Васильев В.В - Подвалы кантовской метафизики Страница 40

Мы вышли из галерей кантовской дедукции и в рамках данной главы остается обсудить два вопроса. Во-первых, насколько корректен с логической точки зрения аргумент, развивавшийся Кантом в 1775 году, при условии признания истинности его предпосылок? Во-вторых, почему Кант все же отказался от первоначального варианта дедукции к 1781 году? Рассмотрим эти вопросы по порядку.

В тексте данной главы предполагалось: признание того, что только при помощи категорий можно помыслить представления относящимися к объекту самому по себе, логически эквивалентно допущению, что к предмету самому по себе действительно могут относиться только представления, связанные сообразно категориям. Лишь в этом случае можно с полным основанием "перевернуть" данный тезис на Я как вещь в себе и утверждать, что все возможные предметы восприятия должны быть подчинены категориям.

Сам Кант придерживается именно такого мнения (XVII: 648). Однако тождество этих тезисов не самоочевидно. Требуется дополнительное обоснование, оправдывающее возможность перехода от условий мыслимости объективной связи представлений к условиям существования подобных связей и представлений в созерцании. Такое обоснование не выглядит невозможным. Достаточно вспомнить, что в 1775 году для Канта Я как вещь в себе есть именно  "мыслящий субъект" (ср. XVII: 647), и раз так, то небезосновательным выглядит утверждение, что для отнесения представлений к Я  требуются именно те функции, которые необходимы для того, чтобы помыслить представления относящимисяк вещам самим по себе.

Итак, реконструкция трансцендентальной дедукции 1775 года вполне может быть защищена от одного из самых опасных возражений.

Однако это вовсе не означает признания аподиктической истинности кантовской аргументации. Скорее наоборот, только теперь ее можно по-настоящему проблематизировать. Ведь все зависит от корректности принимаемой Кантом онтологической модели "внечувственная вещь - субъективное представление" и трактовки "Я" в качестве парадигмы для этой схематики. Но обсуждение истинности этих предпосылок, конечно же, выходит за рамки нашей темы.

Для нас важнее вопрос, почему Кант к 1781 году отказался от первоначального варианта дедукции, точнее, от его главной предпосылки. Возможно, это произошло благодаря косвенному через И. Тетенса (27

) - влиянию Юма. Согласно Юму, у нас нет идеи (в другом смысле, нежели у Канта) и отдельного впечатления Я. Говоря кантовским языком, Я не дано нам в созерцании как отдельный предмет. Мысль эта убедила Канта, и, вероятнее всего, с конца 1779 года он стал рассматривать Я исключительно в качестве единства мышления, а не предмета. О единстве же Я как вещи самой по себе говорить он теперь отказывался (А 400-402). Кант с легкостью пошел на изменение своей позиции, так как оно хорошо вписывалось в общую "ограничительную" логику критицизма.

Тем не менее, Кант и дальше продолжал называть трансцендентальное единство апперцепции коррелятом трансцендентального предмета (А 250, 108-109; см. также В 137-140). Однако теперь это отождествление, являющееся центральной частью дедукции категорий, стало казаться необоснованным читателям кантовской "Критики", а дедукция в целом потеряла очевидность. Сам же Кант, видимо, продолжал считать, что дедукция вполне может быть осуществлена - силами доказательств, используемых им в первом и втором издании "Критики".

И Т О Г И

Мы завершили путешествие к основам кантовской метафизики. Еще раз окинем взглядом "Критику чистого разума" как наиболее совершенное выражение теоретической философии Канта. Основу "Критики" составляет "Учение об элементах", образуемое, в свою очередь, тремя разделами: "Трансцендентальной эстетикой", "Аналитикой" и "Диалектикой". Сравнительная ценность их неодинакова. "Диалектика", раскрывающая тщетность притязаний разума на априорное синтетическое познание, выходящее за пределы опыта, играет, по словам Канта (А 702-704 / В 730-732), иллюстративную и во многом подчиненную роль в системе теоретической философии (если взять кантовскую философию в целом, то "Диалектика" приобретает значительно больший вес). Ведь в общем виде невозможность надопытного познания показывается в "Трансцендентальной аналитике". Именно здесь предопределяется характер выводов, сделанных Кантом в "Трансцендентальной диалектике". Уступает по значимости "Аналитике" в системе критической философии и "Трансцендентальная эстетика" как учение о чувственности. Принципы этого учения были сформулированы Кантом еще до постановки главного вопроса "Критики" о возможности, объеме и границах априорных синтетических познаний вообще. Поэтому, хотя "Эстетика" и составляет необходимую предпосылку философии критицизма, она все же не охватывает ее существо.

Ядром теоретической философии Канта является, таким образом, "Трансцендентальная аналитика". Основные проблемы этого раздела "Критики" сфокусированы в "трансцендентальной дедукции категорий". Концептуальным же фундаментом дедукции является аргумент, в свое время выведший Канта из "догматического сна": если невозможно a priori доказать объективную значимость категорий, они должны быть признаны незаконно возникающими из опыта. Выявление условий требуемого доказательства совпадает с ограничением области возможных априорных познаний, задающим ориентиры для "Диалектики". Тот же аргумент, лежащий в основании трансцендентальной дедукции, предопределяет характер исследований, помогающих ответить на вопрос о возможности априорных синтетических познаний. Их возможность может быть доказана уже через метафизическую дедукцию категорий, раскрывающую априорное происхождение последних. Но этот путь подразумевает обращение к факту широкой применимости категорий в опыте - "регрессивный" метод, нашедший отражение в "Пролегоменах". Или же эта возможность усматривается совершенно a priori. Соответствующее доказательство и есть трансцендентальная дедукция как таковая, а метод, сообразный такой линии аргументации, называется Кантом "прогрессивным" и реализуется им в "Критике чистого разума".

Выявление аргумента, лежащего в основании дедукции и, по существу, в фундаменте всей теоретической философии Канта, а также рассмотрение связанных с ним возможностей реализации целей критической философии, составляло главную задачу настоящей работы. Для того, чтобы закончить эту книгу, осталось сказать всего лишь несколько слов, но я предлагаю на мгновение остановиться. На протяжении всех стадий анализа мы постоянно находились внутри аргументативных коридоров кантовской дедукции. Мы искали выход из них. Но если мы нашли этот выход, то это не означает, что дело сделано. Напротив, теперь слово за нами самими. Всякий имманентный анализ стремится как к своей цели к исходным интуициям того или иного философского дискурса. Здесь источники живой мысли. Другого пути к ним нет. А когда эти интуиции найдены, то следующий шаг выведет нас за пределы разбираемой системы, и этот шаг будет сделан уже не историком философии. В данной работе я предусмотрительно останавливался в этих пограничных точках кантовской метафизики. Мы шли по коридорам дедукции, но опасались по-настоящему осмотреться. Интеллектуальная среда оставалась не до конца проясненной, словно бы бессознательной, и отчасти именно этим обусловлено "мифологическое" оформление всего путешествия.

Но вернемся к центральному персонажу книги - кантовскому пониманию мышления как высшей и наиболее доступной для философской рефлексии познавательной способности.

Мышление как продуктивная способность противостоит пассивной восприимчивости чувственности. В то же время, способность мыслить вызывается к деятельности опытом как совокупным содержанием чувственных созерцаний. Пробужденное опытом мышление действует по определенным законам, и формальные компоненты этих законов, абстрагированные от самой деятельности, Кант называет элементарными понятиями чистого рассудка, или категориями. Все другие понятия чистого мышления "вырастают" из категорий и, будучи вторичными по своей природе, играют менее важную роль в познании. К примеру, трансцендентальные идеи разума проявляются только как регулятивные принципы.

Категории, по Канту, имеют троякую природу. С одной стороны, они принципиально совпадают с логическими функциями суждений, с другой - являются понятиями, позволяющими мыслить предметы, стоящие за субъективными данными чувств. Наконец, категории суть функции единства многообразного в первоначальной апперцепции. Три этих тезиса тесно связаны друг с другом. Третий доказывается Кантом через второй (первоначальная апперцепция параллельна трансцендентальному предмету), второй - через первый (отнесение представлений к предмету осуществляется в суждениях). Есть и обратная связь: первый тезис не может быть истинным при ложности третьего. Троякая природа категорий проявляет себя на разных уровнях функционирования наших познавательных способностей. В связи с логическими функциями и в качестве понятий о предметах категории "работают" в опытном познании, в то время как тождество категорий с функциями единства представлений в сознании составляет трансцендентальное условие самой данности предметов чувств в опыте и последующего "пробуждения" эмпирической составляющей рассудка. На трансцендентальном уровне осуществляется частичное проникновение рассудка в чувственность при помощи воображения, остающееся за пределами непосредственной досягаемости для наблюдения.