Чернявская Татьяна - За краем поля Страница 4

   - Наш хороший, - поспешил заверить привередливого святого Игнат, уж готовый не только алтарём, но и половиной деревни откупиться. - Лет триста здесь стоит, может и больше. Говорят, ещё при некромантах стаивал, пока в веру Триликого не обратились.

   - И я так думаю, - милостиво согласился святой и, окинув взглядом островерхую глыбу. - Подсобишь?

   Игнат аж хекнул от неожиданности, но противиться воле святого не решился и, мелко закивав для пущей доходчивости, как был на коленях, так и пополз к ожившей статуе. Он, конечно, слабо понимал, чем именно может помочь всесильному, но, на всякий случай, решил не рисковать. Харундай следил за его приближением со снисхождением, даже насмешкой, которые чувствовались не смотря на то, что темнота наброшенной на голову хламиды не позволяла разглядеть выражение праведного лица. Святой выпростал вперёд руку, огладил бок камня - и тот, слегка искрясь по краям, тяжело, словно нехотя стал подниматься из земли. Игнат, раскрыв рот, следил за этим странным действом, а сам думал, нормально ли, что под хламидой у святого обычные порты и рубашка.

   Когда алтарный камень, оказавшийся удивительно длинным и словно сплюснутым с одного бока, полностью был извлечён, словно гигантская заноза, Харундай чуть небрежно похлопал покрытой железом рукой по склонённой голове прихожанина и жестами приказал подняться и следовать вперёд. Игнат, трепеща от осознания собственной важности, кинулся к главным дверям (ну не через окно же святому вылезать, как шпане малолетней), и принялся остервенело подковыривать петли в ручках, нервно косясь на страшную фигуру, окутанную серебристым сиянием парящего камня. От волнения пальцы тряслись, и винтики всё время норовили выскользнуть. Створки дверей дрожали, низкой вибрацией отдаваясь в ушах, раскачивая крепленья. Неслышные шаги ожившей статуи казались похоронным набатом. Чем ближе подходил Харундай, тем тяжелее становилось сосредоточиться. Игнат уж с жизнью распрощался, как коварный механизм поддался и тяжёлая ручка с пронзительным звоном брязгнулась об пол. Святой беспрепятственно прошествовал наружу, и парящий за его плечами, точно привязанный валун проскользнул следом, на миг ужавшись боками.

   Игнат шустро бросился наружу и поспешил приладить ручку обратно, подоткнув в дыру от вывернутого шурупа попавшуюся под ноги ветку.

   - А тебе зачем алтарь? - спросил он, запоздало сообразив, что эдаким Макаром из святилища все статуи разбегутся, а ушлый жрец примется по новой со всех деньги стрясать на благоустройство.

   - Откуда я знаю, - непринужденно обернулся Харундай, и угольки его белёсых глаз вспыхнули ярче. - Начальство сказало. Отнесу и вернусь.

   От одной мысли о том, какое может быть у статуи святого начальство, Игнат чуть не поседел и невольно схватился за знак Триликого на шее.

   - А-а-а, ну это понятно с таким начальством не поспоришь, - жалко проблеял мужик, уже не столь рад, что вообще зацепил святого, пусть бы и дальше шёл по своим делам, да простых людей не трогал. - Я... Меня... Мне...Э-э-э... Может, мне двери не закрывать тогда?

   Величественный святой повёл широкими каменными плечами и, кажется, снисходительно улыбнулся:

   - Чего же? Закрывай. А то ходят тут всякие...

   Вернувшись домой, Игнат тихонько забрался под бок к жене и ещё долго не мог уснуть, вспоминая, как медленно удалялась вдоль по улице статуя святого, над плечом которой парил алтарный камень, пока не растворилась в мутном тумане нехорошего поля.

  ***** ***** ***** ***** *****

   Считается, что все аномалии в этом мире происходят не случайно.

   Всё имеет причину, даже если она настолько ничтожна, что растворилась в пластах забытых мгновений, впитавшись, как пыль в трещины шара-уловителя. Вроде бы и знаешь о её существовании, но вытащить нет ни возможности, ни желания. На такие причины обычно внимания не обращают, их забывают, безжалостно затирая избытком более важных событий и моментов, наивно полагая, что низведённая причина утянет за собой и следствие, избавив от него универсум. Учение Триликого называет это действо покаянием и активно призывает к нему всякого страждущего, обещая за умеренную плату так качественно "забыть" некоторые моменты биографии кающегося, что совесть очистится автоматически, а карма самовосстановится на несколько перерождений вперёд. Неизвестно, правду, что об этом думает сам Триликий, на коего возлагаются надежды по стиранию сомнительных заслуг, но только из святилищ люди выходят с лёгкостью в душах и карманах. Самим же причинам, вероятно, жрецы объяснить базовую установку своего небольшого обогатительного проекта не соизволили и те остались не в курсе дела. Имея же дурную привычку совершенно незаметно накапливаться, такие причины росли и множились неприметно для окружающих, чтобы своей незримой цепью опутать всё и вся.

   Вот, говорят, приближается Комета. А чего приближается? Может, на другом конце великой причинной цепи какой-то хулиган жестоко пнул кошку, и возмездие за его поступки так разрослось, что вышло даже за территорию планеты? Или на другом конце сидит сам Триликий, лениво дёргая за цепочку, когда становится особенно скучно наблюдать за жалкими людишками? А может, эта цепочка и не в руках его вовсе, может, она держит кандалы, и каждый раз, когда Всевышний пытается сбежать от своего нелепого творенья, срабатывает закон возмездия и повсеместно происходят странности и чудеса? А люди молятся, благодарят, а Богу уже тошно от их гудения...

   Всё это проносилось в головке Алеандр Валент чередой ярких картинок из лубочных историй на манер приключений Капината Эла. Впрочем, скорее неуёмная травницкая фантазия дорисовывала их из вереницы звёздочек и пятен, мелькавших перед глазами. Девушка лежала навзничь прямо посреди просторной комнаты и с трудом пыталась соскрести в кучу разбросанные по закуткам гудящей головы мысли. Рядом на полу практически равномерным слоем простирались мусорные горы и пыльные долины, создавая пейзаж идеальной комнаты молодого изобретателя. По углам жались тщательно копящиеся ещё с приходской школы поделки: кривоватые заготовки под артефакты, альбомы первых гербариев, глиняные скульптурки, самодельные куклы и настоящие холсты с первыми набросками. Их было так много, что углы помещения практически сгладились, образовав овал. В нём располагалась большая, заваленная разноцветными подушками кровать, обвисая слоями пледов и покрывал; многоуровневый стол для опытов, что почти сливался с многочисленными полками причудливым органом, и высокие стойки изогнутых вешалок, томящихся под грудами одежды, сумок, платков и засушенных цветов. Последние, к слову, сейчас были опрокинуты и валялись по бокам от хозяйки верными телохранителями. На месте падения вокруг их тел образовался ореол чистых дубовых досок, казавшихся неприлично яркими на фоне остального, усыпанного раструшенными зёлками, канареечным порошком и совершенно не опознаваемыми (возможно, даже съедобными) хлопьями.

   Алеандр Валент было плохо. У Алеандр Валент ныло всё тело, болел отбитый копчик, и отчаянно чесалась подживающая после укуса зомби-козла ладошка. Почесать ладонь она не могла: в ней было плотно зажато горлышко от флакона с редким в этих краях устричным соком, который удалось выиграть в карты у хозяйского сына. Тот, бедный едва не рыдал, расставаясь с папенькиной незаменимой настойкой, без которой почтенный ратиш не мог посещать своих многочисленных фавориток. Поэтому девушка скорее скончалась бы от чесотки, чем позволила пролиться столь ценному ингредиенту. Вторая рука была практически свободна, аки специализированная ложка для помешивания зелий погнулась очень странным браслетом. Эл попыталась дрыгнуть ногами, в ответ, чудом уцелевший тапочек сорвался с пальцев, громко звякнув о стекло.

   - А это была моя любимая тарелка с танцующей коровой, - задумчиво проговорила Алеандр Валент и тяжело вздохнула (на большее её пока не хватило).

   В ушах всё ещё стоял гул и противное потрескивание алхимической реакции, идущей вразрез со всеми правилами смешивания эссенций, смутно хранимыми в переполненной травницко-лекарскими познаниями памяти. Девушка давно подозревала, что алхимия, как вид чародейства, был создан великими предтечами исключительно для того, чтобы свести в могилу одну конкретную дочь Академии Замка Мастеров. При этом наука сия умудрилась обзавестись собственной дурной волей и норовила злонамеренно испортить своей врагине жизнь. Ведь по ряду принципов и норм не так уж и далеко располагалась она от травничества и зельеварения, чтобы быть тёмной и далёкой для девицы, столь поднаторевшей в смешивании растительных и животных составов. Юная чародейка даже серьёзно полагала, что ранее эти науки были едиными, а травничество вынесли исключительно во избежание перенасыщения факультета отчаянными студиозами. Следовательно, любой хороший травник по определению должен быть не дрянным алхимиком и наоборот.