Мишарин Петрович - Тернистая дорога к звездам Страница 45

"Никак, на фото похожее лицо".

"Вы ранее утверждали и подписались под своими показаниями, что фото сделано в Ялте — оказалось, что в нашем городе. Вы сообщили своему руководителю, что следите за Рябушкиным, но сейчас даете показания, что не знаете его. Вы здесь следили за человеком, который в Ялте физически не мог находиться. Вы говорите о закрытом НИИ, но откуда вы узнали о НИИ — молчите. Вы не находите странными свои ответы, а если сказать прямо, то лживыми? Они расходятся с фактами".

"Нет, я говорю честно. Значит, у человека на этой фотографии есть двойник".

"Двойник? Но фото сделано не в Ялте, а здесь, это установлено экспертизой. Станете отрицать результаты экспертизы"?

"Не стану. Не понимаю, к чему вы клоните? Возможно, я ошибся и следил за двойником. Это что — преступление"?

"Хорошо, перейдем к более конкретным вопросам. Когда вас завербовал Джон и какое задание он вам поручил выполнить здесь"?

"Вы смеетесь? Джон известная личность в оперативных кругах, я с ним не знаком, он меня не вербовал и задания я от него не получал".

"Следствие располагает другими фактами, Георгий Ефимович. Не хотите дать признательные показания"?

"Фактами… смешно. Располагаете — предъявите".

"У нас имеется запись вашего разговора с Джоном. Хотите послушать"?

"Запись… бред сивой кобылы. Включайте, посмеемся".

Следователь включил магнитофон:

"Здравствуй, узнал"?

"Узнал".

"Я семнадцатого был в Ялте, встречался с неким Рябушкиным Яковом Валентиновичем. Он сотрудник закрытого НИИ в Н-ске. Сообщи руководству, что я в России и ты отследил нашу встречу. Меня потерял, а Рябушкина проследил. Пусть тебе дадут доступ в этот НИИ, нам нужно знать направление работы института. Все о нем, что можно и нельзя. Оперативную комбинацию сам продумай. По выполнению задания через посольство ждем тебя в Штатах, обеспеченную жизнь гарантирую".

"Ты действительно был в Ялте"?

"Да, погранцы все подтвердят, обратно я вернулся другим путем. Не через официальную границу, тебе поверят".

"Ясно, до встречи".

"Что скажете, Георгий Ефимович — это факты"?

"Факты? Чушь собачья. Обычная репетиция какого-то ролика, не помню. Допустим, эксперты подтвердят мой голос, а где вы возьмете для экспертизы голос Джона? Или этот розыгрыш только для того, чтобы я написал рапорт по собственному желанию? Так я напишу, не вопрос. У вас на меня ничего нет, ни один суд не примет, как доказательство, эту запись без голоса Джона".

"Ошибаетесь, Коноваленко, голос Джона у нас есть, он его оставил при пересечении границы, отвечая на вопросы пограничников — цель поездки, на какой срок и так далее. Вот заключение экспертов, ознакомьтесь".

Коноваленко прочитал и раскис сразу, стал давать показания:

"Джон завербовал меня четыре года назад, подловил на девочках и потере удостоверения. Заданий не давал, это его первое. Вину признаю. Прошу на этом допрос закончить. Я себя плохо чувствую".

— Вот сука, — не сдержался Корнеев, выключая монитор, — сволочь. Спасибо за службу, генерал, — он пожал руку Войтовичу, — спасибо. Жаль, что по статье пожизненного срока нет — только до двадцати.

— Отвратительная гнусная личность, вы правы, товарищ генерал-полковник, — согласился Войтович, — надо предложить ему сделку — десять лет против двадцати.

— Сделку? — возмутился Корнеев, — какие могут быть сделки с предателями и сволочами? Он же до последнего издевался над нами — не докажите.

Корнеев встал, походил по кабинету, присел снова и, уже остывши, продолжил:

— Извини, Александр Павлович, не выношу предателей. Сделка? Телефонный контакт с Джоном?

— Да, пусть доложит нужную нам информацию. Например — НИИ занимается разработкой космических двигателей, но у них заварушка — исчезли документы особой важности и вместе с ними Рябушкин. Шерстят всех. Считаю контракт исчерпанным. Этот номер более не существует. После звонка взять всю шпионскую сеть в городе. Джон сочтет это последствиями заварушки.

— Какую еще сеть? — не понял Корнеев, — опять я ничего не знаю. Ты в курсе Пилипчук?

— Нет, первый раз слышу.

— Первый раз он слышит… У тебя в городе целая сеть шпионов действует, а он первый раз слышит. Это как понимать?

— Извините, Степан Александрович, у Пилипчука были наметки на эту сеть, но я попросил его не заниматься этим вопросом, чтобы в толкучке не испортить дело.

— Заступаешься, Войтович? Это тоже не плохо, я рад, что вы находите общий язык. Так какие документы вы впарили Джону на сей раз и за сколько?

Войтович посмотрел на Пилипчука, Корнеев понял.

— Выйди, — приказал он.

— За пятнадцать миллиардов долларов, деньги на счету НИИ. На сей раз мы отдали не липу, а настоящие чертежи и схемы двигателя, которые позволяет ракете достигнуть скорости света.

— Вы с ума что ли сошли с Графом?

— Граф пояснил, что скорость света его не интересует. Это как биплан против современного истребителя. Кроме того, американцы затратят на производство уже никому не нужного двигателя триллион или более долларов, что ослабит их экономику.

— Верховный в курсе?

— Не знаю, с ним Граф общается. Не моего ума дело…

— Не твоего ума дело… Что есть у нас, если Граф так легко разбрасывается новейшими технологиями?

— Военные строители обещают сдать к концу лета завод или сборочный цех. Будем собирать новые ракетоносители вместо Ангары, способные доставлять на орбиту груз любой тяжести без скорости света — был здесь, оказался там.

— Это как?

— Не знаю, — пожал плечами Войтович, — звездолет еще будет по той же схеме — был здесь, оказался там, например, у созвездия Лебедя. Ракете со скоростью света туда около пяти тысяч лет лететь. Поэтому Граф и говорит, что зачем нам это старье — скорость света? Пусть на него американцы деньги тратят, радуются и Нобелевки получают, а мы как-нибудь так обойдемся.

— Старье… — засмеялся Корнеев, — шутки у Графа… гений! Что еще скажешь. Вопросы, просьбы есть?

— Вопросов нет, просьба есть. Ко мне не так давно подошел профессор Буторин, это заведующий нашей четвертой лабораторией. У них там какой-то вопрос сложный возник. Всем коллективом решить не могли. Екатерина Васильевна дома работала. Вопрос сняла… очень важный вопрос. Буторин сказал, что Граф постесняется представить свою жену к награде, но она это непременно заслуживает.

— Я понял, Александр Павлович, сделаем.

Корнеев вернулся в Москву, написал представление Верховному на Войтовича и Екатерину Васильевну. Просил наградить их орденом "За заслуги перед Отечеством". Верховный подписал представления безоговорочно.

Лето выдалось грибным, дожди шли чаще обычного. Три дня дождь, день растаскиваются облака, солнышко и снова льет дождь. Уровень воды в реках поднялся неимоверно высоко, но угрозы затопления не было. Даже грибники ворчали — когда же этот проклятый дождь кончится. То сушь и жара невыносимая, то льет, как из ведра, то снег, ветер и холод — как же угодить человеку: то неладно и это.

Но часть людей почти не обращала внимания — не до погоды, работать надо. Граф поехал на стройку. Охранники открывали двери автомобиля, держа зонты, он выходил, осматривался. "Как сами в это грязи не захлебнутся"? Кругом лужи и целые озера воды, асфальт уже не асфальт, а сплошная раскисшая глина. Только бордюры еще выдают дорогу. Он спросил у подбежавшего комбата, указывая рукой на окрестности:

— Это что?

— Как что — стройка, — ответил, не совсем понимая, комбат.

— Грязелечебница будет?

— Дождь… что я могу поделать?..

— По плану здесь давно должен лежать асфальт и клумбы цвести, а у вас, подполковник, даже водоотводов нет. Прорыть небольшую канавку и озеро спустить в лес: тоже сил нет? Оно через несколько часов прорвет вашу насыпь и сольется в цех — что тогда?

Комбат свистнул, подбежал рядовой, получил приказ отрыть водоотвод в лес. Человек десять вышли из бытовки, взяли лопаты, нехотя стали ковыряться в земле, зло поглядывая на прибывших. Поковырялись минут пять и ушло озеро в лес. Граф прошел в цех.

Работы завершались, посередине цеха проложены особо прочные рельсы. Граф взял линейку, замерил высоту рельс от бетона.

— Комбат, здесь тридцать, здесь двадцать, а здесь двадцать пять. Это что за гребенка?

— Вибратор сломался — на глаз заливали, — ответил подполковник.

— Вибратор сломался, — повторил Граф, — значит, бетон еще и неплотно лег в глубине. Почему бетон не той марки? Он же сам по себе не прочный.

— Что дают, то и заливаем.

— Вам, подполковник, цистерну жидкого навоза привезут — тоже зальешь?

Подполковник молчал.

— Кто дал команду заменить марку цемента?

Подполковник не отвечал, потупив голову.

— Вы тоже не знаете, майор? — Обратился Граф к заместителю командира строительного батальона.