Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы Страница 40

ЕЗДА В НЕЗНАЕМОЕ

Поэма (1950)

Поэзия — вся! — езда в незнаемое.

Политехнический музей. Киоски.Трамвай. Афиша: «Маяковский».Закончен вечер. Сто ступенек вниз.Спускается, затолкан ожидающими.Углами рта окурок до огня догрыз.Вперед глядит глазами обжигающими.В руке записки. Через руку плед.От двух моторов рвется время дующее.В кармане красный паспорт,и для поездки в будущеезакомпостирован билет.Маяковский смотрит в небо предрассветноекарими зрачками из бессонных век.Наконец встает. Он едет в кругосветноепутешествие навек.Входит. Вслед за ним — тюки авиапочты.Вот сейчас от ног отъедет шар земной.И уже из дверцы самолета: — Вот что:связывайтесь… как-нибудь… со мной! —И уехал. То ли в Новый, то ли в Старый Свет.Писем нет. Десять, двадцать, тридцать, сорок лет…

А в газетах есть.Нет-нет, и весть:будто где-то подходил к окну,видели, как в рукописях рылся.Будто он в Испании мелькнул.Роздан был листовками и скрылся.Говорил один мне волк морской.Дым из трубки. Поступь моряковская.— Стали мы в Шанхае. Ходим… Стой!На афише: «Вечер Маяковского»!Автор сам, написано, читает«Левый марш», «Поэму о Китае»!Жалко… Снялись с якоря до вечера.Вечер был… — Я слушал недоверчиво.Я же знаю, что не может быть.Вдруг газетка… В ней одна заметка:«Должен завтра к нам в Кузбасс прибыть…»И верчу я в полночь ручки радио.Наконец поймал! Кузбасс.В многоламповом, гремящем «Ленинграде» онзатерялся, баснословный бас:— Тут прежде было голо,тайга и капель спад…Но вот проспектом горыпрорезал город-сад!..—Шуршанье слов или знаменный шелк?То пропадет, то вдруг опять отыскан:— Товарищи, я к вам уже пришел,в коммунистическое «близко»…—Но углубился голос в рябь эфираи разошелся в рифмах по сердцам,а я держу журналы из далеких пунктов мираи в телеграммах шарю по столбцам.

Фото! Вот он!Вглядимся ближе!Два полицейских скрутили руки в жгут.Запрет приехать! В тот же час в Парижечетыре тысячи собрались в зале.Ждут.Что Маяковский не приедет, им сказали,но тем не менее ждут.Но не ждут, что выйдет некто и прибавит на день доллар.Ждут стиха, как знака, чтоб пойти в штыки.Он мне говорил: «Поэт обязан жить, как донор,кровь — из вены в рифму, в сердце из строки…»Как мне надо повидаться с ним,там, на океанском пароходе,где, неуловим, необъясним,он по нижней палубе проходит!..

Пароход? Далеких океанских линий?И запрос летит на сотни кораблей.Это некто Клей узнал его в Берлине(родственник «величественнейшего из сигарных королей»)Циркуляр спешит, шифрованный секретным кодом,к пароходам, бороздящим волны полным ходом:«…Кличка „Высокий“, волосы темные,следить, разыскать, изорвать и сжечь…»Но мечутся зря Ники Картеры и Пинкертоны.Он взобрался на стул, разобрался в блокноте и начал речь:— Рабочие! Вас ли устроит доля —продаться буржуям за фунт или доллар?.. —И вдруг обрыв, и нет продолжения.Экран телевизора побелел.Лишь несколько строк в статье «Профдвижение»о забастовке на корабле…

Значит, отчитал врагов на славу,рассказал всю правду про Москву!Что тут странного, что приезжал на Яву?Разве он в стихах — не наяву?Вот кино. Документальный фильм «Малайя».В первый раз встречают праздник Первомая.Перед сваями поставили подмостки.Хижины у них из пальмовой трухи.Тут вот встретились туземцы с Первым мая…С Мая-ковским…Он читал им первомайские стихи.А одна все это в песне выразилаи прошлась перед поэтом в танце.Только этот кадр цензура вырезала:очень не понравилось британцам.Вместо кадра запрещенье в черной раме.«Маяковский» слово в телеграмме.Но никто не верит в смерть в Стране Советской.Верят — занят он всесветною поездкой,разговором с миром, агитацией за мир,с нами, с будущими, с новыми людьми.Он воюет с тем, кто сделал бомбой атом,он перед заводами толпится с пролетариатоми штрейкбрехеру сквозь зубы цедит: — Гад!В демонстрациях шагает, смел и рад.С поездов смеется: — Хорошо поездил я! —Это вот и есть, товарищи, поэзия!Если жить, то только так поэту, —знамя красное неся по кругосвету!

МОСКОВСКАЯ ТЕТРАДЬ (1962–1970)

Стрела

Пока наш самолетлетит на грани звука —внизу «стрела» ползеттак медленно, что мука.

Похоже, так вот ползна лошадях Радищевчерез ухабы селпроселком в городище.

Ползет «стрела» средилошадок и коровоки тащит позадихвост спичечных коробок.

А наш гигант спешитк свиданью от разлуки,и тень его лежит,в траве раскинув руки.

Вот так и Гулливердивился, лежа в путах,на ползшие в травекареты лилипутов.

Что лес? Он муравас потертостью лужаек.Что конь? Он с муравья,чуть движется и жалок…

Но эти рельсы с нитьи этот тополь с колос —не могут объяснитьгде медленность, где скорость!

На звездный небосводракету шлет наука,и самолет ползеттак медленно, что мука.

Нам кажется — староего винтов круженье,так тянет вниз ядроземного притяженья.

А в Дубно — вихрь частицна зависть всем ракетамнесется, чтоб настичьв полете — скорость света.

И все ж — во сколько размы быстроту ни мерим —я славлю узкий глазмеж тетивой и зверем!

Я горд тобой, дикарь,у камня под скалоюоткрывший у древкаспособность быть стрелою.

Натянут лук — лети,торчи в лопатках барса!Стрела, ты часть путиот нас — и дальше Марса!

Метель в Москве

В Москве метет метель —то в подворотнях роется,то фортки рвет с петель,то вьется к башне Троицкой.Попавшие под вихрь,ползут машины медленно,на стеклах ветровыхбог знает что налеплено!

В Москве метель метет,метет с церковных луковиц,по мостовой мететгазету, что ли, рукопись?Насквозь визжит подъезд,от хохота, от плача ли?Сугробы даже с местпередвигаться начали…

В Москве метет метель,буран по всей Москве-реке,из школ ведут детей,держа их крепко за руки.Закутаны в платкида в пуховые кружевца…И лишь одни каткис метелью вместе кружатся.

В Москве метель метет.Витрины запорошены.А очередь ведеткак летом — за мороженым.Снег задымил весь мир,на стойке смерзлись денежки,но варежкой — пломбирко рту подносят девушки.

В Москве метет метельи в пляске света тусклогоштурмует цитадельзавьюженного Курского.Курортники из Гагрк такси бегут с мимозами,исколот их загарзанозами морозными.

В Москве метель метет,с Неглинной вырывается,несется в «Гранд-отель»,в «Националь» врывается.Индус из-за дверейи негр в плаще нейлоновомглядят на климат сейглазами удивленными.

Метель метет в Москве,с трудом, как в гору, тащимся,а самосвал на сквервезет асфальт дымящийся,везут домов куски,квартиры в полной целости,как будто у Москвынет дела до метелицы!

В Москве метель метет,слепит, сечет безжалостно,а молодежь идет:— Мети себе, пожалуйста! —Снег соскребают вследмашины типа уличных.А утром — свежий хлебпахнёт из теплых булочных.

А я люблю метель,и как она ни режется —я б нынче не хотелна южном пляже нежиться.Мне ветер по нутру!Мосты кренит, как палубы.Как жил я на ветру —так буду жить без жалобы!

Калужское шоссе