Питер Уайброу - Мозг Тонкая настройка. Наша жизнь с точки зрения нейронауки Страница 41

Игра — это процесс многократного перебора. Точно так же как мы учимся ездить на велосипеде или ловить мяч, координируя моторные системы, ответственные за движения конечностей и глаз, в творческих играх мы стараемся интегрировать нейронные сети в эмоционально-мыслительный цикл «восприятие — действие». Каждое поколение познает эти истины заново, пока они не наполняются личным смыслом и в виде привычек не встраиваются в характер, формируя общие нормы этического поведения, связывающие нас как общество. Врен сейчас находится в самом начале этого пути, потому что для достижения гармонии и социальной зрелости, которая служит признаком взрослого человека, требуется лет десять, а то и двадцать. Это отчасти объясняется тем, что системы эмоций и поощрения древнего мозга включаются на гораздо более ранней стадии развития, чем фронтальная кора, которой для эффективного функционирования и объективного принятия решений требуется миелинизация нервных путей.

В этом отношении подростковый возраст — особенно сложное время. Однако мы часто забываем о том, что значительная часть особенностей поведения, проявляющихся в этот бурный период, закладывается на более раннем этапе. В том, как проходит подростковый период, огромную роль играют привязанности и привычки, сформировавшиеся в «спокойные» годы, в возрасте примерно от 6 до 12 лет, и сложившиеся тогда же отношения со сверстниками. Вместе с расцветающей сексуальностью подростка начинают особо волновать взаимоотношения в группе сверстников, его место в обществе; эти переживания, будучи направленными в нужное русло, полезны для воспитания характера. В это время быстро возрастает склонность к рискованному поведению, особенно в компании товарищей, что иногда может иметь трагические последствия.

Именно в этот период постоянное руководство родителей и положительное влияние окружающей среды приобретают особенно важное значение. Прочные семейные узы смягчают такое поведение. Мой коллега Эндрю Фулиньи и его сотрудники в серии экспериментов с использованием фМРТ показали, что значимость родственных отношений положительно влияет на подростков, снижая склонность к рискованному поведению. В исследовании участвовали 48 подростков; ученые измеряли их уровень самоконтроля, а также оценивали их склонность к риску с помощью психологической игры BART (Balloon Analogue Risk Task). Результаты этой игры хорошо коррелируют со склонностью подростков к рискованному поведению в реальной жизни, например к курению или беспорядочным половым контактам. Каждому участнику игры предлагается ряд возможностей для того, чтобы надуть виртуальный воздушный шар: чем большего размера он будет, тем больше денег может получить участник. Однако, если надуть шар слишком сильно, он лопнет, и все деньги будут потеряны. Подростки с прочными семейными связями, особенно те, кто активно участвовал в выполнении домашних обязанностей и других семейных делах (что служит неформальной мерой эмпатии), продемонстрировали лучшую способность к самоограничению при надувании шара. С таким самоограничением оказалась связана сниженная активность центров вознаграждения мозга и, наоборот, повышенная активность дорсолатеральной префронтальной коры, которая, как вы помните, служит «тормозной системой» мозга и основным регулятором эмоционального поведения. Эти исследования позволяют предположить, что адекватное социальное поведение и самоконтроль в своем развитии тесно связаны с эмпатией и близкими отношениями в семье.

Канадский деятель образования и социальный работник Мэри Гордон, признавая важность укрепления социальных связей, считает, что прививать детям навыки эмпатии можно в школах. Гордон продемонстрировала инновационную программу, в которой могли участвовать дети с трехлетнего возраста. Каждый класс или группа детей «усыновляет» ребенка (предпочтительно, чтобы в момент запуска программы малышу было около полугода), и мать или отец вместе с обученным инструктором приходит с ним в класс раз в месяц на протяжении всего учебного года. Во время стандартного визита ученики собираются вокруг малыша, наблюдают за его поведением, задают родителю вопросы, строят предположения о темпераменте ребенка, о том, в каком настроении он находится, что означают издаваемые им звуки и т.д. Дети, наблюдая на протяжении учебного года за общением матери (или отца) с развивающимся малышом, начинают с помощью своего эмпатического чувства не только осознавать смысл его поведения, но и лучше разбираться в поведении собственных братьев и сестер, других членов семьи и товарищей.

Эта программа, получившая название «Корни эмпатии» (Roots of Empathy), была внедрена в 1980-х гг. в семейном центре в Торонто, а к настоящему времени охватила более 68 000 детей по всей Канаде. Мэри Гордон говорит, что программа основана на «мудрости младенцев» и ее цель состоит в развитии морального воображения детей — уникальной человеческой способности к сопереживанию и к адекватной реакции на поведение других людей в обществе. Хотя мы, жители развитых стран, считаем, что сильнее всего на развитие эмпатического чувства у детей влияют родители и ближайшие родственники, овладение этими навыками во многом зависит от того, испытывал ли ребенок их на себе со стороны других людей. К несчастью, из-за разрушения структуры семьи в XXI в. найти такую устойчивость человеческих взаимоотношений все труднее. С этим и пытается справиться Мэри Гордон. И действительно, программа «Корни эмпатии» помогает снизить уровень хулиганства и агрессии в школах. Однако цели Мэри Гордон шире: развивая в детях моральное воображение, она надеется укрепить в них самоконтроль и ответственность, служащие основой взаимовыручки и доверия.

* * *

Теперь нам понятно, что благодаря раннему формированию привязанностей, способности к моральному воображению и последовательному подходу к воспитанию характера человек предрасположен к созданию крепкого общества, основанного на эмпатии. Но как нашему мозгу удается упорядочивать устанавливаемые нами социальные связи? Как мы не путаемся в мириадах отношений, которые поддерживаем с другими людьми? Что отличает нас от других общественных животных, существующих в больших группах, помимо стремления к сотрудничеству?

Человеческие социальные группы гораздо крупнее по размеру, чем сообщества других приматов, где взаимоотношения поддерживаются преимущественно с помощью взаимного груминга. Но даже в группах обезьян, обладающих достаточно сложной структурой социальных и родственных связей, прослеживать все дружественные и враждебные отношения — очень сложная задача. Способность к этому, по всей видимости, связана с размерами головного мозга. Профессор Робин Данбар, директор Института когнитивной и эволюционной антропологии при Оксфордском университете, считает, что развитие коры приматов было обусловлено сложными расчетами, необходимыми для существования в общественных группах. И наоборот, размеры группы в конечном итоге определяются степенью развития новой коры (неокортекса). Свой тезис Данбар подкрепляет выкладками, согласно которым неокортикальный индекс — отношение размеров новой коры к общему размеру головного мозга — обладает высокой степенью корреляции со средним размером групп у 36 различных видов приматов.

Профессор Данбар утверждает, что размеры функциональной группы в человеческом обществе точно так же, как и у остальных приматов, связаны с объемом коры. Конечно, человеческие сообщества слишком крупны, чтобы поддерживаться с помощью взаимного груминга. Данбар даже не поленился рассчитать, что для того, чтобы человеческое общество держалось на поиске друг у друга вшей и колючек, нам нужно будет уделять этому 42% всего времени, когда мы не спим. Но если отставить эти не слишком серьезные расчеты в сторону, рассуждения Данбара действительно помогают нам разобраться в естественном социальном порядке человеческих отношений.

У Homo sapiens объем новой коры составляет примерно 1000 см3, а всего мозга — примерно 1250 см3, и неокортикальный индекс оказывается на 50% выше, чем у любого вида человекообразных обезьян. Исходя из этого, Данбар заключает, что в человеческом обществе размер стабильной группы должен составлять максимум 150 особей. Это число, которое теперь называют «числом Данбара», соответствует численности многих сообществ, зафиксированных в ранней истории человечества. Так, в неолитической деревне в Месопотамии около 8000 лет назад проживало 20–25 семей, что как раз и составляет около 150 человек. Из Книги Судного дня — первой переписи населения, проведенной в Англии XI в. по приказу Вильгельма Завоевателя, — известно, что в деревнях Англии и Уэльса в среднем проживало 150–180 человек. Аналогичным образом на протяжении всей военной истории основная боевая единица в профессиональной армии имела численность, примерно соответствующую числу Данбара. В Римской империи центурион командовал сотней человек, и в наше время положение дел практически не изменилось.