Бейтсон Грегори - Разум и природа Страница 35

(В наше время мы вдалбливаем детям немного естественной истории и вместе с ней немного «искусства», чтобы они забыли свою животную и экологическую природу, а также эстетическое ощущение жизни, и выросли хорошими бизнесменами).

Кстати, есть и другой путь вырождения, который становится заметным при нашем сравнительном обзоре. Это эзопизация естественной истории. В этом процессе религию заменяют не гордость и эго, а развлечение. В этом случае естественная история больше не претендует на знакомство с реальными существами; она становится клубком историй, более или менее циничных, более или менее моральных, более или менее занимательных. Холистический взгляд, который я называю религией, раскалывается, доставляя либо оружие человеческому эго, либо игрушки человеческому воображению.

Мы настолько привыкли ко вселенной, в которой мы живем, и к нашим мелочным методам мышления о ней, что, например, вряд ли удивляемся возможности абдукции – то есть возможности описать некоторое событие или вещь (скажем, человека, бреющегося перед зеркалом), а затем искать другие случаи, подходящие к правилу, изобретенному нами для этого описания. Мы можем рассмотреть анатомию лягушки, а затем искать другие примеры тех же абстрактных отношений, повторяющихся в других живых существах, включая в этом случае самих себя.

Сопутствующее расширение абстрактных компонент некоторого описания называется абдукцией, и я надеюсь, что читатель увидит этот процесс свежим взглядом. Самая возможность абдукции несколько загадочна, а явление это несравненно шире распространено, чем может показаться.

Метафора, сновидение, притча, аллегория, все искусство, вся наука, вся религия, вся поэзия, тотемизм (о чем уже была речь), организация фактов в сравнительной анатомии – все это примеры, или совокупности примеров абдукции в области человеческого разума.

Но, очевидно, возможность абдукции доходит до самых корней и в физической науке. Исторические примеры этого – ньютонов анализ солнечной системы и периодическая таблица элементов.

И обратно, во вселенной, где нет места абдукции, было бы невозможно никакое мышление.

Здесь меня занимает лишь тот аспект всеобщего факта абдукции, который касается рассматриваемого в этой главе типа изменений. Я занимаюсь изменениями в основах эпистемологии, в характере, личности, и так далее. Любое изменение в нашей эпистемологии означало бы смещение всей нашей системы абдукций. Мы должны пройти через угрозу хаоса, в котором мышление невозможно.

Каждая абдукция может рассматриваться как двойное или множественное описание некоторого объекта, события или последовательности. Изучая социальную организацию австралийского племени и схему естественных отношений, лежащую в основе тотемизма, я могу усмотреть абдуктивную связь между этими областями знания, так как обе они подчиняются одним и тем же правилам. В каждом из этих случаев предполагается, что некоторые формальные характеристики одной из компонент отражаются в другой.

Это повторение приводит к некоторым весьма значительным следствиям. Для людей, которых оно касается, оно влечет за собой запреты. Их представления о природе, как бы они ни были фантастичны, поддерживаются их социальной системой; и обратно, их социальная система поддерживается их представлениями о природе. Поэтому людям, находящимся под таким двойным влиянием, очень трудно изменить свои взгляды на природу и на социальную систему. За благо устойчивости они расплачиваются жесткостью, образом жизни, при котором все люди неизбежно связаны невероятно сложной сетью взаимно поддерживающих друг друга предпосылок. С другой стороны, изменение означало бы разного рода ослабления или противоречия в системе предпосылок.

По-видимому, в природе есть большие области, соответственно отражаемые процессами нашего мышления, в которых преобладают абдуктивные системы. Например, анатомию и физиологию тела можно рассматривать как одну большую абдуктивную систему, всегда объединенную внутренней связью. Подобным образом, среда, где живет данный организм, представляет собой другую внутренне связанную абдуктивную систему, хотя эта система не связана непосредственно с системой этого организма.

Чтобы могло осуществиться изменение, то новое, которое при этом возникает, должно удовлетворять двум требованиям. Оно должно подходить к внутренним условиям связности самого организма, и оно должно подходить к внешним условиям среды.

Таким образом получется, что двойное описание – как я его назвал – становится двойным условием, или двойным требованием. Возможности изменения дважды ограничены. Чтобы организм мог выжить, изменение всегда должно происходить дважды определенным способом. Внутренние требования тела, в общем, консервативны. Выживание тела требует, чтобы расстройство было не слишком велико. Напротив, меняющаяся среда может потребовать изменения в организме, вопреки его консерватизму.

В Главе 6 мы рассмотрим происходящий отсюда контраст между гомологией, возникающей вследствие филогенетического консерватизма, и адаптацией, наградой за изменение.

VI. ВЕЛИКИЕ СТОХАСТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

Более точно и иногда столь же удобно выражение «выживание наиболее приспособленного», часто используемое г-ном Гербертом Спенсером.

Чарльз Дарвин, «Происхождение видов», пятое издание

Как вода, невольно втекающая в эту вселенную,

Не зная, почему, и не зная откуда;

И как ветер, невольно несущийся, не знаю куда,

Через пустоту из этой вселенной.

Омар Хайям, «Рубайят»

Общее предположение этой книги состоит в том, что и генетическая изменчивость, и процесс, называемый обучением (в том числе соматические изменения, порождаемые привычкой и средой), суть стохастические процессы [См. словарь в конце книги. – Прим. перев.]. Как я полагаю, в каждом случае есть поток событий, случайный в некоторых аспектах, и в каждом случае есть неслучайный процесс отбора случайных компонент, которым вследствие этого предстоит «пережить» остальные. Без случайности не может быть ничего нового.

Я предполагаю, что в эволюции возникновение мутантных форм либо случайно, в пределах каких угодно альтернатив, допускаемых status quo ante,[Предыдущим положением вещей. – Прим. перев.] либо, если мутация запрашивается, то критерии этого запроса несущественны для напряжений, переживаемых организмом. В соответствии с ортодоксальной теорией молекулярной генетики я предполагаю, что окружающая ДНК протоплазменная среда не может прямо направлять изменения ДНК, существенные для приспособления организма к среде или для снижения внутреннего напряжения. На частоту мутаций может влиять ряд факторов – и физических, и химических – но я предполагаю, что возникающие таким образом мутации не направляются теми частными напряжениями, которые переживало во время мутации родительское поколение. Я предположу даже, что мутации, вызванные мутагеном, несущественны для физиологического напряжения, порожденного в клетке самим мутагеном.

Сверх того, я предположу, как это уже стало ортодоксальным, что мутации, возникающие столь случайно, накапливаются в совокупном генофонде популяции, и что естественный отбор работает над устранением альтернатив, неблагоприятных с точки зрения чего-то вроде выживания, причем это устранение в целом благоприятствует безвредным или полезным альтернативам.

Подобным образом, я предполагаю, что с другой стороны – со стороны индивида – психические процессы порождают множество альтернатив, и что отбор из числа этих альтернатив определяется чем-то вроде подкрепления.

И для мутаций, и для обучения всегда надо иметь в виду потенциальные патологии, связанные с логическим типом. Чт? представляет ценность для индивидуального выживания, то может быть смертельно для популяции или общества. ЧтO хорошо на краткое время (симптоматическое лечение), то может при длительном применении превратиться во вредную зависимость или в смертельную опасность.

Альфред Уоллес заметил в 1866 году, что принцип естественного отбора подобен паровой машине с регулятором. Я предположу, что это в самом деле верно, и что процессам индивидуального обучения и развития популяции под действием естественного отбора равным образом свойственны патологии всех кибернетических систем: избыточное колебание и ход вразнос.

В общем, я предположу, что эволюционная изменчивость, и соматическая изменчивость (в том числе обучение и мышление) в основном подобны друг другу, что оба этих процесса стохастичны по своей природе, хотя, конечно, принципы действия (приказания, описательные предложения и т.п.) имеют в них весьма различные логические типы.