Борис Батыршин - Коптский крест. Дилогия Страница 42

Отправляясь на поиски Аркаши, лейтенант предусмотрительно переоделся в цивильное платье. Появляться в подобных местах в офицерской форме мало того, что было моветоном, и прямо запрещалось уставом, так это могло еще и привести к нешуточным неприятностям. Людей в форме на Живодерке всегда недолюбливали Но Нконов, не раз в кадетские годы, посещавший богемные и просто сомнительные заведения Санкт-Петербурга, понимал нравы обитателей "Собачьего зала". Куда только делся образ утонченного, холодно-презрительного, англезированного морского офицера? За столиком теперь сидел то ли мелкий чиновник, то ли начинающий присяжный поверенный – только вот прямая спина да отчетливая посадка выдавали в Никонове военную косточку. Да, пожалуй, еще и неистребимая брезгливость, заставлявшая его не прикасаться к остаткам драматургического застолья.

– Знаешь, Аркадий, а мне нужна твоя профессиональная консультация. – Никонов принял из рук подошедшего драматурга Глазьева граненую стопку зеленоватого стекла и поспешил перейти к делу. – Ты, милый друг, помнится, когда-то был связан с реставрацией миниатюр? Мне бы надо, чтобы ты осмотрел кое-какие репродукции и подсказал, чья это работа.

Дело закипело. Аркаша единым духом опрокинул принесенную для Никонова стопку; тем временем, драматург Глазьев, повинуясь указующим жестам Коростенькова, освободил стол и рысцой побежал в соседнюю лавку за лупой. Когда искомый инструмент был принесен, Аркаша, на которого, казалось, никак не подействовало принятая внутрь порция хлебного вина, долго ползал с увеличительным стеклом по открыткам, то в раздражении отбрасывая их в сторону, то надолго приникая к очередному картонному прямоугольничку.

Наконец он выпрямился, шумно выдохнул и укоризненно посмотрел на Никонова:

– Ну, брат, ты и задал мне задачку. Признаюсь – я такого отродясь не видел. Ты уж строго не суди старого пьянчугу, но, пожалуй, я тебе и вовсе помочь не смогу. Не знаю. Сказал бы, что это фотокарточки – только это не так. И цвета какие… я вообще не понимаю, как это может быть сделано. –

Было видно, что художник изрядно озадачен. Хмель с него почти что слетел, и теперь он смотрел на Никонова вполне ясными глазами – и в глазах этих отчетливо читалось недоумение.

– Скажи честно, Серж, где ты это взял? Я всякого навидался, но ты мне поверь – такое даже старику Евреинову не снилось! А детали какие! Я бы сказал, что это большие полотна, только сильно уменьшенные – но кто их писал? И как уменьшил? Нет, брат, такого решительно не бывает. И ты теперь просто обязан рассказать мне, откуда у тебя эти рисунки! –

Избавившись кое-как от Аркаши, Никонов с облегчением покинул Живодерку. Впрочем, какое там облегчение – на душе у него скребли кошки. Количество несоразмерностей, накапливающихся вокруг двух его юных гостей, превышало все разумные пределы. Непонятная техника миниатюр… удивительные приемы обращения с револьвером, продемонстрированные старшим из мальчиков. Непонятные словечки, порой проскальзывавшие в его речи, да и сама манера говорить – до странности отличающаяся от всего, что мог припомнить Никонов. Вроде, и московский акающий говор но…

А удивительно деталированные картинки с американскими аборигенами и переселенцами? А непонятный, но такой грозный броненосец с цветком сакуры на форштевне? И, наконец, главное…. Никольский шагал по московской мостовой, а в висках у него метрономом билась, то на японском, то на русском, страшная фраза: "Роши?я кика?н кутсугуе?са" …"Русский флагман перевернулся…"

Конец первой части

Часть вторая

Как сбежать из Зазеркалья

Глава первая

Лето в 1886-м году пришло в Москву необычно рано. Уже в конце апреля настали теплые, почти жаркие дни, городовые сменили суконную темную форму на светлые полотняные кители и натянули на фуражки светлые чехлы. Дворники, спасая прохожих от пыли, принялись окатывать мостовые водой. Над улицами и рынками Москвы привычно повисли тучи мух.

На Лубянской площадью их было особенно много. Оно и неудивительно – здесь располагалась самая большая в Москве биржа извозчиков. Возле самого фонтана стояли извозчичьи кареты; фонтаном и домом Шипова раскинулась биржа ломовых. А дальше, вдоль всего тротуара, до самой Большой Мясницкой, тянулась нескончаемая шеренга извозчичьих пролеток; сами извозчики толклись возле лошадей, собираясь в куки. Лошади стояли разнузданные, с торбами на мордах; время от времени кто-то из извозчиков отбегал от кучки сотоварищей и поправлял торбу у своей савраски. Вокруг фонтана в центре площади – вереница водовозов. Они черпают воду прямо из бассейна нечистым ведром; над толпой, вперемешку с мухами, висит площадная брань.

Мостовая вдоль тротуара засыпана клоками сена, навозом, овсяной шелухой; под ногами у лошадей и пешеходов – стаи голубей и воробьев. У дверей простонародного трактира "Углич" всегда толпа – извозчики чай пьют.

Чистая публика опасливо пробиралась через все это пахучее, шумное столпотворение, уворачиваясь от лошадиных хвостов, да стараясь не вступить в свежие кучи навоза. Приличные дамы шли, брезгливо поддерживая складчатые юбки, рядом семенили приказчики да мелкие комиссионеры, из числа тех, что квартировали в "Мясницких" мебилирашках, неподалеку.

Однако ж две гимназистки, пробиравшиеся через лубянское столпотворение, вовсе не замечали многочисленных препятствий. Барышни ловко избегали опасностей, не обращая никакого внимания на окружающий их грубый реализм – они щебетали о чем-то своем, и радостно улыбались. А что? День солнечный, от учебного года остались считанные дни; обе собеседницы юны и красивы, а пирожные в кофейне на углу Никольской и Лубянки такие аппетитные!

– Ой, Русакова, ну что ты за трусиха? Мы только на минутку зайдем: возьмем мере?нги и сразу убежим! И никакой инспектриссы там нет, вот увидишь! – убеждала подругу одна из девушек. Но та лишь качала головой, не решаясь поддаться на уговоры.

– Тебе-то легко говорить, Овчинникова! А я всего две недели как попалась этому мерзкому Вике-Гли?сту! Если бы не эти ваши американцы – уж и не знаю, что сталось бы! Матушка ни жива ни мертва была, когда он на нас напустился… –

Вторая девочка хихикнула: – Ну да, это они могут. – Американцы наши, я о них говорю. – пояснила она в ответ на вопрошающий взгляд своей товарки. – Уже неделю в нашем доме живут, а я все привыкнуть не могу – такие они… не как все. Знаешь, этот мальчик, Ваня – он Николку на самокате кататься учит! А его папа, Олег Иванович, нас пригласил на воскресенье в парк, на пикник, вот! Хочешь, пойдем с нами? –

Нерешительная девочка задумалась. Ей явно хотелось согласиться на предложение подруги.

– Знаешь, давай зайдем к нам, чаю попьем? – барышня решилась отложить трудный вопрос. – Вот, прямо сейчас, возьмем меренги у "Жоржа" – и к нам? А там все и обсудим. –

– Ну, хорошо, уговорила, – легко согласилась подруга. – Кстати, а твой кузен, морской офицер – он дома теперь? –

– Опять ты за свои глупости, Овчинникова! – привычно возмутилась нерешительная, – Он же старше тебя на 15 лет почти! Как не стыдно? –

И обе девочки скрылись за стеклянными дверьми , возле которых висела вывеска "ЖОРЖЪ COFFEUR".

"…. Для исправления повреждений, кои окажутся в необходимых для опытов и исследований минных запасах морского ведомства, а также для заказа новых предметов и на материальные потребности для мастерской и для гальванических операций вообще, ассигновать сумму 500 руб. серебром.

Для ознакомления с подводной гальванической минной частью гг. офицеров морского ведомства назначить, по усмотрению и выбору начальства, некоторых из них в числе не менее трех к участию в сих занятиях – из наиболее способнейших к практическим операциям, вполне ревностных и благонадежных."

Никонов, зевнув, отложил журнал. Настроение у него было совершенно неерабочим. Лейтенант только час, как вернулся к себе на квартиру; все утро он провел в Императорском Московском техническом училище, в электротехнической лаборатории, куда он был откомандирован туда с поручением от Морского ученого комитета. Уже два месяца Никонов исправно посещал храм наук, составляя по вечерам длиннейшие отчеты, полные канцелярских оборотов, уставных сентенций, а порой – случалось и такое – и дельных мыслей. Два дня назад с курьером из-под шпица прибыла очередная порция казенных бумаг – и в результате Никонов тратил прекрасный майский день на рассмотрение записки рассмотрении записки штабс-капитана В. Г. Сергеева о подводном минном искусстве. То, что записке этой минуло уже без малого 33 года, ничего не меняло; начальство поручило несчастному лейтенанту составить исторический обзор всех предложений, сделанный по минно-гальванической части со времен Крымской войны – с подробным указанием, какие работы были проведены и какие средства на то израсходованы. И вот теперь, вместо того, чтобы готовиться к предстоящему празднику в Петровском парке, Никонов глотал пыль, листая старые подшивки "Морского сборника". Однако же – любому делу должен быть положён разумный предел. Лейтенант решительно убрал надоевшие тетрадки "Морского сборника" в ящик стола, одернул китель и вышел в гостиную.