Психические расстройства. Шизофрения, депрессия, аффективность, внушение, паранойя - Эйген Блейлер Страница 38

Это стало ему самому казаться глупым, но так как он был убежден в том, что он должен кланяться, то он пришел к мысли, что бог возложил на него такую обязанность в наказание за его грехи, за онанизм, за вступление в брак без совета пастора и прежде всего за то, что он не оказывал должного уважения вышестоящим лицам. Однако, все причины, кроме последней, упоминались пациентом редко и имели для него второстепенное значение. Он не мог больше думать ни о чем другом, кроме как о своей обязанности кланяться; он вынужден был забросить работу и сидел по целым часам на диване, думая о своем несчастье. Он стал еще раздражительнее по отношению к своей жене и даже швырял в нее иногда разными предметами. Так как он начал высказывать мысли о самоубийстве, то его доставили в Бурггельцли 8 ноября 1903 года. Здесь он проявил себя запуганным, чрезмерно застенчивым и лишенным энергии человеком. Он часто плакал. Когда однажды у него были две поллюции, одна вслед за другой, он был очень угнетен; еще до поступления в больницу он безрезультатно лечился от сперматореи. Кроме своих поклонов он постоянно в чем-нибудь извинялся; он просил прощения также и за те ошибки, которые он, наверно, сделал, но с которых он не знал. Он защищал даже тех больных, которые, будучи раздражены его беспрестанными поклонами и рукопожатиями, давали ему пощечины, так как он считал все страдания заслуженными наказаниями от бога. Он считал, что было бы высокомерием, если бы он сказал, что он изучал переплетное ремесло и был переплетчиком. Однажды он потребовал, чтобы ему объяснили раз навсегда, как и в каких случаях он должен поступать, тогда он непременно сделает то, чего от него потребуют. Однако, для него было невозможно прекратить свои поклоны – несмотря на то, что он десятки раз обещал оставить их совсем. Он все-таки продолжал думать, что бог и мы требуем от него этого. Если он видел где-нибудь четыре пуговицы сразу, ему казалось, что это значит, что он должен теперь кланяться каждому по четыре раза. Однажды он подумал, что достаточно будет кланяться одним разом меньше, чем ему было указано; впоследствии он в течение нескольких дней чувствовал себя несчастным, потому что он ослушался бога.

Поместить его в открытое отделение было очень трудно в виду того, что он и в больнице высказывал мысли о самоубийстве. Часто приходилось подвергать его усиленному наблюдению совместно с другими больными, причем он тогда был занят исключительно тем, что кланялся одному больному за другим; поэтому оказывалось совершенно невозможным оградить его от ударов больных. Если же его помещали в отдельную комнату, он прилежно работал, шил и вполне добросовестно снимал копии с несложных бумаг.

Он часто думал, будучи на улице, что кругом говорят: «Вот он теперь». Помимо этого, у него не было обнаружено никаких следов галлюцинаций или иллюзий. Аффекты были всегда адекватны удержанию мыслей и качественно не выходили за пределы нормы. Точно также в течение целого ряда лет не было найдено следов задержек, выпадения мыслей, стереотипии или других признаков dementia praecox, которые я, разумеется, тщательно отыскивал. Его бредовая система, несмотря на бессмысленность ее предпосылки, была построена вполне логично и последовательно. Он сам сознавал бессмысленность поклонов, но так как другие люди этого хотели, то он и покорился такой участи.

Кроме того, в больнице у него были отмечены элементы бреда отношения и вне его главной идеи. Например, когда уходил со службы какой-нибудь санитар, пациент думал, что это из-за него. Он слышал, как кто-то сказал: «Ну вот, опять». Это было намеком на его высокомерие. Когда нечистоплотных больных перекладывали на сухую постель, он чувствовал, что это как-то касается и его.

Однако, он научился постепенно брать себя в руки; он мог быть отпущен домой в виде опыта, а затем 6 апреля 1904 года он был окончательно выписан. Дома началась вскоре старая история; он сделался своей жене в тягость, потому что беспрестанно кланялся покупателям, заходившим в ее лавку, и этим отбивал у них охоту делать покупки. С 13 декабря 1904 года до 14 мая 1905 года он опять находился в больнице. Затем он был кое-как выписан.

4 июля 1908 года пациент был доставлен в третий раз в больницу, из которой он больше не выписывался. Еще в течение ряда лет он был «особым» случаем. В конце концов, он стал, однако, слышать бранящие голоса, подымая по этому поводу большой шум и проявляя разные странности во время своей переплётной работы.

Несколько имбецильный, весьма застенчивый, покорный и вместе с тем глубоко религиозный человек с аффективной установкой, слегка направленной в сторону депрессии, но не выходящей за пределы нормы, женится на женщине иного вероисповедания, к которой его влечет физическая любовь. Он испытывает по этому поводу угрызения совести в течение нескольких лет, но не может расстаться со своей женой. Представителем небесного гнева является сильная личность – пастор, который венчал пациента и с которым последний сохранил связь. До своего вступления в брак он чувствовал настоятельную потребность спросить у этого человека совета, но не посмел явиться к нему с таким вопросом. Случилось так, что он прошел мимо этого пастора, не поклонившись ему, Его долго угнетает, словно грех, что с ним могло произойти нечто подобное. По видимому, будущий пациент решил уже тогда остерегаться, чтобы в будущем с ним не повторился такой случай; должно быть, он пришел к заключению, что лучше кланяться больше, чем меньше. Как он этого ни остерегался, но несколько лет спустя с ним случается то же самое, и на этот раз на карту ставится уже не небесное, а земное благополучие: он говорит о своем намерении переменить место и забывает поклониться своему хозяину, от которого он еще зависит и который может ему повредить выдачей плохой рекомендации. Характерно для слабости пациента то обстоятельство, что он не оставляет места, а переносит придирки и позволяет хозяину и товарищам по работе, как он думает, издеваться над собой. Вследствие этого он ставит себя в такие условия, что его боязливый аффект постоянно получает новую пищу, что он не может от него освободиться и что однажды образовавшиеся бредовые идеи имеют время зафиксироваться: больной становится неизлечимым.

В предыдущем издании мы при дифференциальном диагнозе этого случая возражали против шизофрении и допускали лишь некоторую вероятность паранойи. Теперь же мы скорее склоняемся к предположению, что здесь имел место шизофренический процесс. Но и в настоящее время нельзя с уверенностью признать наличие в данном случае