Admin - i af0d3b7246f951a5 Страница 37

     — Вы спасаете мне жизнь, Вацлав. За этот коньяк буду вам век благодарен.

     Маг засмеялся и обнял Милана за плечи.

     — Выпей еще и угости Яноша. Только не сильно увлекайтесь. А я пока поговорю с приятелем. Помнишь, ты как-то спрашивал, где их еще можно встретить?

     Вацлав повернулся к недавнему противнику.

     — Что ж, иди сюда, Стас, поговорим. Да, друзья мои, не кисло было бы костер развести, мы выйдем только после обеда. Итак, Стас, на какого из твоих многочисленных друзей я так похож?

     Станислав подошел.

     — Мне очень жаль, что так получилось, Венцеслав. И я рад, что не попал в вас, хотя и целился. За это я благодарен вашему спутнику. Если бы не он... Мне жаль, что он пострадал. Солнце и сверкающий снег ослепили меня. Пока я не услышал ваш голос, я был уверен, что вы — это он.

     — Можешь не объяснять, я и так понимаю, что ты не собирался убивать Милана.

     — Вы очень похожи на Володимира – воспреемника Души Трехречья. Только он старше. Его волосы не белые, как у вас, а седые. На лице морщины, а глаза у него — черные, радужка буквально сливается со зрачком. Солнце ослепило меня, и я не разглядел сразу. Кроме того, я не ожидал встретить вас здесь, а с ним мы расстались не очень-то по-дружески, и я опасался погони.

     — Если я правильно понял, этот Володимир весьма важное лицо? — проговорил Вацлав.

     — Да. И очень.

     — И, тем не менее, ты подумал, что он лично погнался за тобой?

     — Не совсем так. Я подумал, что за мной погнались ваши спутники. Володимир, по слухам, обладает способностью мгновенно перемещаться в пространстве.

     — Знаменитая Трехреченская магия? — усмехнулся Вацлав.

     — Да. Магия. Волшба.

     — Вацлав, идите разговаривать к костру, — окликнул Милан.

     Маг встал.

     — Пойдем.

     Милан и Янош не только развели костер, но и устроили импровизированные сидения из хвороста и теплых вещей.

     — Мы вам не помешаем, Вацлав? — уточнил секретарь. — А то мы можем отойти.

     — Оставайтесь, — возразил маг. — Вам тоже будет интересно послушать. Итак, кто же этот Володимир, на которого я так похож?

     Станислав слегка замялся, утаптываясь у костра.

     — Садитесь, — предложил ему Милан, указывая на одно из сидений.

     — Я только что говорил Венцеславу, что я обознался. Я очень сожалею о случившемся.

     — Рассказывайте, Вацлав ждет, — перебил его Милан.

     Стас сел, помолчал, собираясь с мыслями, и заговорил.

     — Насколько я могу судить, вы уже не первый день в Трехречье, так что у вас была возможность обратить внимание на местный уклад жизни. Все добротно, степенно и рассудительно. Я бы сказал, что вся жизнь Трехречья, видимая со стороны, рациональна. А, посему, несколько уныла. Веселье иррационально по природе, так что ему нет здесь места.

     — Это кто вам сказал? — удивился Милан.

     — Что?

     — Что веселье иррационально.

     — А... Но это же все знают. Те, кто живет в единении с природой, не веселятся. Вот возьмите, к примеру,  животных. Они не умеют веселиться.

     — У вас, видимо, никогда не было собак, Стас. Но продолжайте.

     Стас пожал плечами.

     — В Трехречье нет места и праздности. Я понимаю, господа, вы не ведете праздную жизнь с нашей точки зрения, но с точки зрения местных жителей все вы записные бездельники. Здесь с давних времен приняли за истину, что отдых — это перемена деятельности и теперь работают. Работают с раннего утра до поздней ночи.

     — Я понимаю, это не может тебя не ужасать, — усмехнулся Вацлав.

     — Честно говоря, мне без разницы все это. Каждый может сходить с ума так, как ему больше нравится. Вы еще не были в городе, Венцеслав?

     — Нет.

     — Здесь неподалеку есть город. Завтра вы во всем убедитесь сами. Если бы я вам не помешал, у вас был бы шанс попасть туда не далее, чем сегодня вечером. Еще раз приношу вам свои извинения. В городе все в порядке, господа. Деловитые жители, чистота, красота. Несколько не в моем вкусе, но что делать, если я предпочитаю всему родную Медвенку, которую мне больше, верно, не суждено увидеть. Я еще думал куда податься — домой или в Арчидинские степи, теперь же и думать нечего. Если отпустите, то мне останется только изгнание.

     Вацлав пожал плечами. Стас продолжил:

     — В каждом районе города есть храм. Если не знаешь что делать, как поступить в той или иной ситуации — иди в храм, там тебе подскажут. Если вопрос достаточно простой, то дежурный служитель, если же вопрос представляет какую-нибудь сложность, или же поступок того или иного гражданина может каким-либо образом отразиться на судьбе многих граждан, то служитель связывается с Душой Трехречья.

     — А в деревнях? — заинтересовался Милан.

     — В деревнях эти обязанности чаще всего по совместительству исполняют лекаря. В деревнях народа мало. Лекаря или священника на полный рабочий день при всем желании не загрузишь.

     — Так что же это за Душа Трехречья? — спросил Вацлав.

     — Поначалу я думал, что это глава местной церкви, или даже какой-нибудь совет старейшин. Пока не попал в Сердце Трехречья. Это земля, с которой берут начало ручьи, питающие все три реки, давшие название этой стране. Там резиденция Души Трехречья, его воспреемника, ну и конечно, там живут многочисленные служители и охрана. А что такое душа, или же кто такой душа, ответить трудно, хотя я сам его видел и много слышал о нем. Говорят, что это душа основателя Трехречья, оставшаяся охранять свой народ. Говорят, что он знает все, что было в стране за все эти годы и кое-что из того, что будет. Все знать нельзя по определению, иначе бы наши поступки не имели смысла, но он знает основные вехи, которые нужно достичь, или наоборот, которые нужно избежать. Потому, дескать, он и остался, чтобы помочь советом.

     — С тех пор? Это с самой войны? — переспросил Милан.

     — Да. С тех пор. С помощью магии, он сумел сохранить душу, а тела приходится менять. Тела стареют и умирают. Перемещает душу из тела в тело воспреемник. По слухам, это происходит, когда старческие болезни начинают одолевать временное пристанище души. К этому времени заранее готовят несколько новых детских тел. Они могут быть детьми, пока на одного из них не падет выбор души. Тогда в несчастного ребенка вселяется еще одна душа, и ребенок перестает быть ребенком. Детям не свойственно шалить, оставшись наедине со строгим воспитателем, а тут воспитатель поселяется в голове. А собственная душа ребенка остается в теле, чтобы обеспечить свежесть восприятия. По крайней мере, так говорят. А когда душа Трехречья уходит из постаревшего тела, там остается своя, родная душа, усталая и истерзанная. Думается мне, что собственные души, не столько способствуют свежести восприятия, сколько служат амортизаторами и вместилищами для всевозможных стрессов. Так что когда душа Трехречья оставляет очередное временное пристанище, человек долго не живет, хотя о нем и продолжают заботиться. Сейчас душа живет в теле семилетнего мальчика. Странно, даже страшно, видеть у ребенка глаза старые, как этот мир.

     Стас замолчал, посмотрел на огонь, где закипал котелок для чая. Милан уже приготовил заварку. Стас сглотнул, зачерпнул снега, умылся и положил немного снега на язык.

     — Простите меня, но дня три назад мне пришлось бросить вещи. Остался лишь арбалет и верхневолынская кредитка. Сами понимаете, вещи в этих краях совершенно бесполезные. А местами даже вредные.

     — Так вы все это время ничего не ели? — ужаснулся Милан.

     — Что делать? По верхневолынской кредитке я смогу получить деньги только на границе, если я туда попаду, конечно. И то по совершенно убийственному курсу.

     — С двойной маржей? — понимающе проговорил Милан, доставая из сумки еду.

     — Если бы с двойной! Но это не важно. Голод — не тетка, нужда заставит сопливых целовать.

     Милан улыбнулся.

     — Нагреть вам колбасу?

     Вацлав с улыбкой посмотрел на своего секретаря. Мальчишка прямо таки создан, чтобы заботиться о ближних и дальних.

     — Не надо, Милан, спасибо. Прежде чем стравливать в меня добрую еду, узнайте, что думает по моему поводу ваш начальник.

     Милан бросил вопросительный взгляд на начальника и махнул рукой.

     — Бросьте, Стас, помирать и то приятнее на сытый желудок.

     — Спасибо.

     Стас принял колбасу и стал благоговейно откусывать от нее маленькие кусочки. Милан протянул ему горбушку хлеба и кусок сыра.

     — Спасибо, Милан. Теперь я вдвойне ваш должник.

     Стас съел примерно треть порции и бережно спрятал еду в карман.

     — Если вы отпустите меня, я продержусь до границы на этом рационе. И если слова еще что-то значат в этом мире... Хотя я ведь могу помочь вам не только словом. Я могу проводить вас к сердцу Трехречья.