Лили Вилкес - Серийный убийца Страница 3

подозрения.

- И я смогу пойти домой к Саре? - спросила девушка.

Я покачал головой, положил нож на стол рядом с ней и сказал:

- Еще нет. Пока что нет.

Я расстегнул штаны и достал свой пульсирующий член. Видение лица

Зверушки заменило лицо этой девушки - образ Зверушки в детстве, в зрелом

возрасте, Зверушки, которая стала для меня всем моим миром.

Всегда Зверушка.

Я начал поглаживать себя, взял нож и провел им вдоль ее груди. Я двигал

им взад-вперед в одном ритме с моими неистовыми движениями руки, кровь

покрывала полосами кожу девушки, пока я ощущал, что приближаюсь к

освобождению.

Девушка начала плакать, жалко хныкать - звуки женщины, которая уже

сдалась, согласилась на свою участь.

- Зверушка, - произнес я, скорее не как слово, а как гортанный рык, когда

кончил на окровавленные ребра девушки. Сперма и кровь смешались

воедино, и я провел головкой моего члена по этой смеси. Я вздрогнул, окончательно излившись на ее бок, нож выпал из моих рук, и я выдохнул.

Затем я смотрел на тело девушки, полосы крови, полосы спермы, я

провел рукой и почувствовал влагу на кончиках своих пальцев.

После чего попробовал эту смесь на вкус: себя и кровь - острый и

сладкий привкус жизни и смерти.

Власти и контроля.

Зверушки и Меня.

Мы были вместе, и мы будем вместе.

Пока смерть не разлучит нас.

ГЛАВА 3

Джуд

Она все никак не прекращала болтать, а мне нужно было, чтобы она

заткнулась. Мне нужно было осмыслить эту новую информацию, мне

необходима была тишина.

Я никогда не осознавал, насколько занятой может быть женщина, когда

она не связана и не умирает.

Предполагаю, я никогда особо не тратил время на настоящую жизнь и

потому сейчас был ошеломлен тем, насколько разговорчивой оказалась

Зверушка.

Она постоянно двигалась.

Даже сейчас в моей постели, после полуденного ванильного секса, я мог

почувствовать, как ее нога дергается рядом с моей, пока девушка пытается

держать свой рот на замке.

Она, видимо, не понимала, что все это не было игрой. Я не был

застенчивым или игривым парнишкой, когда приказал ей замолчать, чтоб я

мог почитать.

Приказывая ей, я прямо сказал, чтобы она на хрен заткнулась. Я

слишком устал, чтобы затыкать ее рот своим членом, мне всего лишь

хотелось хоть мгновение побыть рядом с женщиной, которую я любил без

этих неестественных вздохов и птицеобразных вздрагиваний ее конечностей.

- Почему бы тебе не приготовить нам что-то на ужин? - наконец не

выдержал я, но все же стараясь быть как можно деликатнее.

В ответ Зверушка засияла, желая обрадовать меня.

- А что бы ты хотел? - спросила она, а ее красивые глаза вспыхнули

желанием осчастливить меня. Почему же я не был счастлив? Почему не мог

просто ощутить это хреново счастье?

Да потому что я был директивен, глубоко испорчен; я осознал это за те

дни, что был со Зверушкой, после того как сообщил ей, кто я.

Казалось, что каждая клеточка моего тела была против моего счастья, моего стремления быть нормальным. Полярность каждой клетки моего тела

изменилась, мой север стал югом и наоборот.

- Почему бы тебе не сделать мне сюрприз, любимая?

Она не скрывала от меня своей радости, подпрыгивая на кровати и

натягивая шелковый халат на свое стройное, чувствительное тело.

Если бы она не говорила, то вообще была бы идеальной женщиной.

- Подожди меня здесь, - сказала она, - я приготовлю нам нечто

замечательное.

Я улыбнулся, наслаждаясь видом ее покачивающейся попки, пока

девушка выходила из комнаты. Ее упругой, округлой задницы, за которую я

хватался, когда вбивал свой член в ее совершенную тугую киску.

Обычно Зверушка молчала, пока я ее трахал.

Это в некотором роде увеличивало мое либидо, а еще позволяло

получить дополнительное удовольствие от нашего секса.

Я вернул свое внимание обратно к газете и проверил состояние на

рынках. Знаю, что было довольно причудливо получать информацию из газет, тогда как я мог получить ее с моего телефона, но мне нравилось видеть

напечатанные данные больше, чем электронные.

Это связано с тем, что где-то глубоко у меня в мозге подобные вещи из

прошлого вызывают чувство уверенности, помогают не ощущать себя таким

потерянным.

Когда я был ребенком, мой отец проверял состояние рынков каждое

утро, сидя на веранде, пока прислуга наливала ему апельсиновый сок из

Флориды и ставила перед ним тарелку с омлетом из яичных белков.

Я сидел возле его колена, разговаривая, ерзая на месте и глядя на него

снизу вверх, так же как сегодня на меня смотрела Зверушка.

Постоянно нуждаясь, желая угодить ему. Желая завоевать больше его

внимания, общения, любви.

Но из-за бизнеса отец всегда вел себя как ублюдок, а мама твердила мне, что мне не следует воспринимать это на личный счет.

Однако я был всего лишь ребенком, как я мог не воспринимать это на

личный счет? Его столь неожиданная вспыльчивость ощущалась будто розга, ударяющая по моей голой нежной плоти.

Еще до детского сада я научился быть незаметным в собственном

большом одиноком доме. Я привык подкрадываться, никогда не повышать

голос, не выдавать свое присутствие, боясь вызвать гнев отца или привлечь

его излишнее внимание.

Я пролистал еще пару страниц газеты, изучил бизнес-раздел.

Заголовок одной статьи привлек мое внимание, и я внутренне застонал, прочитав его.

"Корпорация Грей расформировалась за одну ночь."

Далее шло описание, как компания, в конце концов, полностью

обанкротилась, того, что в главном офисе и по частным резиденциям

генерального директора уже шерстят кредиторы, ища все, чем можно было

бы поживиться.

К статье прилагалось фото, выглядящего крайне изнеможенно молодого

человека и женщины рядом с ним с младенцем на руках. Они стояли на

тротуаре возле жилой башни, а возле них стояли чемоданы. За их спинами

стоял кардиохирург моего отца, выглядя более чем безутешно. Человек, которому предполагалось, что я помогу, тот, кого я определенно подвел.

Я абсолютно забыл о договоренности, об этой небольшой услуге с моим

отцом, я забыл о той маленькой дерьмовой компании техников, которую

должен был спасти, дабы папа смог чрезмерно гордиться, будто суперзвезда

перед своими друзьями в загородном клубе. Я забыл о его друге хирурге со

всеми его миллионами, застрявшими в этой вышеуказанной компании

техников.

Прочитав статью, я сложил газету дважды пополам, а затем убедился, что края совпадают в одну линию. Положив ее на свою прикроватную

тумбочку, я схватил пушистую, сбитую подушку, прижал ее к лицу и заорал:

- Бляяяяяяяяяяядь!

Закончив кричать, я осознал, что выпустил немного накопившейся

внутри тревоги, потому положил подушку на место; от влажных очертаний

рта и моей слюны на ней осталось заметное мокрое пятно.

Я опустил ноги на пол с одной стороны кровати и какое-то время сидел

так абсолютно неподвижно.

Я знал, что мне придется встретиться с отцом, взглянуть ему в лицо и

вынести его гнев.

Я больше не был ребенком и не боялся его, он ничего не мог мне

сделать. Он больше не мог раздеть меня перед домиком для персонала и

избивать так, чтоб мои раны не заживали несколько дней.

Мне больше не пришлось бы спать на животе, пока девушка филиппинка

прокрадывалась в мою комнату, чтобы обработать мои гноящиеся раны.

Хотя нужно отдать ей должное, она реально хорошо заботилась о моих

увечьях, в конце концов, не осталось ни одного шрама. Я так и не узнал, что

за мазь она наносила на мои следы от ударов плетью, но средство и правда

было чудотворным.

Однако, зная, где были раны, я все еще мог прикоснуться к коже спины и

ощутить под ней небольшое уплотнение ткани.

Не думаю, что Зверушка замечала это, когда вонзала ногти мне в спину.

Я рассеяно ухватился за свой член и начал его поглаживать, думая о ней, моей маленькой дерзкой девочке, вступившейся за меня, тогда как никто не

сделал бы этого.

Я слышал, как она поет на кухне, слышал, как стучат и дребезжат

тарелки и кухонное оборудование, и почувствовал небольшой прилив каких-

то абсолютно новых чувств.

Не знаю, было ли это счастьем, но это точно было связано с моим

твердым, как скала, членом и тем, что мне необходимо было трахнуть

Зверушку.

Я встал и направился на кухню, поймал девушку сзади, задрал вверх ее

халатик и погрузился в нее раньше, чем она смогла вымолвить хоть слово.

Моя рука зажимала ей рот, приглушая крики удовольствия девушки, пока

я изливал в ее влагалище свое разочарование и тревоги. Я выпустил из себя

весь негатив до последней капли; это позволило мне забыть о той нервной