часа дети пошли гулять, и вот, одеваясь, кто-то не нашел своей куртки. Вызвали заведующего. Он внимательно посмотрел на всех собравшихся, и вдруг его взор упал на нас с Колькой.

-Вы, двое, сейчас же ко мне!

Не надо было обладать большой проницательностью и особы­ми детективными способностями, чтобы обнаружить виновни­ков преступления. Заведующий даже ни о чем нас не спрашивал. Он только сказал:

- Что Сова кончит в конце концов плохо, я предполагал, но вот что ты, Мильтон (такова была моя кличка в детском доме ), пойдешь у него на поводу - это для меня неожиданность. Вы оба получите направление в 46-й детский дом имени Троцкого. И очень скоро поймете, какая между нашими домами большая, нет, огромная разница. Вот тогда-то вы и пожалеете о содеян­ном.

Я стоял перед ним с опущенной головой и все еще надеялся на какое-то чудо. А Колька, между тем, вызывающе усмехался. Заведующий больше ничего не выяснял и не ругал нас. Кто-то принес направление, которое он тут же подписал и вручил нам:

- Все, идите. Да, вот что, Мильтон. В том детском доме все еще никак не создадут пионерскую организацию. Если ты «ско­лотишь» ребят, а там есть хорошие мальчики и девочки, и орга­низуешь хотя бы небольшой пионерский отряд , я тебя возьму обратно.

На этом наш разговор закончился. Мы вышли за пределы дет­ского дома. Колька Озерцов шел бодрым шагом, по его виду бы­ло незаметно, что он горюет.

- Ты не расстраивайся, Мильтон, там нам будет куда лучше. Здесь все паиньки, а мы с тобой - совсем другие люди.

Он хлопнул меня по плечу. А я уже думал о последних словах заведующего.

В новом детском доме кожаные куртки у нас, конечно, ото­брали, правда, гимнастерки с двумя накладными карманами ос­тавили. Но мы и этому были рады.

Главное здание детского дома имени Троцкого находилось прямо напротив завода имени Владимира Ильича Ленина. Сколько было ребят в этом заведении , сказать трудно, но, во всяком случае, не менее трехсот. Столовая размещалась в подвале. Там рядами стояли длинные деревянные столы, за каждым из которых сидело человек пятнадцать-двадцать. Еда подавалась в глубоких металлических мисках.

Встретили нас так, словно были готовы к нашему приезду, ни­кто ничему не удивлялся. Нам сразу показали спальню. Это была огромная комната, и наши с Колькой кровати оказались рядом. Первый день в этом заведении я просто молчал. Вообще, я был, как прибитый, а вот Озерцов чувствовал себя в своей тарелке, он умел приспосабливаться к любой ситуации. Нельзя не отметить, что в этом доме жилось сравнительно вольготно. Ребята были пре­доставлены сами себе, делали что хотели. Как и в приемнике, учеб­ные занятия здесь были не в почете. Помня слова заведующего, я стал присматриваться к ребятам. Заводил разговоры о пионерском отряде, учебе, планах на будущее... Все оказалось не таким про­стым, как мне сначала представлялось, многие смеялись и даже из­девались надо мной и моими планами по созданию пионерского отряда. И все же мне удалось найти четырех парней и трех девочек, которые готовы были взяться за организацию пионерского отряда. Но с чего надо начинать, мы представляли смутно. Впрочем, все сошлись на одном: необходимо достать плакаты, красную материю и краски. На другой день нашим небольшим отрядом мы отправи­лись к заведующему.

Это был мрачный, вечно чем-то занятый человек. Мы боя­лись его, хотя и виделись с ним крайне редко. Кстати, жил он безвылазно на территории детского дома. Ребята отвели мне не­завидную роль парламентера, и я вынужден был согласиться на это испытание. Каково же было мое удивление, когда этот, на первый взгляд, тяжелый человек сразу заинтересовался нашим предложением и спросил, что нам нужно. Я с воодушевлением стал говорить о небольшом помещении для пионерского уголка, где можно было бы развесить плакаты, разместить маленькую библиотеку.

— Ну, за помещением дело не станет, — сказал наш руководи­тель в ответ на мою тираду. — А еще вам понадобятся деньги, что­бы обустроить ваш уголок.

С этими словами он вытащил кошелек и протянул мне день­ги. Сколько он дал, я сейчас не помню. Вспоминаю только, что это были две купюры одинакового размера.

Все еще вне себя от счастья и удивления я взял у него деньги, вежливо поблагодарил и вышел из комнаты. Ребята ждали за дверью, и как только я появился, буквально набросились на ме­ня с расспросами. Конечно, все обрадовались результатам пере­говоров. Мы решили завтра же все купить и быстро составили список нужных вещей. Весь день прошел в разговорах о предсто­ящем деле. Ночью, перед тем как лечь спать, я положил деньги в кармашек гимнастерки и заколол его английской булавкой, а гимнастерку положил под подушку. Озерцова в то время в спаль­ной не было. Он теперь часто отправлялся в город на какие-то темные дела и приходил обычно очень поздно. На другой день утром в приподнятом настроении мы отправились в большой магазин (сейчас на этом месте станция метро «Серпуховская»). Там, возбужденные возможностью купить все, что наметили, мы переходили от одного прилавка к другому, отбирая то, что нам казалось необходимым. Наконец, я пошел в кассу расплачивать­ся. Девчонки увязались за мной.

Кассирша, посмотрев на бумажку, где было перечислено все, что мы отобрали, назвала общую сумму для уплаты. Я спокойно, и даже с некоторой долей солидности, отстегнул английскую бу­лавку с кармашка гимнастерки. Каково же было мое изумление, когда я вытащил всего одну купюру. Второй не было. Я вывернул карман и оцепенел от неожиданности. Очередь начала на меня напирать, но я не обращал на толпу никакого внимания. Я слов­но окаменел. Девчонки, почуяв неладное, подошли ко мне по­ближе. Увидев мою растерянность, они поняли, что я не могу расплатиться. И вдруг одна из них, как-то зло усмехнувшись, вы­палила:

— Что же ты тянешь? Наверное, спер деньги, а теперь рису­ешься.

Крепко ругнувшись, она махнула рукой ребятам, и все они с хмурыми лицами ушли. Меня выпихнули из очереди, но еще какое-то время я стоял в магазине и лихорадочно вспоминал про­шедший вечер в мельчайших подробностях. Деньги были в кар­мане. Я лег спать и ночью не поднимался. Как же могли украсть деньги из-под подушки? Все казалось невероятным. Ясно было одно: моя затея с пионерским уголком, провалилась с большим треском. Весь ужас состоял в том, что, зная мое прошлое, мне никто не поверит. Итак, катастрофа, полный крах всех моих на­дежд и ожиданий. Теперь в детском доме меня наверняка будут считать вором..? Что делать? Где раздобыть исчезнувшую сумму? Мысли, одна печальнее другой, разламывали мою голову. Много часов я бродил в одиночестве по городу, так ничего путного и не придумав.