Неизв. - Так было суждено Страница 31

Дрожащей рукой Юля убрала прядь со спокойного лица своей старосты и поспешно сглотнула: во рту стало как-то подозрительно сухо и жарко. Да и вообще все тело начал пробивать то озноб, то жар. Периодика была непостоянной, так что в результате Юля смирилась с тем, что с ней творится. Но ненадолго. Губы чуть приоткрылись, позволяя теплому дыханию резко и нестабильно вырываться наружу, касаясь при этом лица спящей девушки.

Юля наклонилась еще ниже, еще и еще, пока слабый писк разума окончательно не заглушился громогласным голосом лихорадочно бьющегося сердца. Когда желанные губы оказались уже совсем близко, девушка не смогла удержаться. Прикосновение обожгло сухие губы Юли, внутри стали не то, что бабочки летать, слоны буги-вуги отгрохали. Поняв, что еще немного, и Марина проснется — от такого не проснешься, как же —, девушка неимоверным усилием воли заставила себя отскочить назад и, не переводя дыхание, мигом оказалась у себя в постели. Сердце все так же бешено стучало, но на устах расцвела довольная и чуть-чуть безумная улыбка, именно та самая, которая бывает у влюбленных.

Марине стоило нечеловеческих усилий оставаться спокойной: ногти до боли впились в кожу ладоней. Да, светловолосая не спала. И улыбалась.

«Лучший подарок на день рождения…»

====== Еще один подарок ======

Валяясь полуголой на кровати, Юля улыбалась так, как может улыбаться только окончательно и бесповоротно влюбившийся человек. Можно было проще простого понять внезапно свалившуюся на голову кареглазой радость. Ведь только человек, безоговорочно влюбленный, может быть счастлив всего лишь небольшим шажкам в сторону своего объекта обожания — и пустяки, что этот самый объект спит и видит десятый сон.

Как только девушка решилась на поцелуй — нельзя сказать, что это было обдуманное решение, так как Юля в тот момент как раз таки и не думала — и позволила своим горячим губам коснуться мягких губ Марины, она почувствовала себя так, словно камень с плеч свалился. А ведь и правда: стоило лишь признаться самой себе в чем-то, а не бежать от этого, как сразу же открылось новое дыхание, и мир стал ярче, и дышать стало свободнее, и еда вкуснее стала — тут у каждого свои побочные эффекты от внезапного озарения и осознания всея истины.

Юле казалось, что нет никого счастливее ее в данный момент. Девушку переполняло вдохновение, готовое в любой момент вырваться наружу, всепоглощающая радость и что-то еще. Что-то, чему еще человечество не придумало названия. И хорошо, ведь столько прекрасного испоганили люди кособокими и угловатыми словами.

В общем, горячая и неугомонная душа девушки ликовала и требовала продолжения. Так требовала, ну так уж требовала, что через пару минут отчаянно-радостных порывов Юля задрыхла как суслик и очень мило засопела в обе дырочки. Видимо, девушке начало сниться нечто приятное и желанное, так как она издавала подозрительные звуки, как-то странно шевелила конечностями, постоянно вертелась в кровати и вообще пускала на подушку слюни.

Марина, которая хоть и лежала все это время с закрытыми глазами, спать совсем не хотела. Юля же, в отличие от светловолосой, могла быстро переключаться с одной вещи на другую, ничему не удивлялась уже через несколько минут демонстрации чего-то удивительного. У Яны сложилось впечатление, что если кареглазая увидела бы огромного розового паука в желтую полосочку, то она произнесла бы что-то типа: «ОГОСПОДИТЫБОЖЕМОЙ! ЭТО ЖЕ РОЗОВЫЙ ПАУК В ЖЕЛТУЮ ПОЛОСОЧКУ… Пойду поем».

Но вернемся к Марине.

Светловолосая позволила себе открыть глаза только тогда, когда Юля уже начала нести какой-то бред про голубые канделябры, которые по какой-то неизвестной придворным причине, вынесли из замка сэр Бекон и его дочь Пельмешка.

Осторожно и медленно, словно боясь даже самым слабым шорохом разбудить кареглазую, Марина повернула голову в сторону девушки и еще долго и задумчиво смотрела на едва различимый силуэт своей соседки по комнате. Если Марина и Юля поменялись бы местами, то голова кареглазой сейчас бы кипела от миллиардов противоречивых и крикливых мыслей, они бы толклись, налезали бы друг на друга, как это делают проворные старушки в общественном транспорте, пытались перекричать друг друга и т. д. А вот у Марины были всего лишь две мысли, которые достаточно мирно и спокойно сосуществовали друг с другом, поочередно высказывая свое мнение и не пытаясь набить друг другу морду.

Первая: «Я ищу Киру. Никакой Юли в моей личной жизни».

И вторая: «Какого лешего я сдержалась?»

Впрочем, можно сказать, что первая мысль совершенно спокойно вытекала из второй, в то время как вторая мысль преувеличенно небрежно вытекала из первой.

Вспомнив слова Яны, Марина тихонько вздохнула. То ли червь сомнения все-таки прокрался в загадочную душу неприступной девушки, то ли ночь как-то странно влияла на принятие решения, то ли было что-то еще, но железная стена убеждений Марины неуверенно содрогнулась и, покачнувшись из стороны в сторону, стала неумолимо рушиться, пока светловолосая не одернула себя. Заскорузлый ветер старых принципов и убеждений больно царапнул мысли светловолосой, заставив ту от неожиданно тяжелого решения закрыть лицо теплыми ладонями.

Теплыми?

Марина от неожиданности резко села на кровати и недоуменно смотрела на свои ладони. Ведь они же всегда были холодными после того, как уехала Кира.

Кира…

Светловолосая медленно поднялась с одиноко скрипнувшей кровати и на цыпочках прокралась к темно-коричневой шуфлядке. Ящик письменного стола слабо скрипнул, когда девушка осторожно выдвинула его. Найдя то, что она искала, Марина открыла медальон и при свете погрызенной луны стала молча смотреть на фотографию, словно ожидая ответа. Но ответа не было. Лишь слабо тикали часы, лениво переставляя стрелки с места на место.

«Мне нужно время», — захлопнув медальон и прижав его к своей груди, подумала девушка. — «Время, чтобы разобраться. Хватит и дня», — обманывала себя светловолосая. Ответ уже давно был ей известен. И именно она, Марина, лучше других понимала, что первая мысль, пришедшая в голову, почти в девяноста процентах случаев является самой верной для сердца — для сердца, но не для головы, а они, как известно многим, очень редко находят то, что устраивало бы их обоих. И эта мысль касалась не Киры.

«Хватит и дня…» — мысленно повторила про себя светловолосая.

Проснулась Юля в самом что ни на есть лучшем расположении духа. Единственное, что могло подпортить нестабильное — как обычно нестабильно веселое — настроение девушки, так это то, что кареглазая проснулась на холодном полу в объятиях своего старого друга Хряка. Свин был очень даже не против, а вот у Юли уже затекло все тело. Вставая, девушка почувствовала, как у нее хрустит чуть ли не каждая косточка. Скуля от холода и боли в шее — на самом деле затекла только она, — Юля с горем пополам собралась в более или менее приличного вида девушку.

Кареглазая всегда вставала так, словно проводила опыты с ядерным или химическим оружием. Нет, она никого не убивала, ни на ком ничего не испытывала — не будем о темном прошлом девушки, — а просто очень громко поднималась. Разумеется, ни один утренний подъем не обходился без того, чтобы Юля параллельно не разбила что-нибудь, или не ударилась о стол, стул, печатную машинку, чучело медведя или скелет игуанодона, или не вызвала ураган Катрина. Однако это утро обошлось без происшествий — можно закрыть глаза на то, что девушка запуталась в простыне и картинно прочесала многострадальным носом пол.

В общем, утро началось прекрасно.

Девушка уже умылась, причесалась, почти оделась, но что-то все равно упустила из виду. Подойдя к зеркалу, Юля тщательно себя осмотрела. Уже отросшие густые темно-каштановые волосы лениво дотягивались до лопаток и, словно маятники, качались из стороны в сторону, когда кареглазая вертела головой в поисках несуществующего промаха.

— Блин, и все равно же что-то не то! — сердито прошептала девушка и скрестила на груди руки. — Вот задницей чувствую, что не хватает чего-то!

Посмотрев вниз, девушка поняла, чего же все-таки так не хватало ее пятой точке. Всего ничего: штанов. Злобно фыркая, как рассерженный ежик, Юля встала на четвереньки и стала ползать по полу, пытаясь найти хоть какой-то намек на две штанины. Спустя пять минут поисков девушке пришлось признать, что ни в какой Нарнии ее штанов нет, и она, смахнув невидимые миру кристаллики слез, побрела к стулу, на котором сонно болталось камуфляжное нечто.

Наконец-то девушка оделась, сгребла с собой деньги на подарок, взяла сухой паек, состоящий из двух наспех сделанных бутербродов студента* — ими можно было накормить голодающую страну, — и тенью выскочила в коридор. Время было раннее, всего-то шесть утра, так что в коридоре никого не было. Вырвавшись на волю, Юля, радостная и вдохновленная, полетела прямо в сторону З.-младшего.