Изгнанник - Владимир Голубь Страница 3

Многоэтажка маячила в темноте огромной изуродованной тенью.

Я бежал, забыв абсолютно обо всем. Игнорируя боль, игнорируя недостаток воздуха, заплетающиеся ноги, подступающую рвоту, я бежал из последних сил, поставив на кон собственную жизнь.

Мысли улетучились из головы. Разум оказался совершенно пуст, полностью захваченный инстинктом выживания.

Может, именно так думают обычные животные? Лишенные устремлений, целей, колебаний, они лишь выживают изо всех сил и сражаются до последней капли крови, не размышляя абсолютно ни о чем.

Признаться, на секунду я снова ощутил это тонкое чувство свободы, и на моих губах заиграл кривой оскал, служивший чем-то вроде радостной улыбки. Вполне возможно, я просто сходил с ума, столкнувшись в очередной раз со страхом смерти.

— Ха! — по моим губам скользнул хриплый смешок. — А-ха-ха-ха! — а затем я и вовсе рассмеялся, судорожно заглатывая ртом ледяной воздух.

Ноги утопали в снегу, вязли в сугробах. Резиновые подошвы изорванных сапог скользили по промерзшей земле, но я лихорадочно смеялся сквозь боль и продолжал бежать, разглядывая плавающие перед глазами красные круги, которые грозились вот-вот заполонить все поле зрения.

Многоэтажка становилась все ближе, но зверь за спиной оказался быстрее. Лай преследовал меня буквально по пятам, и по коже пробежала дрожь от страха за собственную жизнь.

Быстрее!

Еще быстрее!

Во рту снова почувствовался привкус крови. Он облепил глотку, скрежетал на зубах, слизью скапливался на языке, стекая затем по губам и подбородку. Кровь хлестала из моих легких и желудка, из раны в боку, и все же я ни на секунду не останавливался, несмотря на жестокие телесные муки, от которых шла ходуном голова.

Лапы псов с шорохом летели по мягкому снегу. Могу поклясться, я слышал лязганье их ощетинившихся частоколом клыков челюстей друг о друга. Перед собой я видел их исходящие слюной злобные пасти, готовые в любую секунду вцепиться мне в голень, повалить на землю, разорвать на мириады мелких ошметков.

Многоэтажка нависала над нами подобно молчаливому стражу или монстру из кошмаров. Свет луны отражался в уцелевших окнах, что походили ныне на жуткие огромные глаза, взирающие на мир с высоты птичьего полета. Кое-где из разрушенных стен торчала скрюченными лапами железная арматура. Под гнетущим ветром здание едва заметно покачивалось из стороны в сторону, выло в ответ на зов природы, похрустывало и осыпалось мелкими обломками бетона.

Бах!

Небо снова взорвалось снопом искр, и раскаленные пули разорвали в своей безудержной ярости воздух, снова угодив в землю.

— Взять его, сучьи выродки! Не вздумайте снова упустить!

Откашливая частицы легких, я в алом мареве различил перед собой знакомую выщербленную стену и пустое окно без стекла, под которым в роли ступени валялся прямоугольный камень. Близость спасения придала еще немного сил, и я в несколько широких прыжков преодолел разделявшее нас расстояние и с разбегу запрыгнул внутрь, оттолкнувшись ногой от камня.

— А-а-а!

Внезапно истошный крик вырвался из моего горла.

Перекатившись по припорошенному снегом полу, я проехался спиной по осколкам бетона и тут же наугад несколько раз ударил каблуком сапога перед собой, пытаясь нашарить рукой увесистый камень.

Тварь вцепилась мне в икру и остервенело принялась мотать башкой из стороны в сторону, силясь выдрать из меня кусок мяса. Отдавая ей должное, это подлое создание инстинктивно знало, куда целиться, поэтому я мгновенно оказался обездвижен, и собачья туша повисла на мне тяжким бременем.

Я еще раз ударил ногой. Пес заскулил, но челюсть разжимать не собирался и, упершись лапами в землю, стал рывками тянуть меня на себя, отгрызая податливую плоть, защищенную лишь тонкой штаниной.

Пальцы схватились за угловатый кусок чего-то твердого и шершавого.

Не тратя времени на разборки, я метнулся вперед и с размаху врезал обретенным оружием по собачей морде, от чего та мучительно взвизгнула и на секунду отстранилась, тряхнув черепушкой, словно пытаясь согнать с себя вспышку боли.

Этого времени мне хватило, чтобы еще раз кинуться навстречу мерзавке, размахнуться и четырьмя последовательными ударами прикончить тварь, разметав ее мозги по сгнившим половицам.

Однако порадоваться небольшой победе я не успел. В окне тут же показалась вторая морда, одним махом запрыгнув внутрь, и я ничего не успел сделать, кроме как в собственном бессилии кинуть в нее свое оружие, и, развернувшись и прыгая на одной ноге, вывалиться за порог и захлопнуть за собой едва держащуюся на ржавых петлях дверь.

Хрясь!

Грузная туша врезалась в дерево, и я налег на дверь всем телом. Собравшиеся в комнате собаки снова оглушительно завыли, привлекая внимание своих хозяев, и нетрудно было догадаться, что те вскоре тоже окажутся здесь, и подобная защита их уж точно не остановит.

Я взглянул на здоровый холодильник, стоявший у стены рядом с дверью, и, поблагодарив хозяина данного жилища, потянул его в сторону, пока он не накренился, после чего отскочил назад.

С грохотом бесполезное ныне устройство старого мира повалилось на пол, надежно зафиксировав дверь на месте.

У меня появилась фора.

Я посмотрел на свою разорванную ногу и недовольно цокнул языком. Ситуация из плохой резко превратилась в наихудшую, и я уже не верил, что у меня получится пережить этот день в добром здравии.

Сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть от боли, я наступил на ногу, потом топнул ей еще и еще, пока не убедился, что смогу продолжать бежать, пусть и не так быстро.

Я мог бы тысячей слов описать свое нынешнее состояние. Пожаловаться в очередной раз на боль, на усталость, однако ж смысла в этом не было никакого.

Все было плохо – вот и конец истории.

Я выбежал из квартиры, игнорируя все увечья, и заорал во все горло:

— Помоги мне!

Я надеялся, что мой крик достиг цели, и побежал к лестнице, когда внезапно окно коридора взорвалось осколками, и из него, будто отделившись от уличной мглы, внутрь проник очередной зубастый монстр, разразившись утробным рыком.

Чудище устремилось ко мне.

Сглотнув, я торопливо огляделся, но не нашел ничего подходящего, чем можно было отбиться от мерзкой твари, а та тем временем уже сократила дистанцию и в прыжке кинулась вперед, раззявив огромную красную пасть, наполненную кривыми желтыми зубами и смрадным дыханием.

Не зная, как еще поступить, я выставил перед собой руку для защиты, и пес тут же в нее вцепился, а его челюсти захлопнулись так же крепко, как стальной капкан.

Нельзя было медлить. Чем больше проходило времени, тем слабее я становился, и преследовали наступали на пятки.

Схватив пса за шею второй рукой, я, не дав тому приземлиться и найти