Тайна Спящей Охотницы - Сергей Анатольевич Смирнов Страница 37

нейронов, амеб-крокозябр, объединившись в команду и присосавшись друг к другу отростками, передают другой огромной – в полмиллиарда - команде крокозябр эдакий рэп: «Вот мы такие крутые, мы все-все тут такие крутые!» А та команда отвечает: «Вот вы какие крутые!» И вот это и есть ощущение «я», моей уникальной человеческой индивидуальности… И больше ни-че-го. Кит даже слово запомнил: «репрезентация». Это как раз то: когда одна команда отвечает похожим рэпом на рэп другой команды.

Ясно и без всяких абстракций можно вообразить вот что: «я» - это кипящий суп всяких химических реакций и электрических импульсов в клетках коры головного мозга. Посмотреть со стороны, убрав все ненужные детали в виде лица, глаз и вообще всего тела, так душа – это такая скрытая в черепушке медуза с отростками… И вот когда мама по ночам приходила к маленькому Киту, чтобы его успокоить, то это одна медуза, состоящая из миллиарда нейронов, подплывала к другой медузе, состоящей из миллиарда нейронов, и вся кипела химическими реакциями и больше ничего… И эта другая тучка «амёб»-нейронов на это как-то реагировала и, наоборот, успокаивалась – в ней всякие ненужные химические реакции кончались, электричество переставало искрить и переходило в режим разумной экономии… Вот и вся любовь! Ради чего?

А всего лишь на всего ради выживания вида Человека Как Бы Разумного на земном шаре, ради бесконечного “copy paste”, то есть – умножения-копирования-клонирования во вселенной числа этих медуз, состоящих из миллиарда крокозябр. Вот это вам уверенно скажет всякий серьезный ученый. И больше, в сущности, ни-че-го! Мамин убаюкивающий голос, теплая улыбка – все это так, внешняя мишура, маскировка… Почему-то эти сгустки крокозябр не хотят видеть друг друга как есть, по-честному – отстойными сгустками-медузами, - а маскируются, косят под симпатичные человеческие портретики с улыбками и слёзками.

Так же и с ними, Китом… и с княжной Лизой. Со всеми их страстями, с неутолимой тоскою Кита по поводу того, что он втрескался в девчонку из иной эпохи. Со сверкающими слезами княжны Лизы… С их поцелуем, наконец, от которого до сих пор, нет-нет, да и начнет искрить и трещать неэкономное электричество у Кита и в черепной коробке… И в сердце!

Так вот знайте: нет никакого Кита, и нет никакой такой княжны… и вас, кстати тоже нет! А есть только иллюзия и репрезентация в месиве мозговых клеток!

Нет Никиты Демидова и княжны Елизаветы Веледницкой! Есть только две медузы, состоящие из миллиардов амёб-нейронов со слипшимися отростками. Они подплыли друг к другу в воздухе, управляя бессознательными конечностями, как ногами роботов, потрещали электричеством, побурлили химическими реакциями… а потом когда-нибудь обе распадутся и разложатся в земной коре… Вот и вся любовь! И доказать, что это не так, ничем никогда не докажешь!

И вообще, эта «вся любовь» определяется программой в нескольких генах – таких фенечках-бусинках в одной длинной-предлинной молекуле, в которой, вообще, записана вся программа производства и роста человека и работы его мозговых клеток-крокозябр…

Есть какие-то мыши-полевки, как-то прочел Кит в Инете, которые создают семьи, как хорошие люди, один раз и на всю жизнь… И вот у них нашли, типа, «ген любви». Вырежи его – и все, забудут они про свои семьи, про любовь и станут тусоваться вообще без проблем с отношениями, как эти… ну, ясно кто…

Кит вдруг подумал, что, наверно, те люди, которые совсем не верят в существование собственной души и ее бессмертие, просто никогда по-настоящему не чувствовали в себе ее, душу… А не чувствовали потому, что никогда не испытывали по-настоящему сильных чувств души – настоящего страха смерти, какой испытал он, Никита Демидов, когда вели его к черной полынье во льду, и настоящей любви-тоски, которую никак нельзя преодолеть, хоть все гены вырежи… Но он был парнем трезвомыслящим и сразу сказал себе, что и это никак, никаким там лавмометром определить нельзя…

Может, есть и такой ген – ген веры. Он включается или не включается… или то включается, то выключается. И еще ген – бессмертия души! Тот, кто его у себя включит, тот и сделает свою душу вечной и бессмертной, запустит ее, как ракету в неизвестную и таинственную высь для познания новых вселенных каким-то особым душевным, а не научным способом… а тот, кто откажется, не запустит этот ген веры хотя бы потому, что не захочет – то так ему, типа, и надо, у него – вообще, другой путь эволюции.

А еще Кит подумал, что хорошо и просто в жизни тем, у кого родители либо оба люди верующие, либо нет. Вот одному с детства внушали на всю жизнь, что нет никакого Бога, а есть только эволюция белковых систем и наука при ней на зарплате, внушали, что надо радоваться тому, что он такой смелый жить всю жизнь, зная, что потом – ни-че-го! Вот он живет и радуется, и гордится, что он такой смелый, ловит кайф от каждого момента жизнь, берет от жизни всё, потому что знает… в общем, з-н-а-е-т, а всех остальных, инакомыслящих, считает в душе… тьфу! – в своей медузе - просто слабаками и трусами…

А у другого родители – оба верующие, и внушили сыну совсем другое, включили в нем другие гены – и он теперь живет, зная, что умрет, но на самом деле не умрет. И вот он, напротив, ловит кайф от грядущего бессмертия и освобождения от всех ограничений неспортивного тела… да и спортивное для него – так, мешок один… ходит в церковь… или там буддизмом занимается…

А вот у него, бедного Кита, в семье – вооруженный до зубов нейтралитет родителей. Живущий всякой красотою искусства, чувствами и образами папа – он верит в Бога, молится на свои иконы, развешанные в его комнате, ходит в церковь. Живущая математикой и «предметами, которые можно потрогать и изучить», как она сама говорит, мама-Света – она верит только в силу разума и науки… Но они оба – вроде как демократы, подписавшие, как сами говорят, «пакт о ненападении»… Они ходят вокруг Кита, подкалывают иногда друг друга… и только намекают, каждый – на свою правоту. А в итоге что? У него, Кита, не включены ни те, ни другие гены – ни гены веры в Бога, ни гены непререкаемой веры в науку. И у него, Кита, наверно, развивается такая фигня, как какой-нибудь особый подростковый невроз… потому-то ему и становится страшно в собственном доме, в собственной,