Луи Бриньон - Чаша императора Страница 3

Разносясь по улицам, призыв этот повторялся раз за разом. Оба нищих пошли так быстро, как только позволяло положение, и вскоре оказались на небольшой площади. Далеко впереди возвышался длинный мост, а рядом с ними постепенно стала образовываться толпа — больше и больше с каждой минутой — люди выходили из дверей, группки выворачивали из всех переулков, весьма разношёрстные личности сбегались, сходились, сползались к площади со всех сторон. Не сговариваясь, оба нищих поспешили вслед за ними, оказавшись очень скоро в огромной толпе.

Подобно волнам, она бурлила и перекатывалась — от угла улицы до самого берега Сены.

Незнакомцы остановились позади, пропуская самых нетерпеливых и любопытных вперёд, и, хотя видеть главных действующих лиц не могли, голос глашатая всё же услышали:

— Двенадцатый месяц 1585 года! Да будет вам известно, жители Парижа! Его святейшество Папа издал Буллу. Отныне каждый католик свободен от присяги, данной Генриху Наваррскому. Святой церковью он признан еретиком. Он также лишён права наследовать трон, ибо лишь истинная вера может править нашим королевством. Наш добрый король с покорностью принял волю его святейшества Папы. Его величество издал эдикт. Отныне и навсегда, католическая вера является единственно истинной. Любая иная вера подлежит преследованию, а люди её исповедующие – смерти.

В то время как толпа разразилась восторженными криками, один из двух нищих исторг испуганный шёпот:

— Да убережёт нас матерь Божья! Бежим отсюда, Агриппа!

Его спутник наклонился и едва слышно прошептал:

— Да ты испугался. Не будь у тебя на физиономии этой грязи, я бы поклялся, что у тебя лицо стало зелёного цвета. Пусть вести и скверные, но присутствие духа терять не следует, иначе…

— Меня не это напугало, — раздался в ответ едва слышный дрожащий голос.

— А что же? — Агриппа, с удивлением проследил за движением головы своего спутника. Тот указывал на двух монахов, что ехали впереди на мулах. — И что в них такого ужасающего?

— Перстень на левой руке. Я увидел его, когда он дёрнул поводья. Рукав рясы сполз… И перстень, перстень у него на пальце, понимаешь?!.

— Перстень у монаха… странно, но уж никак не опасно…

— Ты не понимаешь, Агриппа, — вновь послышался смятенный шёпот. — Перстень не обычный.

Золотой круг. На нём три драгоценных, круглых камня: белый, голубой и красный. Это знак.

Такой перстень может носить лишь один человек… — голос стал едва слышен, — «Чёрный Папа».

— Верно, ты ошибся…

— Клянусь тебе, Агриппа, это он! Бежим отсюда. Бежим скорее!..

— Напротив. Последуем за ним, если это действительно он. Надо выяснить, что за дела привели его в Париж.

— Ни за что на свете. Лучше уж эти мерзкие улицы и эта вонючая одежда. Это верная смерть,

Агриппа. Его всегда сопровождают. Несколько человек следят за всем, что происходит в непосредственной близости от него. Нет, даже не проси!..

— Тогда, оставайся здесь и слушай всё, о чём будут говорить. Я скоро вернусь.

Один из нищих побрёл вслед за теми самыми монахами, которые и стали предметом горячего обсуждения. Вслед ему раздался голос, полный глубокого сочувствия:

— Прощай, друг мой! Прощай навсегда!..

«Ничего необычного, на первый взгляд. Ряса, капюшон — такие же, как у любого другого святого брата», — думал Агриппа, незаметно наблюдая за неторопливым продвижением монахов. Время от времени они понукали мулов, но не слишком усердно. В них не чувствовалась ни беспокойства, ни суеты, ни настороженности. Что ничуть не мешало Агриппе следовать за ними на расстоянии пятидесяти шагов и голосом, полным отчаяния и мольбы, издавать протяжные крики:

— Хлеба… во имя всего святого…. во имя Господа милосердного… подайте кусок хлеба!

Он кричал так часто, как только мог, старательно изображая полное бессилие, выражавшееся в неуверенной шаркающей походке и сгорбленной спине. Эта роль не только увлекала его, но и доставляла наслаждение. Он мог преспокойно разгуливать в городе, где едва ли не каждый мечтал увидеть его мёртвым.

Тем временем монахи свернули вправо. Видимо, там находилась незаметная улочка, которую

Агриппа смог разглядеть, лишь вплотную приблизившись. Точнее, это была не улочка, а тупик -

на это обстоятельство указывала каменная стена в конце её.

Каменная стена?.. Агриппа в это мгновение проклял себя за опрометчивость. Завернув вслед за монахами, он увидел не только каменную стену в конце улочки. Между ней и им находились оба монаха и не менее трёх десятков вооружённых до зубов людей. От мрачных взглядов,

устремлённых на нежелательного свидетеля, Агриппу прошиб холодный пот. В центре этого скопища угрюмых лиц, возвышалась фигура с властным взглядом. Агриппа только и успел заметить меховую накидку, всем известный рубец на щеке и лёгкий поклон в сторону одного из монахов.

Понимая, что отсчёт его смертного часа уже начался, Агриппа принял совершенно безумное решение. Испустив пронзительный невнятный вопль, он с криком:

— Мой добрый король, спасите от голодной смерти!.. — метнулся вперёд.

Этот крик настолько потряс присутствующих, что они даже не подумали помешать нищему,

который подбежал к человеку в меховой накидке. Бросившись перед ним на колени, он ухватился за край его плаща и стал молить о милостыне. Правда, чуть позже к нищему протянулись несколько рук, но их остановил повелительный голос, в котором слышалось нескрываемое польщённое самолюбие:

— Оставьте его!

Вслед за этими словами раздался звон монет. Серебряные монеты, одна за другой, падали на землю и отскакивали в стороны. «Нищий» буквально ползал по земле, торопливо и жадно собирая монеты, чем вызвал на лице господина презрительную усмешку. На нищего перестали обращать внимания, как только послышался тот же властный голос:

— Король труслив. После смерти младшего брата он пребывает в уверенности, что все беды обрушившиеся на род Валуа, не что иное, как кара Господня в ответ за преследование гугенотов.

Десять лет назад он заключил с ними позорный мир и передал им в распоряжение восемь крепостей. И хотя нам удалось аннулировать этот договор, позиции гугенотов за эти годы стали много сильнее. Его немилость по отношению к королю Наварры есть не что иное, как притворство. Он ненавидит католическую лигу, и вернёт ему своё расположение при первом же удобном случае. Мы не должны этого допустить.

— Я здесь именно по этой причине. Мы готовы действовать. Все наши договорённости остаются в силе. Однако, мне нужны письменные свидетельства, заверенные вашей личной подписью и печатью, — раздался голос одного из монахов. И звучал он не менее уверенно.

— Они у вас будут сегодня вечером!

Лёгким кивком выразив согласие и понимание, монахи развернули мулов и тронулись в обратный путь. К тому времени нищий успел подобрать все монеты. Непрестанно кланяясь и невнятно бормоча слова благодарности, он пятился назад, затем отвернулся и медленно побрёл прочь. До его слуха донёсся вопрос господина со шрамом:

— Нашли её?

— Да, монсеньор. Она прячется в аббатстве Сен-Виктор!

— Вы знаете, что делать.

— А если… монахи вступятся за неё?

— Хм… Сомневаюсь. Пусть тогда получат по заслугам, но только… от имени еретиков. Никто не должен стоять на моём пути.

Завернув за угол, Агриппа тяжело перевёл дух, отерев с лица холодный пот, которым успел покрыться, несмотря на зимнюю непогоду. Он едва спасся, благодаря своей находчивости и предусмотрительно выбранному для прогулки по городу образу. Но зато неожиданно сумел — тут по лицу его расползлась довольная ухмылка — ещё и денег заработать. Но самую большую ценность из сегодняшнего "улова" имел разговор, который ему посчастливилось услышать и который влёк за собой далеко идущие последствия, а кроме того, представлял очень серьёзную угрозу. По всей видимости, его друг-итальянец не ошибся. Агриппа уверился в этой мысли,

увидев, как склонилась голова гордого Гиза. Ну что ж, стоило признать, что в итоге день проведён с большой пользой.

Оставалось позаботиться о ночлеге для себя и своего спутника. Агриппа со всех ног поспешил обратно на площадь. Низкие лиловые тучи прорвались наконец сильным снегопадом. Как ни странно, он обнаружил итальянца на том самом месте, где оставил его. Увидев Агриппу, тот донельзя обрадовался, ибо не надеялся более на встречу.

— Надо спешить, — бросил на ходу Агриппа, — у нас появился ночлег.

— Далеко? — только и спросил его спутник. В данную минуту мысль о ночлеге, несмотря на обильный снегопад, заботила его менее всего.

— Не очень. Улица Сен-Виктор. За ней находится аббатство. Хотя, должен признаться, нас там не ждут. И не исключено, что будут не очень рады.

— Мы сделаем всё возможное, дабы показать себя с наилучшей стороны.