Гинс Г.К. - Сибирь, союзники и Колчак т.2 Страница 4

При первых же известиях о событиях в Омске Сов. упр. ведомствами объявил, что вся полнота власти принадлежит ему, и поспешил осуществить эту власть производством очередной выемки денег из отделения государственного банка. 19 ноября г. Веденяпин, управляющий ведомством иностранных дел, предъявил чек на 1 миллион рублей, но встретил решительный отпор со стороны представителей Министерства финансов, указавших, что они не могут допустить расхищения государственных средств в столь тревожное время, и притом на совершенно неизвестные и неопределенные цели. Тогда Совет управляющих ведомствами пошел по проторенной большевиками дорожке и арестовал лиц, заграждавших доступ к государственному сундуку, а затем беспрепятственно изъял из отделения государственного банка 5миллионов рублей.

Заслуживают также внимания и расходы Совета в связи с военными обстоятельствами. Сумма последних за время с 10 октября по 8 ноября составляет в общем около 15 миллионов рублей, причем свыше 9,5 миллионов рублей ассигновано в один день, 7 ноября.

Щедрые ассигнования на поддержание и развертывание партизанских отрядов и батальонов Всероссийского Учредительного Собрания в полки последовали вслед за известной «грамотой» В. Чернова о необходимости иметь в своем распоряжении батальоны совершенно особого и специального назначения. Мало того, Совет управляющих ведомствами считал себя вправе снимать ценности с эшелонов эвакуируемых казначейств и отделений Государственного банка. Таким путем ему удалось захватить 36 миллионов рублей, и все они израсходованы вышеуказанным порядком.

Сотрудники справа

Если переворот 18 ноября окончательно оттолкнул от Омского Правительства эсеров, то он зато обеспечил ему поддержку элементов, которые до сих пор держались в лучшем случае нейтрально. Убийство Новосёлова, переворот 18 ноября — все это косвенно подтверждавшиеся и другими данными симптомы, что правые группы вели такую же подпольную работу, как и эсеры. У них были свои военные организации, своя контрразведка, свои люди в правительственных учреждениях. Переворот 18 ноября удовлетворил эти группы, но они сразу усилили свои позиции и укрепили влияние на власть. Вокруг Верховного Правителя в первые же дни появились новые люди, началось забегание с заднего крыльца.

Еще 18 ноября, когда составлялось правительственное сообщение о перевороте, в канцелярию Совета министров приехал один из членов Военно-промышленного комитета и просил помочь ему и дипломатическому чиновнику Сукину, только что приехавшему в Омск из Америки, но уже успевшему связаться с некоторыми общественными кругами, выработать текст обращения к населению с объяснением причин переворота.

Тельберг, тогда уже принявший от меня управление делами Правительства, совершенно правильно указал, что составление подобных актов не входит в обязанности Военно-промышленного комитета, и составил сообщение сам. Но примеры подобного «участия» в делах стали повторяться.

Омск и его общественность

Для понимания, дальнейшего совершенно необходимо иметь хоть общее представление о сибирской общественности, в особенности об омской.

В то время как Иркутск еще в первой половине XIX столетия знал культурную администрацию доброй славы графа Сперанского, дурной — графа Муравьева-Амурского, знал культурных ссыльных: декабристов, поляков, обладал богатым купечеством и служил центром золотопромышленности — Омск только лет десять—пятнадцать тому назад стал приобретать крупное значение в связи с оживлением Западной Сибири, главным образом, благодаря потоку переселенцев, направившихся туда после первых волнений 1904—1905 гг.

По словам Г. Н. Потанина (сборник «Нужды Сибири», стр. 250), «Омск был всегда бедным городом, лишенным всякого торгового значения. Богатого купечества в городе совсем не было, да и мещанское общество было, сравнительно с другими городами, небольшое. Значительный процент городского населения составляли отставные чиновники и отставные офицеры и солдаты. В Омске была самая дешевая жизнь на всем расстоянии от Петербурга до Иркутска, и в то же время, благодаря генерал-губернаторской резиденции, здесь было веселее, чем в каком-нибудь другом губернском городе; здесь бывали концерты, спектакли, балы и фейерверки. Поэтому омские чиновники, вышедши в отставку, никуда не уезжали и оставались здесь жить; из других городов Сибири, даже из Иркутска и Оренбурга, отставные чиновники съезжались сюда доживать свой век на пенсию. Это обилие чиновников, служащих и отставных, превращало Омск в город Акакиев Акакиевичей.

Каменные здания все были казенные; это были канцелярии, казармы, лазареты и дома с квартирами для офицеров. Все остальные постройки были деревянные, и в шестидесятых годах был всего один каменный купеческий дом. В клубе из буржуазии был принят всего один только член — винный откупщик. Нигде в Сибири не было такого отчуждения интеллигентного общества от массы, как в Омске; интеллигенция здесь не служила местному населению. В Омске никогда не было такого общественного учреждения, которое концентрировало бы на себе симпатии населения целого округа, вроде Томского школьного общества или вроде Иркутского музея Географического Общества».

После того, однако, как через Омск проведена была железная дорога и стали ходить пароходы между Омском и Семипалатинском, за Омском начала упрочиваться слава будущего торгового центра. Московские купцы избрали его складочным местом своих товаров, а иностранные фирмы устроили здесь свои конторы, отчасти для продажи сельскохозяйственных машин, отчасти для покупки масла.

Для характеристики омского купечества можно воспользоваться без обиняков тем противопоставлением, которое сделал тот же Потанин, характеризуя иркутянина и томича.

«Иркутский купец — поставщик на запад элегантных продуктов востока: золота, соболей, чая; томский купец отправляет кожи, сало, шерсть, щетину. Иркутянин — негоциант, томич (прибавим, и омич) — прасол (оптовый скупщик скота и с/х продукции. — Ред.); он ходит в фартуке. Негоциант ищет удовольствия в чтении книг, в беседе с учеными, в путешествии с просветительной целью; выскочка из прасолов находит их только в удовлетворении своих животных потребностей. Первый видит удовольствие в употреблении своих денежных средств на просветительное предприятие; выскочка из прасолов — в сжигании сторублевых бумажек на свечке».

Уже из этих характеристик, принадлежащих лучшему знатоку Сибири, видно, что должен был представлять из себя Омск в культурном отношении. Два-три адвоката с кругозором шире деловой практики, несколько интеллигентных врачей, занятых с утра до вечера, но всё же уделяющих кое-что науке и политике, один-другой кооператор из самородков, а там — хоть шаром покати. Только нажива и попойка. Всё, что имел Омск более или менее выдающегося в период адмирала Колчака, — это была интеллигенция, понаехавшая с Запада, гонимая большевизмом. Здесь оказались разорившиеся помещики, не оставившие идеи реванша, представители промышленности, жаждавшей возрождения за счет субсидий, бывшие петроградские чиновники — словом, всё «навозный» народ, по терминологии сибиряков.

И тем не менее, я считаю, что Омск больше, чем какой-либо другой город, отражал истинное настроение Сибири, в целом такой же страны неинтеллигентных, чисто практических интересов и забот, как и сам Омск.

Что общего с Сибирью имеет культурная общественность Владивостока или Иркутска? В этих городах можно было найти толковую и знающую Сибирь интеллигенцию, но тип этой интеллигенции более чужд Сибири, чем прасолы Омска и Томска. Бывшие ссыльные сосредотачивались именно здесь, они заполняли все общественные учреждения, приносили сюда дикие для Сибири социалистические бредни и культивировали партийную политику. Резиденция Правительства в Омске была плачевна убогостью политической мысли, отсутствием живого обмена идей и знаний — того котла, в котором здоровая критика омывает грязные наросты, питает жизнеспособное и убивает больное. Но зато резиденция в Омске спасала от ненужной, бесплодной борьбы и праздной политической болтовни. События вынудили Правительство укрепиться именно в Омске, и можно жалеть лишь о том, что Правительство не позаботилось своевременно обеспечить себе запасный центр.

Новые люди

Я уже упомянул о том, что с появлением у власти адмирала на сцену выступили новые люди. Некоторые, как, например, полковник Лебедев, выскочили как из-под земли. Назначение этого молодого полковника начальником штаба Верховного Главнокомандующего, то есть фактическим Главнокомандующим, было для всех совершенно неожиданным. Боюсь, что адмирал избрал его совершенно случайно, только потому, что он приехал с нашивками Добровольческой армии и как бы принес с собой в Сибирь дух Корнилова и Деникина. Никто не подумал тогда, что это назначение могло быть результатом неумения адмирала разбираться в людях.