Иван Сабило - Крупным планом (Роман-дневник). 2007. Страница 3

14 февраля. Приехал на работу, а здесь переживают новую беду: грабители проникли в квартиру главного редактора журнала «Дружба народов» Александра Эбаноидзе, похитили какие-то деньги и убили его жену. Вернувшись с работы, он застал её мёртвую на диване.

15 февраля. Написал и отправил в Питер «Автобиографию».

Когда-то Сергей Довлатов мне советовал написать автобиографию раз и на­всегда, и придерживаться её всю жизнь, чтобы не вносить путаницу в даты и со­бытия. Не получается. Во-первых, сама жизнь вносит коррективы. Во-вторых, с годами приходит понимание того, чего ты раньше не понимал. В третьих, даже когда изображаешь на бумаге факты своей жизни, тебя подстерегает творческое начало. Неизменными могут оставаться лишь даты: тогда-то пошёл в школу, тогда-то поступил в институт, тогда-то умер отец. Нет, не получается держаться раз и навсегда написанной автобиографии.

Сегодня в МСПС - встреча с редакцией «Парламентской газеты». Должен был вести её Феликс Кузнецов, но он не может, попросил меня. Я подверг критике Гос. Думу за то, что до сих пор не принят Закон о творческих Союзах, а принятый

Думой Закон о Государственном языке - куцый, не отвечающий за сбережение и использование русского языка.

Давно заметил: журналисты - те же дипломаты, говорят ни о чём. Или говорят о чём попало, но только не о том, о чём надо говорить. Наша так называемая «чет­вёртая» власть всё ещё далека от народа.

16-18 февраля. Вдруг остро ощутил свой долг перед юношеством и взял­ся за роман «Возвращение “Гардарики”». Пора подумать о том, что происходит с нынешними российскими семьями. Но собираюсь изображать не маргиналов - пьяниц, бандитов, проституток, - а людей вполне дееспособных, в меру своих сил и понимания отвечающих за собственную жизнь и за жизнь своих детей.

Основным местом событий будет особая часть Ленинградской земли - ис­ток Невы и берег Ладоги: городской посёлок имени Морозова, Шлисселбургская крепость, Валаам, сама Ладога. А также Ленинград-Петербург. Я уже начинал эту книгу, но никак не удавалось продолжить: то некогда, то мало творческого духа, то необъяснимый страх перед большой формой. Всё время тормозящее чув­ство: не то, не о том, не с того начинаю. И часто не хватало воли преодолеть его. А может, просто нехватка времени и необходимой сосредоточенности, которая возникает в процессе работы. Теперь, кажется, выходит.

19 февраля. Салтыкова познакомила меня с Дмитрием Викторовичем Сил- каном - главным редактором каталогов «Знаменитые люди Москвы» и «Женщины Москвы». Он представляет Издательский Дом «Кислер Компани» и его директора Михаила Ивановича Фомичёва. Их заботит состояние современной русской лите­ратуры, и они решили совместно с МСПС учредить литературную премию в пяти номинациях: проза, поэзия, детская литература, публицистика, зарубежная книга русского автора. С вручением денежной премии, Почётного диплома и Золотой медали «За просветительскую деятельность на благо России». Предполагается эту премию вручать ежегодно в день рождения Сергея Владимировича Михалкова. И назвать её решили так, как называется одно из стихотворений Сергея Михал­кова - «Облака».

- Согласны ли вы, Иван Иванович, войти в состав оргкомитета по присужде­нию премии? - спросила Салтыкова.

- Да, с большой радостью.

22 февраля. Канун «Дня защитника Отечества», в который страна чествует нашу Армию и Флот. Ещё совсем недавно - «День Советской (Красной) Армии и Военно-Морского флота». Правильное название. Каждый понимал, кого мы чествуем в этот день. «День защитника Отечества» - не точное название, если иметь в виду только Вооружённые Силы. Разве Отечество защищают одни военные?

На улице - 20-градусный мороз. Солнце, пронизывающий ветер, но не особен­но заметно, чтобы москвичи меняли одежду: всё, как в обычные, не столь холод­ные дни. Многие мужчины и женщины без головных уборов.

Галина сегодня уезжает в Чернигов к брату, Захваткину Евгению Фёдоровичу. Полковник запаса, много лет отдавший службе в Группе советских войск в Герма­нии, тяжело болен, только что из госпиталя - после второго инсульта. В 1969 году он с одиннадцатилетним сыном Геной приезжал к нам в Ленинград. В застольной беседе, после трёх или четырёх рюмок, с гордостью, но без хвастовства, расска­зывал о своей службе в ГДР: «Иван Иванович, вы себе не представляете, какою мощью мы располагаем в Европе. Только в Германии наша группировка состоит из полумиллионной армии, пяти с лишним тысяч танков, а самолётов, ракет и про­чих военных припасов не сосчитать. Одним нажатием пусковой кнопки можно поставить на колени всю Западную Европу. Так что их хвалёное НАТО не пикнет, не успеет». - «А как же насчёт того, что даже худой мир лучше доброй ссоры и обходится куда дешевле?» - «Золотые слова! Только пускай именно НАТО их не забывает. А мы их не забудем уже хотя бы потому, что хорошо помним, во что нам обошлась война».

События предроковых восьмидесятых и роковых девяностых отозвались острой болью в душах многих советских людей, но прежде всего военных. Сот­ни офицеров и даже ряд генералов не выдержали позора и покончили с собой. И хотя лично я считаю такой поступок не чем иным, как дезертирством, вместе с тем понимаю их стыд, боль и обиду, несовместимую с жизнью. Я хорошо помню своё ни с чем не сравнимое унижение, которое я, не военный человек, пережил, наблюдая в дни так называемого путча сытых высокопоставленных государствен­ных деятелей, с экрана телевизора тупо глядевших на меня, фактически отдавая на поругание Страну. Чего они ждали? Что люди бросятся снимать их с горшков? Нет, товарищи бывшие, мы уважаем бойцов даже на ринге и на футбольном поле, уже не говоря о политике. А вы - сдатчики и трусы, которым место там, где вы сейчас находитесь.

Жаль страну, но более всего жаль бывших военных людей, одним из которых является Евгений Фёдорович Захваткин.

Шёл с работы, торопился застать Галину и проводить её на поезд. Успел, хотя она уже выходила из дома. Крепкий мороз, снег под ногами хрустит, «будто заяц капусту грызёт». На Киевском вокзале я пожелал ей счастливого пути. Моя жена едет к брату, а брат неизлечимо болен.

23-25 февраля. Переделкино. Приехал поздно. Принял душ. И тут в холле второго этажа раздались смех, крики, молодые голоса. Прикатила компа­ния, человек пятнадцать. С девушками, с вином, с настольным теннисом. Мама, караул!.. В два часа ночи вышел к ним и, ничего не говоря, приложил палец к гу­бам. До меня уже кто-то выходил, скандалил - не помогло. Потом скажут, что это был композитор Гамаюнов. Наутро он напишет гневное заявление директору Дома и уедет, не дождавшись окончания срока... Но меня почему-то послушали. Или уже и сами собрались расходиться. Половина этих ребят - кавказцы. Один из них заверил меня: «Всё, всё, папаша, заканчиваем, извините».

Кое-как, в полудрёме дождался утра. После пробежки и завтрака перебрался на первый этаж в мой любимый 8-й номер. А компания на втором этаже продолжала бушевать. Ничего не скажешь, славное место она выбрала для своего «активного» отдыха.

В санчасти перед ужином из спортивного интереса померил давление: 130 на 70. Чувствую себя превосходно.

По утрам бегаю мимо дачи Бориса Пастернака до речки, делаю разминку. И с жалостью гляжу на загубленное поле - когда-то здесь росла кукуруза под три метра высотой. Как лес. Теперь возводят железобетонную коробку. Удивительное дело: население России неумолимо сокращается, а количество домов, зданий, со­оружений и прочих многоэтажных монстров катастрофически растёт. Странная зависимость.

В День защитника Отечества по телевизору выступил новый Министр обо­роны Анатолий Сердюков. Точнее, считывал с телесуфлёра своё выступление. Натужно, плоско, без характера и души. Как будто ни о чём. По крайней мере, ни одно его слово не зацепило сознание. И где наши власти обнаружили это диванное лицо?

26 февраля. Солнечно. Ярко. Нет ветра. Мороз 12-14 градусов.

Ф. Кузнецов пригласил меня в свой кабинет на встречу с белорусскими писа­телями: председателем Союза белорусских писателей Алесем Пашкевичем, ди­ректором Литфонда Беларуси (к сожалению, не запомнил его имя) и советником Литфонда - Александром Ковалёнком.

Пашкевич рассказал, как и чем живут белорусские писатели. Неважно живут. В особенности сейчас, когда возник оппонент в лице Союза писателей Беларуси во главе с Н. Чергинцом. Помещения лишили, возможности издаваться лишили, встречаться с читателями и то запретили. Министр образования Беларуси на­ложил вето на встречи в школах и вузах с представителями Союза белорусских писателей.

- Мы, - сказал Пашкевич, - лишились даже юридического адреса и зарегистри­ровали свой Союз в посёлке Раков. А в качестве запасного аэродрома, если будем принуждены покинуть Родину, зарегистрировались в Литве.

Кузнецов посмотрел на меня. Я сказал, что не вижу в этом ничего неожидан­ного. В 1997 году Президент Беларуси принимал у себя нас, большую группу рус­ских писателей, в которую входили Ганичев, Распутин, Крупин, Карпов, Володин, Лыкошин, многие другие, в том числе и я. С белорусской стороны были Шамякин, Зуёнок, Бондарь, Скобелев. Тогда Президент при нас предупредил белорусских писателей: «Если будете предоставлять Дом литератора многочисленным мис­сионерам из Польши, Литвы, Германии и прочим любителям нас поучить, мне придётся решить вопрос о передаче Дома для хозяйственной деятельности Адми­нистрации Президента. Как не соответствующего своему прямому назначению. Нас ни политике, ни экономике учить не нужно. В особенности полякам и литов­цам - пускай сначала у себя наведут должный порядок, а мы уж как-нибудь сами».