Холли Блэк - Черное сердце Страница 34

Могу поспорить, все получилось,

смеюсь я.

Ага, как же. Паттон его убил. Вот так все и получилось.

Убил? — Поскольку это Баррон, он, возможно, если и не лжет, то несколько преувеличивает. Но его рассказ проливает свет на то, что не рассказала мне Юликова. История Баррона — путанная, полная ошибок и случайных совпадений. Сам будучи лжецом, отлично знаю, что ложь высшей пробы всегда проста и ненавязчива. Просто та реальность, какую мы желали бы видеть.

Ну да,

отвечает Баррон. — Агента звали Эрик Лоуренс. Женат. Двое детей. Паттон задушил его, когда понял, что агент пытается над ним работать. Здорово, да? Так что теперь на совести федералов губернатор-убийца, а высшее начальство велит им привести весь этот бардак в божеский вид, пока не разразился крупный скандал.

Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. — Ну, трансформирую я Паттона, и что дальше? Наверно, меня арестуют. Мотивы у меня есть — благодаря маме. Потом посадят в тюрьму. Какой в этом прок, если они хотят, чтобы я на них работал? В тюрьме это никак не получится — по крайней мере, возможности будут весьма ограничены. Трансформировать других заключенных. Превращать сигареты в золотые слитки.

Отличная идея, Кассель,

хвалит Баррон. — Но ты ничего не понимаешь. Им не просто нужен козел отпущения — как только ты станешь преступником, которого уже не защищает та сделка о неприкосновенности, тебя лишат гражданских свобод. Тебя будут контролировать. Полностью. Они получат оружие, которое так жаждут заиметь.

А ты выяснил, где состоится покушение? — Спрашиваю я, открывая дверцу машины. Меня охватывает оцепенение.

В понедельник, выступление в окрестностях Кэрни, на месте бывшего концлагеря. Рядом поставят шатры. Федералы привлекут кучу охраны, но что с того, Кассель? Ты туда не поедешь.

Однако придется ехать. Если откажусь, Паттон останется безнаказанным, а мама пострадает. Может, моя мать и не святая, но все равно лучше, чем он.

И еще я не хочу, чтобы безнаказанными остались и федералы.

Поеду,

говорю я. — Слушай, спасибо за помощь. Знаю, ты вовсе не обязан был, но это очень кстати — надо же знать, во что именно я ввязываюсь.

Отлично, езжай. Покажись и провали дело. И что они сделают — устроят тебе хорошую выволочку? Все ошибаются. Все равно ты вечно лажаешься.

Меня просто подставят еще раз,

говорю я.

Но теперь ты предупрежден.

Я уже был предупрежден,

отвечаю. — И по-прежнему не понимаю, что происходит. Потом, кто-то же должен остановить Паттона. У меня есть такая возможность.

А то,

говорит брат. — Кто-то должен. Но не тот, кого подставили. Не ты.

Федералы мне пригрозили, что, если откажусь, они займутся мамой. Лучше уж так — ведь Паттон ее убьет. Уже пытался.

Чего? Как это?

В нее стреляли, а она не захотела сообщать нам. Я бы и раньше тебе сказал, но когда мы разговаривали в прошлый раз, ты ни с того ни с сего бросил трубку.

Но Баррон не обращает внимания на мои слова. — Она цела?

Думаю, да. — Пристегиваю ремень безопасности. Потом, со вздохом, включаю зажигание. — Слушай, мы должны что-нибудь предпринять.

Ничего мы предпринимать не будем. Я уже исполнил свою роль, проверив все эти файлы. Подумаю лучше о себе. И тебе советую.

У меня есть план. — Вентилятор наполняет машину холодным воздухом. Включаю обогрев, и кладу голову на руль. — Ну, не совсем план — так, наброски. От тебя требуется только следить за Паттоном. Выясни, где он будет в понедельник, и постарайся задержать, чтобы он опоздал на выступление. Ради мамы. Навещать меня в тюрьме не обязательно.

Тогда и ты для меня кое-что сделай,

после паузы говорит брат.

Шансы на то, что я проверну это дельце и сумею выкрутиться, настолько малы, что меня даже не очень волнует, в какой злодейский план жаждет втянуть меня братец.

Практически освобождение.

Ладно. Я согласен. Но позже. Сейчас я немного занят. — Бросаю взгляд на часы на приборной доске. — Если честно, мне очень некогда. Пора ехать в Уоллингфорд. Уже опаздываю.

Позвони, как закончишь там,

говорит Баррон и вешает трубку. Кидаю телефон на пассажирское сиденье и выезжаю на дорогу, жалея, что мой единственный план зависит от двух людей, которым я доверяю меньше всего на свете — от Баррона и от меня самого.

В десять минут одиннадцатого въезжаю на школьную парковку. Зайти в общежитие некогда, так что хватаю телефон и по дороге думаю, а не позвонить ли Сэму, чтобы принес фотографии Уортона. Но, едва я вспомнил про эти снимки, меня охватывает подозрение, будто я что-то упустил. В кафе я сказал, что Мина, скорее всего, хотела, чтобы мы увидели фотографии, но не просто показала их нам. Она устроила так, чтобы мы непременно сделали копии.

Холодок ужаса бежит по моей спине. Мина хотела, чтобы Уортона шантажировал кто-то другой. Другой человек должен был заявить, что сделал эти снимки и потребовать денег. Но мы не обязаны это делать. Нужно просто притвориться.

Вот дурак. Какой же я дурак.

Пока я думаю обо всем этом, телефон в моей руке звонит. Это Даника.

Привет,

говорю я. — Я сейчас немного занят. Опаздываю на отработку, а если заработаю еще одно взыскание…

В ответ она издает жуткое рыдание, и слова застревают у меня в глотке. — Что случилось? — Спрашиваю я.

Сэм узнал,

захлебываясь слезами, говорит она. — Что я встречаюсь с твоим братом. Утром мы вместе занимались в библиотеке. Все было хорошо. Не знаю, я хотела его видеть… и понять, осталось ли что-то между нами, если почувствую…

Угу,

я торопливо иду по лужайке, надеясь, что Уортон еще не ушел из кабинета. Надеясь, что ошибся насчет планов Мины. Надеясь, что Сэм сейчас сжигает эти снимки — хотя ему наверняка не до того, он в отчаянии — а если даже и нет, то у него совершенно нет причин подозревать неладное. — Думаю, он переживет.

Бесполезно говорить о том, что они и расстались-то потому, что ни один из них не мог пережить обиду. Сэм будет злиться на Данику, а еще больше — на меня, за то, что не рассказал о Барроне. И, если честно, вполне заслуженно.

Нет, слушай. Я на минутку вышла, а когда вернулась… ну, должно быть, Баррон прислал мне смс. А Сэм ее прочел — и все остальные тоже. Начал на меня орать. Просто ужас какой-то.

Ты как? — После паузы спрашиваю я.

Не знаю,

судя по голосу, Даника с трудом сдерживается, чтобы снова не разрыдаться. — Сэм всегда был таким милым и заботливым. Даже не думала, что он способен так злиться. Я испугалась.

Он тебя ударил? — Открываю дверь административного корпуса, лихорадочно соображая.

Нет, ничего такого.

Направляюсь к лестнице. Все кабинеты пусты. Громкое эхо моих шагов разносится по коридорам. Не считая этого, царит тишина. На выходные все разъехались по домам. Мое сердце пускается вскачь. Уортон ушел, а Мина, скорее всего, уже успела ему рассказать, что мы с Сэмом хотим его шантажировать. Он бросится к нам в общежитие и там непременно найдет снимки… и, чего доброго, пистолет. Он найдет пистолет.

Сэм раскидал все свои книги, а потом вдруг стал таким холодным, таким отстраненным,

говорит Даника, хотя мне уже трудно сосредоточиться на ее словах. — Можно подумать, внутри него что-то сломалось. Он сказал, что должен с тобой встретиться, и ему плевать, что ты не пришел. Сказал, что решит все раз и навсегда. Сказал, что у него есть…

Погоди. Что? — Миг — и я весь внимание. — Что там у него есть?

Этажом выше раздается выстрел — его эхо разносится по безлюдному зданию.

Не знаю, что я ожидал увидеть, ворвавшись в кабинет Уортона, но только не Сэма с деканом, борющихся на старинном восточном ковре. Уортон ползет по полу к пистолету, который, по-видимому, отлетел в сторону, а Сэм пытается ему помешать.

Бросаюсь к оружию.

Когда я направляю ствол на Уортона, тот оцепенело смотрит на меня. Седые волосы торчат во все стороны. Сэм со стоном обмякает. Тут до меня доходит, что красное пятно, окружающее моего друга вовсе не рисунок ковра.

Вы в него стреляли,

я не верю своим глазам.

Прости,

выдавливает Сэм сквозь стиснутые зубы. — Я облажался, Кассель. Облажался по полной.

Все будет хорошо, Сэм,

говорю я.

Мистер Шарп, вы опоздали на двадцать минут,

заявляет с пола декан Уортон. Наверное, у него шок. — Если не хотите еще больших неприятностей, предлагаю вам отдать оружие.

Шутите, да? Сейчас вызову скорую. — Подхожу к массивному письменному столу. Вижу фотографии Мины — они лежат поверх прочих бумаг.