Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы Страница 4

Елочный стих

Оделась в блеск, шары зажгла:«К вам в Новый год зайду-ка я!..»И в наши комнаты зашлаподруга хвойнорукая.Стоят дома при свете дня,на крышах дым топорщится,но если крыши приподнять —весь город просто рощица!А в этой рощице — ребят!С игрушками! С подарками!Нам новогодие трубят,маша флажками яркими.И я иду смотреть на Кремль,мотель, и брови в инее;там башня Спасская, как ель,горит звездой рубиновой.Весь город в елках зашуршалв звон новогодней полночи, —фонарь качается, как шар,и уличный и елочный.Бывало, в ночь под Рождествопрочтешь в любом журнальчикерассказ про елку, барский столи о замерзшем мальчике.Теперь таких журналов нет,—мороз хватает за уши,но мальчиков по всей странене видно замерзающих.Для них дрова трещат в печах,котлы и трубы греются;их жизнь с оружьем на плечахсредь елей, в пасмурных ночах,хранят красноармейцы.И я стихами блеск зажег, —входите, ель-красавица,на ветку этот стих-флажокподвесьте, если нравится!

Граница в будущем

Когда бой пошлет рабочим новую победуи подымет флаг страны соседней ЦИК,я еще раз, может быть, поеду:Негорелое — Столбцы.Пассажиры сходят с быстропоездаперед бывшей пограничною сосной,дети слазят, мамы беспокоятся,отдыхает кит сверхскоростной.Под навесом старый столб хранится,рядом надпись, мраморно-бела.Мы читаем: «Здесь была граница».И действительно она была.Дети спросят: — Кто она такая! —Объясняю, гладя их рукой:— Паспорт проверяли, пропуская…— Дяденька, а паспорт кто такой? —Педагог я очень маломощный:— Ну, таможня, чемодан неся…— А таможня — это там, где можно?— Нет, ребятки, там, где все нельзя. —Непонятно детям — просто столбик,а куда приятней у окошка, мчась,видеть, как прекрасен мира обликс вихрем в триста километров в час.И не будет ни одной гранички!Ни жандармов, ни таможни, ни столба.Впишут школьники в тетрадные страничкиэти отмененные слова.Можно размечтаться упоенно,а пока железное «нельзя!».Через наш рубеж шпана шпионовкрадется, на брюхе к нам ползя.А пока спокойно паспорт сверьте,чемодан, — двойного нет ли дна?Самая священная на свете,будь, граница, вся защищена!

Испания

Я не очень-то рвусь в заграничный вояжи не очень охоч на разъезд.Велика и обильна страна моя,и порядок в ней должный есть.Но посмотришь на глобус —для школьников шар,стран штриховка и моря окраска, —сразу тысячью рейсов махнет по ушамкругосветная качка и тряска.И чего прибедняться! Хочу увидатьто, чего мое зренье не видело:где коралловым рифом пухнет вода,Никарагуа, Монтевидео…Я мечтал, не скрываю, право мое —жадным ухом прислушаться к говору,стобульварный Париж, стоэтажный Нью-Йорк,все вобрать это полностью в голову!Но сегодня, газету глазами скребя,я забыл другие искания,все мечты о тебе, все слова для тебя —Испания!Вот махнуть бы сейчас через все этажи!(Там — окопы повстанцами роются…)И октябрьское знамя на сердце зашитьастурийцам от метростроевцев.Ты на карте показана желтым штрихомв субтропическом теплом покое,а взаправду твой зной проштрихован штыком,я сейчас тебя вижу такою!Не мерещатся мне улыбки Кармени гостиничное кофе.Мне б хоть ночь пролежать, зажав карабин,с астурийским шахтером в окопе.Кстати, норму я сдал в позапрошлом году,ворошиловцы — надобны вам они,даже цветом волос за испанца сойду, —породнимся на красном знамени!

Ноги

В Париже по Rue St-Honore,и в синие сумерки проходил,где спит на пляжах витрин-морейвещь-змея и вещь-крокодил.В стекле — фарфоровый свет грудей,фаянсовых рук, неживых людей,розовой резины тягучая мазьна женщинах из пластических масс.Я подошел к одной из витрин.В вывеску вписывались огни,стекло зеркальное, а внутриящик и две золотых ноги.Чулка тончайшего чудо-вязьи ноги без туловища, одни,—не воск, не дерево, не фаянс.Живые — вздрагивали они!Звездам пора уже замерцать,созвездья вползают на этажи;женщина в ящике ждет концаи несколько франков за эту жизнь.Вздрогнули мускулы под чулком,и дрожь эту каждый увидеть мог…Родиться не стоило целиком,чтоб жить рекламного парой ног.Но нечего делать, торговый Парижспускает шторы, вдвигает болты;Париж подсчитывает барышза женские ноги, глаза и рты.Поднят на крышу кометный хвост,гаснут слова и дрожат опять,кто спать в постель, кто спать под мост,а кто еще одну ночь не спать…Я эту витрину ношу в мозгу,той дрожи нельзя замять и забыть;я, как спасение, помню Москву,где этого нет и не может быть.

Кладбище Пер-Лашез

Вот Пер-Лашез, мертвый Париж,столица плит, гранитных дощечек,проспекты часовен, арок и ниш,Париж усопших, Париж отошедших.Мать припала к ребенку, застыв,физик — с гранитной ретортой.Сырые фарфоровые цветынад надписью истертой.С каменной скрипкой стоит скрипачу камня-рояля на кладбище.Надгробья готовы грянуться в плачШопеном траурных клавишей.Писатель, с книгой окаменев,присел на гранит-скамью.И вот стена, и надпись на ней:«Aux morts de la Commune».Я кепку снял, и, ножа острей,боль глаза искромсала, —Красная Пресня, Ленский расстрел,смерть в песках комиссаров,Либкнехт и Роза и двадцать шесть,Чапаев и мертвые Венывсплывали на камне стены Пер-Лашез,несмыты, неприкосновенны.Кладбищенский день исчерна синел,и плыли ко мне в столетьевенки из бессмертников на стене,«Jeunesse Communiste» на ленте…

Станция «Маяковская»

На новом радиусеу рельс метроя снова радуюсь:здесь так светло!

Я будто едупутем сквознымв стихи к поэту,на встречу с ним!

Летит живей ещетуннелем вдальслов нержавеющихлитая сталь!

Слова не замерлиего руки,—прожилки мрамора —черновики!

Тут в сводах каменныхлучами в тьмуподземный памятникстоит — ему!

Не склеп, не статуя,не истукан,а слава статнаяего стихам!

Туннель прорезывая,увидим мы:его поэзияживет с людьми.

Согретый множествомгорячих щек,он не износитсяи в долгий срок.

Он не исплеснится!Смотрите — тампо строчкам-лестницамон сходит сам.

Идет, задумавшись,в подземный дом —в ладонях юношилюбимый том!

Пусть рельсы тянутсяна сотни лет!Товарищ станция,зеленый свет!

Землей московскоюна все пути,стих Маяковского,свети, свети!

Станция «Земная ось»

На станцию «Земная ось»поедем, не сегодня — днями!Она стоит немного вкось,воображаемая нами.Она в уме, и, как залог,она мне раз в неделю снится;о ней завязан узелоки в книжке загнута страница.Я узел развяжу платка,спокойно к полюсу спланирую,на ледяную гладь катка,и вам оттуда промолнирую:«Благополучно прилетел,читайте „Комсомольской правде“.Хорош погоды бюллетень.Спешу. Целую. Телеграфьте.Встречайте. Прилетим в восьмом.Легко пробили туч осаду.Люблю. Подробности письмом.Везу моржонка зоосаду».Там, чтобы ось была взаправдашной,мы сами в землю вбили ось,и знамя над землею радужнойна вечном стержне поднялось.Мы видим с птицы широченнойвсе краски северной красы,и днем и ночью шар ученыйвсе ходит вкруг своей оси.Отсюда будет очень близколететь к Москве и к Сан-Франциско.И, может быть, поэт Тычина,в кабине светлой сидя чинно,посмотрит вкось и скажет: «Ось,яка вона, земная ось!»Она в уме, и, как залог,она мне раз в неделю снится;о ней завязан узелоки в книжке загнута страница.

Весеннее