Эндрю Кин - Ничего личного: Как социальные сети, поисковые системы и спецслужбы используют наши персональные данные Страница 30

Как признался еще в 2007 г. в интервью Financial Times тогдашний генеральный директор Google Эрик Шмидт, Google хочет знать нас лучше, чем мы знаем самих себя, с тем чтобы подсказывать нам, не только какой работой следует заняться, но и как мы желаем провести свой день58. «Мы знаем, где вы находитесь. Мы знаем, где вы находились, — сказал Шмидт редактору Atlantic Джеймсу Беннету в сентябре 2010 г. — Мы более-менее точно знаем, о чем вы думаете»59. Это и есть подлинная причина, почему в 2014-м Google потратила $500 млн на покупку стартапа DeepMind, занимающегося разработкой технологии искусственного интеллекта, которая, по словам Амира Эфрати, корреспондента сайта The Information, «научит компьютеры мыслить, как человек»60. Научившись мыслить, как мы, и сумев пробраться в наше сознание, Google завладеет нами. А завладев нами — нашими желаниями, намерениями, карьерными устремлениями и, в первую очередь, покупательскими предпочтениями — Google завладеет сетевым будущим.

Хорошо осведомленный обитатель Кремниевой долины и технологический обозреватель Джарон Ланье утверждает, что «будущее должно стать нашим театром»61. Но экономика фабрики данных превратила нас в участников шоу, которое разыгрывается в чьем-то чужом театре. И, в отличие от профессиональных актеров, мы не получаем никакой оплаты за свой труд. Неудивительно, что Ланье с ностальгией вспоминает те времена, когда мы с оптимизмом смотрели в будущее.

Я тоже скучаю по такому будущему. И, чтобы обрести свой прежний оптимизм, мне потребовалось вернуться на четверть века назад на улицу Бервик-стрит в лондонском районе Сохо.

Глава 5

КАТАСТРОФА ОТ ИЗОБИЛИЯ

Короткий хвост

Я вырос в Англии. Нет, не в Англии Уинстона Черчилля с ее эксклюзивными джентльменскими клубами и не в Англии «Аббатства Даунтон» с его сельской аристократией и неестественно приветливыми слугами. Я жил не в декорациях ностальгической костюмной драмы, моей Англией был Лондон. А моим Лондоном был Сохо — квартал площадью в 2,5 кв. км в Вест-Энде, являющийся историческим центром городской индустрии моды, а также средоточием независимой кино- и музыкальной индустрии города.

Я рос в свингующем Лондоне конца 1960–1970-х гг. и наблюдал в Сохо куда более увлекательное шоу, чем мог бы предложить любой телесериал наподобие «Аббатства Даунтон». Моя семья занималась торговлей тканями и владела магазином на окраине Сохо, поэтому мне выпала счастливая возможность все мои юные годы бродить по его многочисленным клубам, кафе, магазинам грампластинок, а также по иным «более взрослым» развлекательным местам. Это были славные годы для английской музыкальной индустрии — период удивительной творческой плодовитости, когда Лондон в целом и Сохо в особенности казались, по крайней мере мне, центром этой творческой вселенной. Beatles, Rolling Stones, Queen, Джими Хендрикс, Элтон Джон, Дэвид Боуи — все они играли в клубах Сохо, таких как Marquee, и записывали альбомы в местной студии Trident Studios. Эрик Клэптон и участники группы Sex Pistols некоторое время жили здесь, а местом действия своего хита «Лола» (1970) группа The Kinks избрала здешний безрассудно раскованный секс-клуб.

Наш семейный магазин Falbers Fabrics располагался на углу Оксфорд-стрит, самой оживленной торговой улицы Европы, и Бервик-стрит, даже и не улицы, а узкого обрубка, упирающегося в стриптиз-клубы и массажные салоны — место, известное под пристойным названием «Старый Сохо». Бервик-стрит занимает особое место в истории моей семьи. На этой улице мой прадед Виктор Фалбер, иммигрант-предприниматель из польского городка Плоцк, в начале ХХ в. начал свой торговый бизнес. Это были времена, когда все, от аристократов до простолюдинов, шили одежду на заказ. Он торговал шерстяными и шелковыми тканями и каждый день отвозил свой товар на тележке из лондонского Ист-Энда на рынок, расположенный на Бервик-стрит, где продавал ткани портным, которые затем шили из них одежду. Позже прадед открыл свой магазин, сначала в нижней части Бервик-стрит, а затем, уже под названием Falbers Fabrics, на углу с Оксфорд-стрит, превратив его в один из самых известных в Лондоне магазинов тканей. И по сей день имя Виктора Фалбера можно увидеть на стене дома № 12 по Бервик-стрит — на мраморной вывеске над входом в офисы нынешнего арендатора здания, креативного агентства, занимающегося производством вирусного онлайн-видео. V. FALBER & SONS — гласит вывеска, служа призрачным напоминанием об экономике производителей, когда одежда шилась по индивидуальным заказам, а не была продуктом массового производства.

В отличие от Баттери-стрит в Сан-Франциско и Фэктори-стрит в Рочестере с их головокружительными взлетами и падениями за последние четверть века, в судьбе лондонской Бервик-стрит после 1989 г. не произошло больших перемен. Если бы вы прогулялись по ней в 1989-м и затем, проспав четверть века, прошли бы те же самые полмили в 2014 г., вам бы показалось, что здесь мало что изменилось, по крайней мере на первый взгляд. Сегодня вы бы увидели все так же забитую транспортом улицу с рядами магазинов, клубов, баров и ресторанов, популярных как среди туристов, так и среди сотрудников многочисленных компаний модной и медиаиндустрии. И вы по-прежнему увидите шумный рынок под открытым небом на южном конце улицы, где торговцы громко зазывают покупателей к своим прилавкам с овощами, фруктами, цветами и дешевым ширпотребом.

Однако, если приглядеться повнимательнее, то можно увидеть, что и Бервик-стрит коснулись перемены. В 1989 г., когда Тим Бернерс-Ли изобрел Всемирную паутину, улицу называли «Золотой милей винила». В те времена на ней находилось более 20 специализированных магазинов пластинок, охватывавших все музыкальные жанры — от блюграсс, регги, электроники и хауса до соула, фанка, джаза и классики. Все эти магазины были открыты в начале 1980-х, после того как компании Sony и Philips внедрили формат компакт-диска, начиная с открытого в 1984 г. магазина Reckless Records, ставшего настолько популярным, что пять лет спустя он открыл свой филиал в Чикаго.

Это был золотой век индустрии звукозаписи. В 1989 г. Бервик-стрит являлась не только «местом с самой высокой концентрацией магазинов грамзаписи в Великобритании»1, как писала газета Independent, но и центром независимой музыкальной жизни Лондона. Возможно, самой известной музыкальной улицей Лондона была Эбби-роуд в районе Сент-Джонс-Вуд в нескольких милях к северу от Сохо — увековеченная на обложке одноименного альбома Beatles 1969 г., но Бервик-стрит не сильно уступала ей в славе. Фотография Бервик-стрит в стиле "Abbey Road" украшает обложку знаменитого альбома группы Oasis "(What's the Story) Morning Glory?" — одного из самых успешных в музыкальной истории Великобритании, который после своего выхода в октябре 1995 г. продавался в количестве два экземпляра в минуту в гипермаркете HMV на Оксфорд-стрит2. Но сегодня больше не существует ни HMV, ни «Золотой мили винила». В 2014 г. на Бервик-стрит осталось всего четыре или пять музыкальных магазинов, в том числе Reckless Records с выставленным в витрине ностальгии ради альбомом Oasis. Славные времена закончились. Как и Виктор Фалбер с его экономикой производителей одежды, «Золотая миля винила» ушла в историю.

Будучи заядлым музыкальным коллекционером, в 1980-е я провел много счастливых часов, бродя по магазинчикам Бервик-стрит. На витринах всех магазинов красовались таблички «Купля», «Продажа», «Торг». Так я познавал экономику «купли-продажи-торга» редкой творческой продукции. Точно так же как мой прадед торговал ценными шерстяными и шелковыми тканями на рынке Бервик-стрит, продавцы на «Золотой миле винила» торговали ценными музыкальными записями вроде пластиночной версии альбома "(What's the Story) Morning Glory?" или семидюймового сингла «Лола» Kinks. Цены устанавливались исходя из спроса. Чем более редким был товар, чем выше на него покупательский спрос, тем выше была цена. А если цена вас не устраивала, вы могли пойти в соседний магазин и попробовать купить там. Это был совершенный рынок.

Кроме того, это был идеальный культурный опыт. Бывший главный редактор Wired Крис Андерсон сформулировал теорию «длинного хвоста», подразумевая под этим предполагаемое изобилие культурной продукции собственного производства, доступной во Всемирной паутине. Но Бервик-стрит, этот узкий обрубок улицы в Сохо, представляла собой реальный «длинный хвост» музыкального разнообразия— еще за годы до того, как Андерсон придумал свою теорию. Если вы усиленно искали в многочисленных независимых магазинах грамзаписи на «Золотой миле винила» и других улицах Сохо, то могли откопать самые редкие и малоизвестные пластинки. А если не могли найти то, что искали, или не знали, где надо искать, свои услуги предлагали живые люди (а не алгоритмы), которые могли ответить на ваши вопросы и подсказать, что послушать и купить. Эти люди не были непогрешимы, но они давали весьма удачные рекомендации гораздо чаще, чем алгоритмы, которые опираются только на историю ваших прошлых покупок и могут подсказать вам лишь то, что вы уже знаете.