Будни самогонщика Гоши - 2. Мир и нир - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 4

- Чем его ублажить? Не знаю. Хочешь рискнуть – говори с ним сам. Если останешься живой, потом мне расскажешь. Прощай, Гош. Маме спасибо за пирог с ягодами.

Так что перед приездом дорого тестя с новой женой на новогодний праздник я пребывал в несколько сумрачном настроении. Вроде всё хорошо: семья со мной, в безопасности, дела движутся, даже если залезу в долг ради податей – месяца за три отдам. Ну, за четыре, если Клец зарядит свой обычный процент…

Но какое-то восьмое чувство говорило: не расслабляйся. Нет у тебя, Гоша, запаса прочности. Готовься. Моя многомудрая и ненасытная жаба, слушая этот внутренний голос, жалобно скулила.

Окончательно испортила состояние души моя мама. Из самых добрых намерений. Она решила моей бывшей возлюбленной Насте, теперь жене отца Мюи, фактически – тёще, рассказать слишком многое. Я убеждал маму: мы здесь чужие. Мы не вписываемся в этот мир. Как бы ни работало объяснение, что мы прибыли издалека благодаря Веруну и потому так отличаемся, достаточно всего шага до беды. Толпа с рёвом «колдуны!!!» набросится и растерзает. Никакой ТТ не сдержит. Да и не ради геноцида мы здесь.

Пока Настя в ахрене, не понимает, как из восемнадцатилетней девушки превратилась в одночасье в зрелую деваху в абсолютно непонятном мире, это одно. Держится за Клая ради выживания. Но если узнает правду…

Стотысячная попытка уговорить маму не делать глупость привела к ответу: «поздно, я уже приняла решение». Она – что армейский майор в юбке. Если отрубила по-своему, не переубедить. И не поставили над тем майором подполковника. Приезд гостей на празднование Дня пришествия Моуи грозился вылиться в крупные неприятности на дому. Их только не хватало перед следующими неприятностями – с налогами.

[1] Стоит напомнить: 1 либ – это примерно 400 грамм, 1 либ серебра равен 20 серебряным монетам – динам. 1 дин равен 20 золотым дукам.

Глава 2

2

Хорошо, что мост не строил, и изгородь давно выросла после битвы со степняками. Иначе неуютно было бы. Да и теперь – не особо. Вообще. Потому что за растительным забором возвышались голова и плечи Тенгруна. Сам набил стрелку.

Вряд ли степной подставил табуретку. Рост бога превысил три метра. Мой Верун ему едва ли по пояс. А то и по развилку.

Не исключаю: боги вообще не имеют роста. Я вижу только какое-то их воплощение. Сверхъестественные существа всё же, ядрёный корень. Стало быть, мощь «моего» божка, опирающегося на силы нескольких рощиц, просто чих по сравнению с повелителем бескрайней степи.

Тенгрун был чернолиц. Голова обмотана какой-то белой тканью, спадающей на плечи – ниже не видно. Плечи шириной с кабину КамАЗа. Верун на рожон не лез, отошёл от изгороди. Даже слегка мне за спину – от греха подальше.

Бог, превосходящий комплекцией Халка, оказался долгоречив. Наверно, мелкого столько не слушают. А здесь – попробуй возрази! Если смелый.

Из его претензий я вынес, что двое презренных червей (мы с Веруном) подло отгрызли кусок Великой Степи, бросив вызов самому… Тут следовало долгое перечисление самовосхваляющих эпитетов. В презренности и ничтожестве два упомянутых червя опустились до Пустынного Лиса, тоже отгрызающего Степь – с юго-восточной её части.

Когда голова башенного размера перестала изрыгать проклятия, я осторожно ввернул:

- А почему бы Пустынного Лиса не прищучить? Это бог пустыни?

Верун пихнул меня кулаком в бок. Тенгрун глянул примерно так: «чего это я время трачу на умственно отсталого?» Уничижительно. До обидности.

- Нет никакого Лиса Пустыни, одно название. Пустыня – это смерть, - объяснил мой дедок. – Как только её жар достиг Оранжевой реки, беда пришла. Где степь была, там пустыня.

- Ага… Великий Тенгрун! Но что изменилось? Раньше, выходит, влаги хватало, степные травы росли, пустыня не приближалась…

- А потом степные псы привели своих кхаров! Те сожрали траву, вытоптали землю!

Ого… Я думал, колдуны-кочевники наладили сосуществование с богом-Халком.

- Тогда, наверно, есть способ. Я пришлю хрымов отрыть каналы. Зальём воду из Оранжевой или какой другой реки. Растительность можно восстановить. Пустишь хрымов в степь?

- А они снова настроят непотребств, вроде этого? – гневное божество подняло перст, чтоб нам с Веруном увидать, и ткнуло в изгородь.

- Зачем же? Нам мир нужен. Чтоб караваны ходили. Вот Верун подтвердит, что не лгу… - это я, похоже зря сказал. Тенгрун презрительно зыркнул на «коллегу». Мне стало очевидно: ни в грош его не ставит.

- Не посмеешь обмануть. Ветер Великой Степи соберу, дуну сюда, всё снесёт: и твои жалкие колючки, и рощицу. Новая она, слабая. Там – хвосты кхаров, а не деревья. Потом и до замка доберусь.

Мдя. Гарантии честности сделок в Гхарге довольно суровые. Не забалуешь.

- Тенгрун! А если степняки снова пригонят кхаров?

Бог-гора захохотал.

- Людишки? Да что ты понимаешь, червь! Их вождь-король выказал мне неуважение. Угощения не поднёс. Жертвенного кхара не заколол. Внука в мою честь не назвал. Теперь на месте его стоянки – холм. Другие степняки даже приблизиться боятся.

- Далеко?

- Два дня твоим черепашьим ходом.

Внутри меня что-то явственно зашевелилось. Холодное и активное марки «жаба».

- Отправка сотен хрымов на рытьё канала много серебра требует. Скажи мне, великий Тенгрун, серебро вождя-короля на месте осталось?

Под недовольное сопение Веруна мы устроили с Халком довольно плотный торг: сколько серебра достанем, сколько его надо на ирригационную экспедицию и как её организовать до весны. Особенно дедок расстроился, когда я взял мешок со снедью, ему предназначенной и заботливо сложенной матушкой. Этот мешок, описав дугу, перелетел на сторону Тенгруна. Хорошо, что не упал на колючки.

- Успокойся! Мама скоро тебе ещё напечёт! Потерпи!

Из-за живой изгороди моментально донеслось довольное чавканье. А кто-то говорил, что не возьмёт…

Всё же удивительно устроен мир. Боги творят чудеса, могут выпить душу или похоронить заживо целый царский двор. Одновременно радуются брошенному куску как шелудивые дворняжки. Не пойму никогда. Или недооцениваю мамину стряпню.

По возвращении в Кирах, не успев стащить сапоги, первым делом вызвал Кодая и Нирага. Приказал – немедленно собирать две дюжины всадников и полусотню хрымов для похода в степь.

Наверно, все решили, что глей спятил. Тем более, никому