Пожиратели мира - Владимир Голубь Страница 3

Несколько секунд я молча стоял, прислушиваясь к холодному зимнему воздуху, наполненному ночным мраком, однако странного звука больше не повторилось. Решив, что это была какая-то вставка в фоновую музыку аудиокниги, я вернул было наушники на место, когда невдалеке залаяла резко собака.

Я невольно вздрогнул и тут же резко выдохнул, взяв себя в руки.

— Да уж… — губы мои расползлись в кривой усмешке.

Собаки испугался? Нет, все же стоит послушать врача и сменить жанр на более спокойный. С другой стороны, это ведь не так интересно…

Но чем дольше лаяла собака, тем сильнее пробуждалось в моем желудке странное чувство тревоги. Сотни раз я слышал, как лают собаки на проезжавшие мимо машины, на людей и друг на друга – тем не менее, эта собака звучала совсем иначе.

Я завертел головой, пытаясь в этом эхе различить истинный источник звука, и спустя пару мгновений понял, что лай этот шел откуда-то со стороны мусорки.

Я нервно сглотнул. Что-то внутри подсказывало мне, что не стоит сейчас туда соваться, и хоть разум говорил, что это лишь домыслы приобретенной тревожности, я склонен был больше доверять инстинктам, и те советовали сейчас же повернуть в другую сторону от греха подальше.

Собака продолжала отчаянно лаять. Она старалась настолько, что голос ее быстро охрип, приобретя необычные свистящие нотки резко вдыхаемого в легкие воздуха. Эмоции, что я улавливал в ее истошном вое, тоже резко отличались от обычных. Я чувствовал в нем ярость, гнев, а также страх… нет, дикий ужас, будто животному угрожала близкая смерть.

Не делая перерывы, зверь буквально выдавливал из себя звук за звуком, то ли пытаясь предупредить кого-то, то ли пытаясь позвать на помощь.

Тревожность в моем желудке раскрылась в полной мере, от чего внутри все резко скрутило, и захотелось в туалет. Кроме того, перед выходом я не опустошил мочевой пузырь, благодаря чем тот сразу же потребовал выхода содержимого в желании избавиться от лишнего веса.

— …ау! …ау! …ау-у!

От нехватки воздуха животина проглатывала часть своих воплей, и ее голос, к моему невероятному удивлению, стал отчасти походить на мучительный крик человека, истязаемого адской болью.

Я покрутил головой, отгоняя от себя глупые мысли. Кажется, излишняя внушаемость и правда действовала мне во вред, приплетая к реальности какие-то жуткие галлюцинации.

Я посмотрел по сторонам. Странно, и все же ни одного человека не было видно, хотя раньше хотя бы парочка всегда проходила мимо. Также меня беспокоило то, что на такой страшный вой никто не реагировал. Люди в любопытстве или в гневе за нарушаемую псиной тишину не выглядывали из окон и дверей, не интересовались, что случилось.

Неужели мне действительно это просто кажется?

В попытке вернуть самообладание вместе с изначальной целью я поднял с земли мусорные пакеты и сделал несколько шагов вперед к мусорным бакам, прикрытым с трех сторон листами профнастила.

Хрясь! Хрясь! Хрясь!

Внезапно собачий лай резко оборвался тремя последовательными хлопками, будто что-то массивное с силой врезалось в металлическую преграду.

На пару секунд снова повисла тишина. Затем, будто доносясь из сломанных динамиков, со скрежещущей, булькающей хрипотцой до меня донесся тихий сдавленный скулеж.

Хрусть!

Но и он мгновенно угас после очередного удара, ознаменовавшегося под конец сухим хрустом и бульканьем чего-то вязкого.

Я вздрогнул. Потом задрожал всем телом, затрясся как лист дерева на осеннем ветру. Мне не было холодно, и в тревоге мое тело никогда не вело себя подобным образом. Необычные ощущения на секунду удивили меня, и я прислушался к своему организму, гадая, что это такое.

Страх? Однако какой силы он должен быть, чтобы довести меня до такого состояния, и почему тогда я сам не чувствую ничего подобного?

— Шок, — пробормотал я немеющими губами. — Это шок.

Перед лицом повисло облачко пара.

Не знаю, сколько я стоял на месте. За это время я так и не заметил ни одного человека. Впрочем, в пространстве этом, будто замороженном в потоке бытия, появилось нечто новое – очередной звук, на этот раз тихий шорох волочащегося по заснеженной промерзшей земле чего-то, а также странное жуткое чавканье, будто кто-то прочищал вантузом забитую канализацию.

Бессмысленно отрицать, мне было страшно. Проанализировав поведение своего организма, я пришел к этому незамысловатому выводу. В то же время что-то удерживало меня на месте, не давая развернуться и сбежать прочь. Я бы не назвал это любопытством, скорее ожиданием чего-то неординарного, способного раскрасить мою серую жизнь.

Я осознавал риски. Но больше пугало меня не скрывающаяся впереди неизвестность, а то, что у меня, возможно, больше никогда не будет шанса столкнуться с такой тайной.

Вооружившись тремя большими черными пакетами, отягощающими руки, я сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее двинулся к мусорным бакам. Чем ближе я подходил, тем отчетливее казался этот хлюпающий звук, выделявшийся на общем фоне благодаря царящей вокруг тишине и безлюдью. Даже грохот автомобильных моторов будто ушел куда-то на второй план, оставив меня наедине с неизвестностью.

Я перешел через дорогу, поднялся чуть выше и оказался аккурат по ту сторону заслона из листов профнастила. От источника звука меня теперь отделяли только три небольших жестяных мусорных бака, доверху заполненных мешками и прочим барахлом на выброс.

Не решаясь сразу же разорвать завесу тайны, я чуть наклонился, выглядывая из-за угла… и шумно сглотнул, увидев торчащие оттуда худощавые ноги в рваных серых штанах, заправленных в высокие армейские ботинки, явно видавшие лучшие времена.

— Это же…

Я тут же осекся, боясь выдать себя, хотя внимательный человек уже заметил бы меня по звуку из мусорных пакетов.

Дело в том, что я уже видел эти ботинки. Сочетание со штанами, словно прошедшими через мясорубку, исключило остальные возможные варианты, и сердце в момент озарения пропустило от испуга пару ударов.

Я ни разу с ним не разговаривал, да и пересекался довольно редко. Тем не менее, сложно было не узнать местного бомжа, что вечно терся у нашей мусорки и ночевал в подъездах, греясь на трубах и оставляя после себя подарочки в виде смердящих луж в углу.

Временами по утрам я слышал, как орет на него уборщица, и тот отвечает ей тем же, кроя престарелую женщину трехэтажным матом из охрипшей от вечных болезней глотки. Пару раз его даже избивали, чтобы он переселился куда-нибудь подальше, но бомж наотрез отказался уступать и продолжал обитать в нашем районе, превратившись затем в кого-то вроде бродячего пса,