Василий Клюкин - Коллектив Майнд Страница 32

Поверили или нет веселые Стефани и Карла в африканское путешествие было не ясно, но дом-фургон смотреть пошли.

Айзек, несмотря на выпитое пиво, на абсолютно свободный вечер и ночь, на откровенную симпатию со стороны Стефани, и даже, несмотря на ее миленькое личико, предпочел предоставить фургончик и непринужденное общение в полное распоряжение Байки. В его голове крепко сидели Мишель Бланш… и Викки, другие девушки его точно не интересовали.  Айзек старался гнать от себя мысли о Викки-девушке, вызывая в себе воспоминая из детства, что они были друзьями, жили фактически как брат и сестра. «Не, такое признание ее точно шокирует», – думал он. А огорошить и оттолкнуть от себя Викки ему совсем не хотелось. Стоило признать, что даже вроде как начиная размышлять о Викки, он все равно ловил себя на мысли о том, что, думая о любви, переключается на Мишель. Наверное, это и к лучшему.

Айзек пошел прогуляться по Старому порту города.

Байки, глазом не моргнув, сгреб в охапку обеих подружек, обещая рассказать про опасных гиппопотамов, а также людоедские обычаи некоторых племен. Но начал он с того что у одного льва обычно сразу несколько львиц, и он занимается любовью до семнадцати раз в день. Последнее, что Айзек услышал, вылезая из фургона, это начала рассказа о том, что девушки в Африке часто не носят никаких блузок, предпочитая естественность природной наготы...

Байки не удосужился ни позвонить, ни написать Айзеку, когда девчонки ушли, заснув посередине фургона прямо на скомканном спальнике. Таким, уже в одиночестве, и застал его разозленный Айзек, который к началу пятого утра сильно замерз и вынужден был вернуться к фургону, несмотря на то, что его друг не отвечал ни на его звонки, ни на сообщения.

На следующее утро Айзек и Байки погрузились на паром, который отплывал из Генуи на Сардинию.

– Смотри, какой вид! Интересно как бы его изобразил какой-нибудь Моне или Пикассо.

– Отлично бы изобразил. Он бы и тебя вчера изобразил неплохо. Со спущенными штанами в фургоне набитом всяких хламом и пивными бутылками.

– Тебя вчера никто не гнал. Ты сам ушел. Нефиг теперь злиться. Посмотри лучше, как красиво.

– Посплю пару часов, а природу пока отложу.

Заснуть у Айзека не получилось, тем более что в фургоне дико воняло перегаром. Пришлось возвращаться на палубу к Байки.

– Природа – это бесконечность шедевров, и любое изобразительное творчество – это стремление выдать такую композицию, цвета, глубину, чтобы почти не уступало природе, – Байки подмигнул, выделив слово «бесконечность».

– Не согласен. Зачастую художник не стремится выдать что-то такое. Мне, например, непонятен феномен Пикассо. Он точно не стремился повторить красоту природы.

– Ну, с Пикассо все ясно, он гений.

– Поясни мне, раз тебе все понятно, мне глупому, в чем же гений Пикассо?

– У Пикассо есть реальные шедевры, которые показывают его талант. Например, "Девочка на шаре", знаменитый «Голубь мира». Весь розовый период. Надеюсь, ты в курсе, что это такое? А есть у него и совсем будто детские рисунки, которые, тем не менее, тоже стоят бешеных денег. Плюс Пикассо – гениальный менеджер как минимум. А что касается его искусства, то спорю, не найдется смельчака из авторитетных экспертов, который готов вслух критиковать Пикассо. Его разнесут в пух и прах. Тоже и с обывателями:

"– Вам нравится Пикассо?

– О, да, он гений!

– Что вы видите в его работах?

– Ну, вижу краски, интересные мысли…

– И какие же мысли вы видите в этих загогулинах и крупных мазках? Я вот не вижу...

– Кто вы такой чтобы критиковать Пикассо? Вы просто его не понимаете!

– А вы понимаете?

– Понимаю. И другие понимают".

Никто не понимает, все думают, что есть какие-то другие. Но других нет. Да, есть поклонники, которые искренне тащатся от его работ.

Сам художник мог в принципе не вкладывать в свои картины смысла, рисовать, как говорят, "от живота". Но только Пабло умер, и нельзя его спросить – я тебя правильно понимаю? Вот есть в Индии слон, который берет хоботом кисточку и возит по холсту или картону. Его, наверное, какой-нибудь эксперт-умник "поймет", если скрыть, что это полотно животным нарисовано.

– Интересно, – прервал этот монолог в лицах Айзек, – какой рейтинг креатива был у Пикассо? Наверняка очень крутой.

– Было бы забавно узнать, что он средний, а у тех, кто его раскрутил – высокий. Вот это была бы хохма!

– Помнишь художника, который прославился только после того, как стал веджи. Когда его «скачали», оказалось у него куча ОЭ, он попал в топ самых высокорейтинговых доноров. Журналисты раструбили эту историю, и народ начал восхищаться его работами. Сразу причислили его к величайшим гениям современности.

– Так всегда было, люди часто начинали обожать гения только после его безрадостной смерти. Не только с художниками. Так случилось с Моцартом, который умер в полном безденежье. А поскольку в момент своей смертельной болезни написал Реквием, то в народе разнесся слух, будто он писал его самому себе. Пиар хоть и не назывался в те времена пиаром, сработал со всей мощью. Если бы не любовь людей к мистификациям, кто знает, возможно, канули бы в лету его гениальные музыкальные произведения.

– Вот бы рейтинг Моцарта узнать!

– Бог с ним с мертвыми. Нам о живых позаботиться надо.

Паром легонько покачался на волнах встречного корабля. Айзека сразу замутило.

Добравшись до Сардинии, Айзек и Байки немедленно отправились в Порто-Черво. Именно в том районе находился сигарный магазинчик. В животах урчало, решили что-нибудь съесть перед тем, как приступать к выполнению своего плана.

Сев за столик на веранде приглянувшегося им маленького ресторанчика, снова принялись рассуждать о том, что могло бы связывать профессора Линка и его помощницу.

Приторный дух сплетни витал в воздухе, но друзьям казалось, что они обязаны понять роль этой японочки Иоши не из любопытства, а по делу, поэтому они не могут это не обсудить.

По всему получается, что у профессора с ней было нечто большее, чем просто секс. Только она покупала ему его сигары, а значит, не могла быть в его жизни простой девочкой по вызову. Любовница, подруга, ассистентка? Кто?

Вдруг глаза Айзека округлились, а рот расплылся в широченной улыбке:

– Я думаю, это она, – сказал Айзек и ткнул в направлении идущей неподалеку филиппинки или малазийки.

– Ну конечно! Так уж первая азиатка сразу окажется именно той, кого мы ищем! Ты конечно, Айзек, фартозавр, но не на столько.

– При чём здесь фарт??? Это расчет! Анализ и твердый расчет. Тебе с твоим рейтингом меня не понять.

– Ну-ну, точно: если умножить длину экватора на количество японцев и разделить на количество китайцев, взять из этого корень женьшеня, то в этом случае должно получиться тринадцать. Если получилась хуйня, значит и твой расчет тоже хуйня.

– Фу, матершинник!

– Это не мат! Это мат твоему расчету! Шах и мат!

– Нет, Байки, материться – это вообще низший уровень.

– Хватит, зануда, ты просто мне завидуешь.

– Интересно, в чем я тебе завидую?

– Ты завидуешь моим белокурым локонам.

– Каким белокурым, ты же брюнет!

– Белокурым локонам, которые оставили у меня на спальнике эти симпатяжки шведки!

– Нет, Байки, я сочувствую! Сочувствую тебе, мой друг. Это каким надо быть занудой, чтобы девушки от общения с тобой облезли?

– Не облезли, а в порыве страсти рвали на себе волосы. Но не расстраивайся, Айзек, я же обещал быть твоим наставником по обращению с женщинами. Думаю, через пару лет усиленных тренировок разрешу тебе перейти к практическим занятиям – нежным поцелуям.

– Поцелуй меня в задницу. Нежно. И запиши мне на диктофон свои советы и речи, те, что так мило причесали шведок. Раз от них лезут волосы, я буду подносить диктофон к лицу, включать запись и использовать вместо бритвы.

Позже, сытые они шагали по залитым солнечным светом улочкам города в прекрасном расположении духа.

Роскошный курорт, конкурент Лазурки, приятно обрадовал. Множество баров, ресторанчиков, кафешек и прочих приятных заведений открывались глазу на каждом шагу.

Байки напялил на голову бандану, надел черные зеркальные очки и черные длинные шорты. Айзек оделся еще легче: майка, сланцы и шорты составляли все его одеяние. Душа в фургоне не было, но можно было дойти до пляжа и искупаться.

Часть четвертая. Глава вторая

Вернувшись в фургончик, Айзек и Байки переехали к сигарному магазину. Он оказался на условной окраине портового города, хотя раньше находился на крутой торговой улице. В этом был свой плюс – в отличие от центра здесь было, где удобно, с точки зрения наблюдения, припарковаться. На витрине были выставлены кальяны, винные бутылки и множество всякой всячины включая коробку из-под сигар и хьюмидор.

В порыве азарта, который вел их все это время, Айзек предложил зайти внутрь, но Байки был против.