Валерий Афанасьев - Тарси Страница 32

  Вдруг над головой ударил в несколько очередей пулемет. Кузов машины дробно затрясся от выстрелов. Старик увидел, как впереди на дороге кеглями валятся мертвецы, освобождая проезд. Куля рулил, сосредоточенно, сопя носом и периодически злобно матерясь. Машина запрыгала по трупам. Куля, почти не сбавляя газ, проскочил опасный участок.

  Машина проехала через примечательное место. Мертвецы колышущейся толпой текли прямо через дорогу. Их было действительно много. Откуда их столько взялось в этом месте? Куда они бредут?

  - Куля, ты калганом своим пошеруди малеха! Зачем ты сюда полез. В трупах завязнем, станем на месте и чего тогда? У меня вся повязка кровью напиталась. Они же в машину лезть будут на запах. Нас мертвяками по самую крышу мигом засыплет.

  Куля ничего не сказал, только крепче сжал баранку джипа.

  За окном бежала Москва новая и страшная, одновременно знакомая и незнакомая. Город смердел мертвечиной. Движение на улицах напоминало агонию. Редкие одиночные машины, военная техника, колонны разномастных автомобилей. На улицах уже не было прохожих, точнее не было живых прохожих. Мертвые бродили, стояли и лежали повсюду. Старик увидел, как механически бредущие манекены просто массой задавили двух бегущих женщин. Те сначала пытались сворачиваться от мертвецов, отталкивали их от себя, даже можно сказать, что вполне успешно. Потом на руке одной из них повис голый ребенок без кожи на лице. Вторая успела пробежать после этого не больше десяти метров. Ее за ногу схватила толстая женщина с объеденными до костей ногами.

  Столица умирала в конвульсиях. Старик зажмурился, что бы не видеть этого кошмара. Он и хотел бы заплакать по уходящей из города жизни, но вот слез у него не было.

  - Дед, а ты зачем портфель с собой взял? - поинтересовался у него Смуглянка.

  - Так у меня там все, что от прежней жизни осталось.

  Дед молча вытащил тонкую книгу большого формата - глянцевое подарочное издание о городе-курорте Сочи. Между толстых мелованных страниц лежали три фотографии. На первой старой черно-белой фотографии его за шею обнимали дочка и сноха, а вокруг цвели яблони. Сын стоял рядом и надевал мясо на шампуры. Все улыбались. Жена сына тогда уже беременная была. Все улыбались такими безмятежными радостными улыбками. На второй большой фотографии из фотосалона они и его ненаглядная Софьюшка держали друг друга за руки. На третьей фотографии была одна Соффьюшка, точнее только ее лицо. Она подпирала обеими руками голову и улыбалась легкой едва заметной улыбкой. Можно было сказать, что улыбается она только глазами. Он даже не помнил, когда сделали эту фотографию. Он нашел ее буквально на днях, когда клеил очередной альбом.

  Смуглянка посмотрел на фотографии молча, кивая головой. Потом книга перекочевала обратно в портфель. Дед использовал книгу вместо папки и носил ее с собой в портфеле постоянно.

  Проезжая под мостом, Куля свернул в сторону. Мертвяков под мостом было удивительно много.

  - Какого хера....- начал было Смуглянка, но осекся, увидев, что пикап подъехал к короткому микроавтобусу, но крыше которого, стоял человек с видеокамерой.

  Было не понятно, как Куля сумел заметить бедолагу на крыше автомобиля. Ведь его закрывал собой разбитый автобус. Куля практически вплотную притерся к белому микроавтобусу, зажав бортом четверых зомби. Противно затрещали кости. Старик не увидел, но стразу почувствовал, как парень с крыши микроавтобуса спрыгнул в кузов. Джип рванул с места, расталкивая и давя бредущие и стоящие трупы. Опять были глухие удары тел о кенгурятник и борта машины, хруст костей от ударов и хруст под колесами автомобиля. Почти все лобовое стекло было забрызгано кровью. Дворники размазывали грязную жижу по стеклу. Жидкость в бачке омывателя уже закончилась. Сзади большим кораблем плыл КАМАЗ. С улицы тянуло трупным смрадом, кровью и смертью.

  Дальше ехали уже без остановок. Хотя Куля и попытался подобрать с дороги женщину с ребенком, но в последний момент отвернул от них со словами:

  - Укушенные они.

  Это был приговор.

  Около МКАДа выезд из города был перегорожен бетонными блоками и бронированной военной техникой. На импровизированных вышках из тех же самых блоков стояли пулеметы. Огонь частых дульных вспышек был виден еще издалека. По шоссе перед блокпостом ездил оранжевый колесный трактор и отвалом убирал с дороги трупы, освобождая проезд. Прямо на крыше трактора в обычном кресле, примотанном тросом к крыше трактора, сидел боец, и периодически стреляли из автомата.

  Их пропустили без задержки. За МКАДом они влились в поток машин, едущих от города. Остановившиеся из-за поломки или аварии, машины сталкивали на обочину военные. Вокруг некоторых из таких горе-машин кучковались зомби. Не хотелось думать, что водителей и пассажиров этих машин оставляли на произвол судьбы.

  По встречным полосам шла военная техника и редкие автомобили. На заправках стояли очереди машин. Такие же очереди были около придорожных закусочных. Некоторые павильоны, дома и магазины, мимо которых они проезжали, вполне откровенно грабили, а некоторые пылали пожарами или были уже выгоревшими.

  Старик видел из окна джипа, смерти, истерики, стычки. Все происходящее казалось неральным,искусственным и наигранным. Он опять смотрел через окно свой нескончаемый сериал. Думать и говорить не хотелось. В душе был страх. Он боялся того, что происходит. Он боялся будущего. Так не должно быть.

  Старик как-то слышал фразу: 'устал от жизни и хочет спокойной смерти'. Тогда он просто удивился и задумался над этими словами, а сейчас он понимал какая это несусветная глупость. Даже в его возрасте и с его болячками, даже не смотря на то, что он безразличен как своей дочери, так и остальным родственникам, он хотел жить. Пусть плохо, пуст трудно, но жить, не смотря ни на что.

  Вскоре мелькание картинок за окном замедлилось. Они свернули с шоссе после большого фанерного щита: 'Накопительный пункт - 300 метров'.

  Глава 10 Огонь

  Огонь разгорался медленно и со вкусом. Сначала маленький и озорной он рос, стремительно набирая силу и разбегаясь вширь. Огонь похлопал пузырьками вскипающей солярки, вслед уходящим людям, подавшим ему жизнь. Он в блаженном предвкушении облизывал куски деревянной мебели и одежду мертвых людей, с упоением вгрызался сладкие топливные брикеты. Ему хотелось жрать.

  Подобно пружине колоссального механизма он разворачивался и распрямлялся. Скрытая мощь рвалась наружу. Он готовился к броску, но в самом начале его отбросило назад как цепного пса, рванувшегося на встречу желанной свободе. Хотя его осадила не цепь и не тугой ошейник. Огонь задыхался. Разрастаясь, он выжрал почти весь кислород в вестибюле и жадно всасывал в себя малейшие сквозняки, долетающие с лестницы. Убежать из душного лобби он не мог, в лифтовом холе не было еды. Он бесновался, он сатанел, он выблевывал клубы черного густого дыма, который зловонной массой лениво ворочался под потолком, скорчиваясь в жгуты и безобразные кучи. Рваные облака полного сажи дыма нашли выход и потекли жаркой волной вверх по лестничной клетке.

  Огонь одержал победу. Он трескучим жаром разрушил стекла окон в вестибюле подъезда. Они лопнули, не выдержав его горячего напора. Огонь вдохнул живительного свежего воздуха и торжествующе заревел бешеным слоном. Яркая вспышка бушующего пламени вышвырнула прочь на лестницу ленивую блевотину черного дыма. Перегретый воздух погнал непроницаемые жирные клубы все дальше и дальше вверх по ступеням и перилам. Обжигающий смертоносный поток, достиг верхней площадки и вошел в открытую дверь квартиры Петрова.

  В это самое время Кызя сидел в проеме распахнутой двери той самой квартиры. Морф восстанавливался медленно. Повреждения были не таким уж и значительными, но больше всего досталось как раз самым нежным и уязвимым местам. Зрение возвращалось очень тяжело. Но в отсутствии зрения Кызя стал ощущать окружающее пространство. Если поначалу он ощущал только волны живого тепла, то сейчас он ощущал окружающие предметы и обстановку вообще. Пожалуй, со временем он сможет обойтись и без этих нежных глазок, как и погибший маленький морф.

  Со слухом была вообще беда. Порванные в клочья барабанные перепонки срастались неправильно. Ушные раковины заполнились мутным киселем бурой слизи. Кызя опять накачивал свой организм кислородом, сосредоточенно раздувая и сжимая легкие. Питаемые кислородом, клетки работали намного быстрее. Неприкосновенный запас морфа неумолимо таял, тратя драгоценные питательные вещества на досадные ранения. Он уже начал ощущать тень крадущегося к нему голода.

  Пришедшая снизу вонючая волна дыма с мутными перьями черной копоти обдала его жгучим теплом. Это было приятно. Клетки потянули в себя живительное тепло. Становилось жарко, а черные перья сменились мрачными тучами.