Владимир Белобров - Арап Петра Великого два Страница 4

-- По-французски ему хучь всю ночь чеши. А он только -- ать-два, да

прикладом -- стук-стук. Тогда уж горшком лучше. Ну так как с ответом-то?

-- А чем посоветуете -- гортензией либо геранью?

-- Хучь фикусом. Я в наименованиях не смыслю. Вы бы, Елизавета Федоровна,

Ганнибала призвали -- он большой специялист. Изрядно понимает. Хучь что на

клумбе растет, хучь в горшке. Вы его призовите, али в записке ответной про

то у него испросите.

-- А скажи мне, Занзибал, какие нынче в Париже платья модны?

-- Елизавета Петровна! Я прямо удивляюсь! Второй день меня про платья

пытают! Вчера Ганнибал выспрашивал, какое у вас платье. Теперь вы меня

донимаете. Я Париж-то с трудом вспоминаю. Как в тумане!

-- В Лондоне тоже туманы. Дале носа, бывает, ничего не видать. А я слыхала

-- в Париже климат не такой. А и там, однако ж, туман.

-- Ясно, туман! Выкушаешь чарок восемь -- так тебе и туман, как в Лондоне.

-- Право слово, не могу я, Занзибал Петрович, привыкнуть к вашим арапским

шуткам. Не пойму, ей Богу, вроде вы образованный человек, при дворе, а

шутите нешто кучер.

-- Прилично шучу. Другим по вкусу. Обыкновеные мужские шутки. Энто Ганнибал

у нас куртуазный и шутит для баб. Вам бы, я чаю, пондравилось. Отвечать-то

будете, али как?

-- Я подумаю прежде.

-- Ладныть. До конца занятия подумайте.

ГЛАВА 7

КЛЮЧИ ОТ ЕЕ ФОРТИФИКАЦИИ

Ганнибал, закинув руки за голову, лежал на кровати и смотрел в потолок на

пастушескую идиллию. Молодой пастушок в козьей шкуре придерживал на

коленках молодую пастушку с выскочившей розовой грудью. Рядом на траве

валялся пастушеский рожок и стояла корзина с провиантом. Вокруг толпились

козы, овцы и бараны. Сзади, в полверсте от пастбища, курился

величественный вулкан.

"Вот так и мое чувство к Елизавете Федоровне,-- тяжело вздыхал Ганнибал,-

как сей италианский Везувий. Дымится-дымится, а потом -- как даст! И все

кверху тормашками -- все овцы и бараны! Аллегория такая... Вон тот баран на

Меншикова похож. Б--е--е... И как она может с таким гундосым?"

Вошел Занзибал.

-- Валяешься, ефиоп? -- Он бросил книгу на тумбочку.

-- Скажи, тот баран с потолка на Меньшикова похож?

-- Есть чтой-то...А пастух -- енто ты, наверноть? А на коленках, надыть

княжну придерживаешь с голой титькой?

-- Если бы.. Я -- вулкан сзади. Видишь?

-- Вижу... Пляши, вулкан. -- Занзибал вытащил из кармана записку. -- От нее

депеша.

Ганибал рывком соскочил с кровати:

-- Дай сюды!

-- Пляши!

Негр повилял бедрами.

-- Ну, давай!

-- И чего ты в ней нашел? -- Занзибал протянул записку. -- Дура, каких свет

не видывал. Ни поговорить с ней путем, ни пошутить. Хьюмору никакого! Я ей

такую шуточку сегодня сказал, про то как мы в Париже пили -- сам чуть со

смеху не лопнул. А она стоит -- морда кислая, и токмо кучером меня

обозвала. Дубина!

Ганнибал развернул записку:

"Здравствуйте, Ганнибал Петрович, -- прочитал он. -- Записку от вас через

брата вашего Занзибала получила, с коим и передаю сей ответ.

Вы, наверное, считаете меня легкомысленной особой, которой можно писать

записки такого непозволительного содержания. Вы, наверное, решили, что раз

вы есть любимец государя и любые девушки хочут в мечтах с вами

познакомиться, то и этот скромный цветок вам удасться сорвать с той же

легкостию. Знайте же, сударь, что это не так! И хотя я всего лишь

скромная, беззащитная девушка, которую всякий может обидеть, и которая,

конечно же, нуждается в сурьезном и благородном кавалере, защитнике

девичьей чести, но я сумлеваюсь -- тот ли вы гишпанский Дон Кишот, который

достоин носить на груди ключи от моей фортификации. Хотя вы и жгучие

брюнеты, но это не имеет значения. Знаете ли вы -- что такое настоящее

чувство, и как легко над ним надругаться? Вы меня совсем не знаете, а

пишете мне легкомысленные записки про жеребца и про кинжал, которым вы

зачем-то хотите зарезаться. Мне только осьмнадцать лет, но множество

испытаниев выпало на мою долю в Лондоне. Один аглицкий пэр уже постарался

в прошлом годе меня обмануть, и эта рана по сей день терзает внутри мое

сердце. Таперича я не могу доверять мужчинам, как они есть все обманщики,

и Вы, наверное, один из них. Хотя у Вас и благородное лицо, честные глаза

и, возможно, у Вас сурьезные намерения. Хорошо бы, если это так. Но если

это не так -- оставьте меня в покое. В любом случае -- ничего обещать Вам не

могу. Сами понимаете почему. Вооружитесь терпением и смирением. Да

пребудем мы чисты и кротки, как агнцы Божии. За сим прощайте.

Княжна Е.Б."

Ганнибал оторвался от листка.

-- Прочел? -- Занзибал потянулся. -- Ну и как тебе эта муть? Я тоже по дороге

прочел от нечего делать. Вот скажи мне, как ты есть бабник Жон Дуан -бабы

завсегда такие глупости пишут?

-- Глупости! Написано кудревато и с тонкостию. Вот, зри, вот здесь она

пишет: "Хотя вы и жгучие брюнеты..." -- намекает, что я ей ндравлюсь. Или

вот тут еще: " ... у Вас и благородное лицо, честные глаза и, возможно, у

Вас сурьезные намерения." -- намекает, что ей моя физиогномия по вкусу и

намерения сурьезные.

-- Ты про пэра аглицкого лучше почитай. Мне интересно, как он над ней

надругался?

-- Убью!

-- Давай лучше браги выпьем.

-- Не буду. Имею намерение -- сей же вечер посетить Елизавету Федоровну.

-- Ну и что за дело? От чего не выпить?

-- Дык изо рта дрожжами нести будет. Как я с нею лобзаться стану?

-- А станет она с тобой лобзаться с первой-то встречи?

-- Мыслю, что станет. Вишь, она в записке намеки строит.

-- Так что, не будешь, значит, а, Гань? Пить-то?

-- Не буду.

-- Ну и хрен с тобою, а я выпью.

ГЛАВА 8

ЗАЩИТНИКИ ЕЛИЗАВЕТЫ ФЕДОРОВНЫ

Откушав кофию, княжна Белецкая легла на кушетку и открыла аглицкий роман

Снучардсона "Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов".

"... Уже третий день несчастная девица Кларисса Гарлов плутала в дремучем

Эдинбургском лесу, когда неожиданно вышла на поляну. Посередине поляны

стоял небольшой замок. Кларисса подошла поближе и заглянула в окно.

Престранная картина предстала ей там. На широченной кровати с балдахином

сидел полуголый мужчина. В руке он держал пробирку с какой-то зловещей

жидкостью, в другой -- безобразную ложку. Слева на сундуке сидел еще один

полуголый мужчина и болтал ногами. В это время дверь в комнату отворилась,

и на пороге показался еще один полуголый мужчина, державший под мышкой

черную курицу. Завидя вошедшего, мужчина с кровати вздрогнул и уронил

ложку, а другой мужчина соскочил с сундука и замер.

--Сэр Генри, -- громовым голосом произнес вошедший, -- вот мы и встретились!

Теперь вам от меня не уйти!.. Вы видите эту черную курицу?!

-- О, жестокосердный сэр Гарольд, сжальтесь надо мной! Уберите эту

отвратительную птицу!

-- Я вижу -- здесь посторонние! -- сэр Гарольд указал пальцем на мужчину с

сундука.

-- Это -- сэр Робенсбрюк из Сассекса. Он знает о нашей распре.

-- Хорошо, -- сэр Гарольд спрятал курицу за спину. -- Не будем же терять

время. -- Свободной рукой он вытащил из кармана бутылку и, откупорив зубами

пробку, выплюнул ее. -- Извольте подать бокал!

Сэр Генри поспешно вылил зловещую жидкость из пробирки на пол и протянул

посуду нежданному гостю.

-- Благодарю, -- сказал сэр Гарольд и выпил несколько пробирок одну за

другой. -- А теперь ты, недостойный сэр Генри! -- Он протянул бутылку и

пробирку.

Пока сэр Генри дрожащими руками подносил пробирку ко рту, сэр Гарольд

выхватил из-за спины курицу и со всей силы нанес удар сэру Генри по лбу.

Сэр Генри зашатался и рухнул. Сэр Гарольд дико захохотал и превратился в

шкилета.

Перепуганный сэр Робенсбрюк из Сассекса попытался укрыться в сундуке, но

шкилет одним прыжком допрыгнул до него и ударил курицей.

Сэр Робенсбрюк упал замертво.

Дверь отворилась и в комнату вошел еще один полуголый мужчина. Не успел он

сделать и двух шагов, как получил по лбу черной курицей и умер.

-- Я удовлетворен! -- шкилет зашвырнул курицу в угол и, гремя костями, вышел

из комнаты.

Перепуганная Кларисса от ужаса не могла двинуться с места, как вдруг

кто--то грубо схватил ее за плечо.

-- Ах! -- только и смогла произнести Кларисса и лишилась..."

Раздался громкий стук в дверь.

Княжна Белецкая вздрогнула и выронила книгу.

-- Кто там? -- сдавленным голосом произнесла она.

-- Это я, -- послышалось из-за двери, -- Призрак-шкилет из Эрмитажа! У--у--у!

Открывай, девица, я тебя съем!

Белецкая перекрестилась:

-- Чур меня! -- запричитала она. -- Сгинь, черт!

-- У--у--у! От--кры--вай! Не откроешь -- я дверь сломаю! Я так умею! У--у--у! -

Из--за двери послышался хохот. -- Не боись, Елизавета Федоровна! Это я