Loner-XP - o 7cd5ecbb508da27d Страница 3

время, начиная от двадцати с небольшим и до тридцати с небольшим, он провел в отсидке за

различные преступления, в том числе за использование холодного оружия (ножа для колки

льда) в отношении подрезавшего его на дороге водителя. Дважды - после исчезновения

свидетелей - с него снимали обвинения в убийстве, и даже родственники его старались не

сердить. Как и почему мать Доусона вышла за него замуж, для Доусона оставалось загадкой.

Он не винил мать за то, что она сбежала - большую часть своего детства он мечтал о том же, -

как не винил ее за то, что она не взяла его с собой. Мужчины в семье Коул никому и ни за что

не отдали бы своих детей, и его отец, вне всяких сомнений, все равно бы выследил мать и

забрал его к себе. Он не раз повторял это Доусону, и тот не спрашивал отца, что бы тот

сделал, если б мать отказалась вернуть сына, - это и без того было ясно.

Интересно, думал Доусон, сколько родственников еще живы? Когда он уезжал, кроме отца, у

него там оставались дед, четыре дяди, три тетки и шестнадцать двоюродных братьев и сестер.

Теперь, когда все двоюродные выросли и обзавелись собственными детьми, родственников у

него, наверное, прибавилось, но желания уточнять Доусон не испытывал. Хоть он и вырос

среди этих людей, не чувствовал себя с ними своим, как и вообще в Ориентале. Возможно, его мать, какая бы она ни была, имела с этим миром нечто общее, но только не Доусон. Он

единственный среди двоюродных братьев никогда не дрался в школе и прилично учился. Не

притрагивался к наркотикам, не пил и, будучи подростком, избегал компании двоюродных

братьев, когда те отправлялись в город на поиски приключений, обычно отговариваясь тем, что нужно караулить самогон или помочь разобрать машину, угнанную кем-то из

родственников. Он старался держаться в тени и не привлекать к себе внимания.

Ему все время приходилось выступать в двух лицах. Тот факт, что Коулы бандиты, вовсе не

означал, что они дураки, и Доусон инстинктивно понимал, что ему следует всеми силами

скрывать свое отличие от них. Наверное, он был единственным учеником в истории своей

школы, которому приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы намеренно провалить

зачет. Которому надо было научиться подделывать свой табель успеваемости, делая его хуже, чем он был на самом деле. Научиться незаметно, пока никто не видит, опустошить банку

пива, воткнув в нее нож, и использовать работу в качестве повода избегать общества

двоюродных братьев. Поначалу эти хитрости ему удавались, но со временем все изменилось в

худшую сторону. Однажды кто-то из учителей Доусона обмолвился одному алкоголику

-приятелю его отца, что он лучший ученик в классе. К тому же родственников стало

настораживать отсутствие у него одного из всей семьи конфликтов с законом. В клане, где

верность и послушание своим ценились превыше всего, Доусон казался белой вороной, а

страшнее греха не придумаешь.

Эта информация привела отца в ярость. II до этого Доусона били регулярно - с тех пор как он

начал ходить. Отец любил ремень. К двенадцати годам к побоям уже примешивалось желание

оскорбить Доусона как личность. Отец избивал сына до тех пор, пока спина и грудь у того не

становились черно-синими, потом примерно через час побои повторялись, только теперь отец

уже переключался на лицо и ноги мальчишки. Учителя знали о происходящем, но, опасаясь

за свои семьи, предпочитали не вмешиваться. Встречая направляющегося домой из школы

Доусона, шериф делал вид, что ничего не видит: ни синяков, ни кровоподтеков. Родственники

тоже закрывали на это глаза. Эби и Сумасшедший Тед, старшие двоюродные братья Доусона, сами его не раз метелили не хуже отца. Эби - потому что, по его мнению, Доусону так и надо

было, а Сумасшедший Тед просто любил это дело. Эби, высокий и широкоплечий, с

кулачищами размером с тазобедренную кость, отличался необузданным нравом и

вспыльчивостью и был умнее, чем хотел казаться. Сумасшедший Тед подлым родился. Уже в

детском саду в потасовке из-за шоколадки он пырнул товарища ручкой. А в пятом классе, пока его не отчислили, отправил своего одноклассника на больничную койку. Еще

поговаривали, что, будучи подростком, он порешил какого-то наркомана. Поэтому Доусон

решил, что лучше не сопротивляться, и научился закрываться от ударов, пока его

двоюродные братья не уставали или не теряли интереса к этому занятию, а иногда и то и

Другое.

Короче, он не пошел по стопам родственников, не включился в семейный бизнес и укрепился

в уверенности, что никогда ничем таким заниматься не станет. Со временем он понял: чем

больше кричишь, тем сильнее бьет отец, а потому стал молчать. Как бы ни был жесток отец, это не подняло его выше урки, а урки, как представлял себе Доусон, связываются только с

теми, кого точно смогут одолеть. Он знал: придет время, и он станет сильным настолько, что

сможет дать отпор и больше не будет бояться отца. Пока удары сыпались на него градом, он

все пытался представить себе, какой силой характера должна была обладать его мать, чтобы

порвать все связи с семьей.

Он делал есе, что мог, лишь бы поскорее вырасти и окрепнуть. Привязав мешок с тряпками к

дереву, он колотил по нему четырежды в день; укреплял мускулы, поднимая камни и части

двигателя, то и дело подтягиваясь, отжимаясь от пола и делая приседания. В результате этих

усилий он к тринадцати годам набрал десять фунтов мышечной массы, а к четырнадцати -еще

двадцать. В пятнадцать лет он по росту почти догнал отца. Однажды вечером - месяц назад

ему как раз стукнуло шестнадцать - отец после очередной попойки набросился на него с

ремнем. Доусон, разозлившись, выдернул ремень из руки отца и пригрозил, что, если тот еще

хоть раз его тронет, убьет его.

В тот вечер он ушел из дома и, не зная, где приткнуться, нашел приют в мастерской Така.

Когда утром Так его обнаружил, Доусон попросился к нему на работу. Ничто не обязывало

Така помогать Доусону - мало сказать, постороннему человеку, но еще и члену семейства

Коулов. Пытаясь понять, что он за птица, Так вытер руки банданой, вытащив ее из кармана, затем достал сигареты. Ему, овдовевшему пару лет назад, в то время уже стукнул шестьдесят

один год. От него пахло алкоголем, у него, курящего с детства «Кэмел» без фильтра, был

хриплый голос и деревенский выговор, как и у Доусона.

- Разобрать-то ты ее, наверное, сможешь, а вот как насчет того, чтобы собрать?

- Смогу, сэр, - ответил Доусон.

- Ты сегодня учишься?

- Да, сэр.

- Тогда приходи сразу после школы - посмотрим, как это у тебя получится.

Доусон пришел и сделал все возможное в доказательство того, что он чего-то стоит. Тогда

почти весь день шел дождь, и когда Доусон после работы снова юркнул в гараж, чтобы от

него укрыться, Так его уже ждал.

Он ничего не сказал, лишь глубоко затянулся «Кэмелом», молча покосившись на Доусона, и

снова ушел в дом. На земле, принадлежавшей Коулам, Доусон больше никогда не ночевал.

Так за жилье денег с него не брал, а питался Доусон сам. Прошли месяцы, и ему пришлось

задуматься о будущем. Он откладывал от заработка сколько мог - потратился только на

фастбэк со свалки да покупал в закусочной сладкий чай в кувшинах объемом с галлон. По

вечерам Доусон ремонтировал машину, попивая чай, и мечтал, как пойдет учиться в колледж, первый из Коулов, а также думал о том, чтобы пойти в армию или снять собственное жилье, но никакого решения так и не принял. Однажды в мастерской появился отец, который привел

с собой Сумасшедшего Теда и Эби. Оба были вооружены бейсбольными битами, а в кармане

Теда Доусон различил очертания ножа.

- Гони деньги, которые здесь заработал, - без предисловий начал отец.

- Нет, - сказал Доусон.

- Я знал, что ты ответишь так, мальчик, потому и привел с собой Теда и Эби. Они либо

выбьют из тебя всю дурь, и я все равно заберу деньги, либо ты сам мне их отдашь в качестве

компенсации за свой побег.

Доусон промолчал. Отец ковырял зубочисткой в зубах.

- Чтобы положить конец твоему спокойному существованию, нужно всего лишь дождаться

любого преступления в городе, будь то кража или небольшой пожар. Чего угодно. Потом

нужно просто подкинуть улики и сделать анонимный звонок шерифу. А дальше пусть закон

работает как положено. Ты здесь ночью один, алиби у тебя нет, и мне плевать на то, что ты

будешь до скончания своих дней гнить за железной решеткой и бетонной стеной. Мне до

лампочки. Так почему бы тебе не отдать все сразу?

Доусон знал, что отец не блефует. Потому, храня невозмутимое выражение на лице, он

вытащил деньги из бумажника. Пересчитав банкноты, отец выплюнул зубочистку и

осклабился.

- Приду на следующей неделе.