Ария Кейдж - Рёв Страница 4

Облажалась? Да, но это мой мир, и так будет лучше.

По крайней мере, я так думала до тех пор, пока не вернулся он.

Чарли

12 лет

Я дрожу. Я ненавижу этот день, я ненавижу его. Нейт хочет рассказать кому-то… говорит, что нам двоим они поверят. Я на 99.9 % уверена – они нам поверят, но существует большой риск в 0.1%.

Глубоко внутри я сомневаюсь, но вероятность потерять Нону или Дейва заставляет меня держать это в секрете. Возможно, потому что я не хочу, чтобы люди знали об этом. Возможно, потому что я не хочу, чтобы позор был возложен на Нейта. Возможно, я отвратительна и не хочу прекращать это. Возможно, мне начинает это нравиться, может в другом смысле, но нравится, когда он прикасается ко мне.

Боже, это так отвратительно! Мне двенадцать лет, а ему всего четырнадцать. Я не должна думать о подобных вещах. Я должна только начинать думать о мальчиках и хихикать, когда они поворачиваются в мою сторону, а не думать о том, как ощущаются его пальцы на моей талии и груди.

Папа заставил меня перейти на таблетки, из-за чего моя грудь стала больше, и я ее ненавижу. Я не знаю где он взял таблетки, ведь я никогда не была у врача. В прошлом году я была очень больна и не могла встать с постели. Я ни разу не видела врача, хотя и чувствовала, что находилась на пороге смерти практически целых три недели – однако, это были лучшие три недели за все время. Папа оставил нас в покое, наедине. Первый раз в моей жизни, третий четверг месяца прошел без похода в гараж. Нейт сидел со мной каждый день и приносил мне суп от Ноны. Он и Дейв играли со мной в карты, несмотря на то, что я боялась заразить их.

Когда я была не слишком утомлена, я читала им книжки, и мы притворялись, будто жизни за пределами этой комнаты не существует. Больше всего нам нравился Питер Пэн. Он наш любимец по многим причинам, но основная, я думаю в том, что я была птичкой Вэнди для Нейта, а он моим Питером. Он хотел украсть меня, чтобы увести из этого мира и привести в другой – где время остановилось – в его Неверлэнд.

Что пугало нас больше всего в тот четверг, когда отец уехал, не позвав нас, так это звенящая тишина между нами. Нейт сидел рядом со мной на моей кровати в тишине до тех пор, пока я не взяла его руку в свою и не поцеловала её. Он вздохнул и посмотрел на мои губы, со слегка приоткрытым ртом. Не знаю почему, но я скользнула к нему на колени. Моё сердце неистово колотилось, наполняя вены кровью, заставляя меня дрожать. Я взяла обе его руки в свои и поцеловала, прежде чем опустить их на мою грудь, где под лифчиком и блузкой покалывало мои соски. Я чувствовала его теплое дыхание у своей шеи, когда он начал тяжело дышать и стал тверже подо мной.

Папа оставил нас в покое, но мы не отказались от этой привычки, правда, теперь все было гораздо страшнее. Я хотела его больше, чем когда-либо. Я хотела делать с ним большее без отцовского надзора. Я настолько его хотела, что ненавидела себя за это.

Тот четверг изменил всё между мной и Нейтом навсегда.

Теперь я считаю, что три недели пролетают слишком быстро. И Нейт и я стали слишком тихими примерно с понедельника. Дети в школе это заметили, но перестали об этом спрашивать. На самом деле они перестали спрашивать о многих вещах. Мне больше не задают вопросы, а это не так уж и плохо во всех смыслах. По многим причинам я всегда буду принадлежать Нейту, а он – мне. Девчонки по-прежнему вьются вокруг него, но он не обращает на них внимания, и я чувствую свою вину за то, что мне это слишком нравится. Я должна хотеть, чтобы он нравился девочкам, а они – ему. Я должна оставить его в покое, прежде чем наступит другой четверг, прежде чем я заберу еще одну частичку своего лучшего друга.

Я много раз говорила Нейту, чтобы он не следовал за мной, что это мой демон, мой кошмар. Давным-давно, прежде чем я смогла понять, что это означает, я приняла решение не расстраивать папу до тех пор, пока от того, что я могла бы ему отдать, не останется ничего. Он мой отец. Я ненавижу его… я люблю его. Когда Нейт держит меня под нашим деревом, пока я дрожу, прежде чем мы услышим зов, я хочу, чтобы он остался тут, у дерева. Но глубоко внутри, где темно и грязно, я хочу, чтобы он пошел со мной.

Я хочу, чтобы это была его кожа, прикасающаяся ко мне, а не папочкина. Я хочу, чтобы Нейт был моим первым. Я боюсь того дня, когда папочка попросит нас об этом, мне так страшно, как вам и не снилось. Я смотрю на Нейта, его лицо немного бледнее, таким оно всегда и становится, и я глажу его нежную кожу.

– Я хочу, чтобы ты остался здесь, – говорю я. Я всегда говорю это.

Он качает головой:

– Я не оставлю тебя. В один прекрасный день ты перестанешь просить меня об этом, просто знай, что я тебя не оставлю.

Я уже знаю это, я знаю его даже больше, чем знаю саму себя.

– Есть вещи, которые нужно изменить.

– Не это. Многое нужно изменить, но не это. Что необходимо изменить, так это то, что мы должны убежать от всего этого. Убежать так далеко, как сможем. Я копил деньги, которые выделялись на покос газонов и покраску дома, всё, что ты должна сделать – сказать да.

Мы каждый раз обсуждали этот вопрос.

– Ты не можешь оставить Нону и Дейви. Они нуждаются в тебе.

– Я нуждаюсь в тебе больше, и я нуждаюсь в том, чтобы ты была свободна. Я хочу освободить тебя от всего этого, чтобы ты могла расти и быть сильной.

При этом я хихикаю, потому что знаю – то, чего он хочет никогда не произойдет. Я папочкина дочка и он никогда меня не отпустит. Я – заключенное в клетке грязное животное, не экзотическое или подобное ему, возможно даже не брошенная собака. Я всего лишь оборванка, и единственный, кто сможет любить меня такой – мой папа. Нейт говорит, что любит меня, но ему четырнадцать, и он никогда не осмеливался уйти от меня. Я жду этого дня. Он не захочет уйти от меня, но это всё – его чувство вины. Надеюсь, его сердце сможет выиграть эту битву, потому что он заслуживает лучшего, чем моя жизнь и мои грязные потребности.

– Шарлотта.

Небольшой визг вырывается из меня от голоса отца, прорезавшего воздух. Он не будет звать Нейта, потому что, как и я, знает, что Нейт последует за мной куда угодно.

Чарли

Настоящее

Мои кости болят, как сумасшедшие, словно они готовы взорваться, в то время как я сижу в машине, глядя на дом. Не на дом Ноны, а на свой. Да, он мой. Он всегда был моим, отец никогда не владел ним. Моя мама завещала мне его после смерти, и папа заботился о нем. Когда мне исполнился двадцать один год, я подписала документы и больше не оглядывалась назад. Я не хочу этот дом.

Никогда не захочу.

Так почему же я не продала его?

Я смотрю в темноту, что когда-то была моим счастливым домом. На самом деле это обман. Я была счастлива лишь потому, что не знала ничего лучше. Я пытаюсь увидеть последние остатки гаража, но единственным признаком того, что там был гараж, служила лишь треснутая бетонная плита, которая олицетворяет мою утраченную юность.

Мне позвонили несколько лет назад сообщить, что пожарная бригада спасла дом, но не гараж. Они сказали, что искренне сожалеют. Мне было всё равно. Хотела бы я сама зажечь спичку. Но это никогда бы не выжгло боль и грязь, которые всегда будут частью моей души.

Справа включился свет, и я увидела Нону на крыльце. Делаю глубокий вдох, выхожу из машины и иду по узкой бетонной дорожке, обрамленной золотистыми цветами, и останавливаюсь возле ступенек. Я сидела на этих ступеньках больше раз, чем могу сосчитать. Я плакала и смеялась, играла в камушки, училась обманывать в камень-ножницы-бумага.

– Давай, девочка. Тащи сюда свою задницу, чтобы я могла подарить тебе настоящие объятия Ноны.

Её голос постарел и по мере того, как я поднималась по лестнице и смотрела на неё под желтым освещением крыльца, я могла заметить, насколько сильно постарела и она сама. Не знаю, то ли из-за того, что я так близко к дому, то ли из-за ностальгии по нему и Ноне, но я начинаю теряться. Возможно, это из-за того, что Нейт травмировался, или из-за мысли о том, что Нона в том возрасте, когда ей осталось не так долго жить. И мои плечи начинают трястись. Сначала трясутся только плечи, затем грудь, а затем дрожь охватывает меня всю, в то время как она налетает на меня своим крохотным телом и успокаивает, будто я снова маленький ребенок.

Тот дом по соседству, в котором я провела свою жизнь на самом деле не мой дом. Моим домом было все это. Эти руки и их любовь - вот мой дом.

Нона проводит меня в кухню. Я вытираю салфеткой свое лицо, а Дейв ставит на стол холодный чай и тарелку мяса с овощами.

– Чарли, – окликнул меня Дейви, настолько широко улыбаясь, что я не могу не улыбнуться в ответ. Я так скучала по нему все эти годы.

– Дейви.

Я крепко его обнимаю, а он поднимает меня и кружит, как делал всегда. У Дейва синдром Дауна. Я не знаю, насколько это мешает ему жить повседневной жизнью, но, думаю, этого достаточно, так как Нона по-прежнему наблюдает за ним. Было не так много дней, когда я не думала о нем или об этой семье, ведь они были также и моей семьей. Я много раз защищала Дейва в моменты изгнания, пока в один прекрасный день он не взял меня за руку и не сказал, что если его не волнует, что говорят о нем, то и меня это не должно беспокоить. Наверное, это были самые мудрые слова, которые мне когда-либо говорили.