Виталий Каплан - Масть Страница 45

Тоже мне, нашли овраг на ровном месте, – хихикнул Алёшка. – Тут как раз всё просто. Как прискачем, вы притворитесь, что поплохело вам… ну, к примеру, сердце прихватило, или лучше почечная колика. Ничего не говорите, только мычите от боли, я с мужиками сам объяснюсь. Так, мол, и так, ехали с барином, заплутали, а его к тому ж хворь скрутила… Нас тотчас к бабке и направят, потому что, кроме неё, никто там лечить не возьмётся.

Да, это было разумно. Осталось только придумать: а с бабкой-то как мы разговаривать будем? По уму этим следовало озаботиться гораздо раньше, хотя дядюшка и предостерегал: «Не составляй слишком подробных планов, они никогда не сбываются, обязательно в последний момент что-то пойдёт не так. Умнее будет держать нос по ветру, а поступать по обстановке». Впрочем, сейчас как раз и стоило обмозговать варианты. Иных в нас она увидит… это разве что дядюшка и графиня Яблонская могли бы замаскировать свои цветки душ, так на то они и Высшие. В легенду для Иных, насчёт Белого моря, может и поверить, но вот в то, что мы заплутали, сбились с дороги и заехали в Давыдово, она ни в жизнь не поверит. С людьми такое вполне возможно, но не с Иными. Простейшее заклятье «Сынань», которому учат новичков чуть ли не на первом же уроке. Значит, нужно срочно сочинить что-то другое… или почти ничего и не сочинять, а напротив, изобразить строгость. Мол, прислали нас Дозоры, дабы безнадзорного Отшельника поставить на учёт. Нет, не годится – мы ж не новгородские, а тверские, это бабка сразу считает в цветках наших с Алёшкой душ. Не имеем мы право никого тут регистрировать, чужая тут для нас земля. Сказать же ей полную правду – неизвестно ещё, как отнесётся. А что, если слегка подкрутить легенду для Иных? Не на Ловозере близ Белого моря скрыт в Сумраке таинственный артефакт, а много ближе, к примеру, на Онежском озере. Места для неё всё равно незнакомые, может поверить. Да, но как тогда вывести её на разговор об Отшельнике?

Что-то, я гляжу, помрачнели вы, Андрей Галактионович, – заметил Алёшка. – Опять овраги на душе?

У тебя глаза на затылке? – огрызнулся я. – И ничего не овраги, просто думаю, как дело провернуть поумнее.

Да будет вам! – Я не видел сейчас мальчишку, но был уверен, что он ухмыляется. – Не слепой же, чую, что как нализались вы с тем майором белозерским, так с той поры гнетёт вас что-то. И не похмелье, его-то я вам ещё ночью снял. Крепко же вы с ним натрескались, что сами себя протрезвить и не подумали.

Это он ещё всего не знает. Не видел, как, уложив окосевшего Бортникова, позвал я трактирного слугу и велел переменить графинчик. Да, легко было успокоить магией расшалившуюся память, но я предпочёл человеческое средство. Причём почти без закуски. Нехорошо, конечно, пить одному, но не будить же майора! И не мальчишку же звать в собутыльники!

По цветку читаешь? – скривился я. – Ну так говори, что вычитал!

Вглубь не лезу, – спокойно откликнулся Алёшка, – не дело это, чужие мысли читать. Да и не смог бы, даже и пожелав такое – барьер у вас выставлен. Сами соорудили или Януарий Аполлонович помог? А только по внешности ауры вижу, что с рассвета грызёт вас воспоминание какое-то, и связано оно с давешним майором. А майор тот, как понял я, сослуживец ваш бывший, и как ушли вы в отставку, так с ним больше и не виделись до вчерашнего дня. Значит, вспоминаете старые дела, из человеческой жизни. Верно ведь?

А почему бы, кстати, и нет? Зачем я держу это в себе? Что за беда, если вот сейчас возьму и всё ему выложу? Когда-нибудь всё равно пришлось бы, не вечно же отмалчиваться на вопрос, с какой такой радости я, молодой офицер, за пять лет дослужившийся до гвардейского поручика, взял вот и сбежал в отставку. Будь Алёшка просто моим дворовым человеком, уж конечно, не стал бы я раскрывать ему душу. Но он – не просто. И – не человек.

Ладно, твоя взяла, – вздохнул я. – Дело давнее, неприятное дело, а вот забыть не получается, хотя тому уж два с половиной года. Служил я, как тебе известно, в Семёновском лейб-гвардии полку, куда по выходе из Кадетского корпуса и был направлен. Прямо скажу, удачное назначение, и служилось мне хорошо, друзьями обзавёлся… взять вот того же капитана Бортникова Николая Аристарховича… теперь уже, как видишь, армейского майора. Вот учил я тебя рукопашному бою, а ведь половину своих умений от него перенял. Ну ладно, чтобы слишком уж в сторону не уклоняться, давай о деле. А дело такое. Служил некогда в нашем полку майор Брызгалов Степан Игнатьевич, давно, в отставку вышел, когда я ещё Корпус оканчивал. И вот в восемьдесят шестом году дошли до нас известия, что фортуна от него отвернулась.

Он, как в отставку вышел сорока пяти лет, поселился в имении своём Никишево, это в Орловской губернии. Неплохое, говорят, было имение, полторы сотни душ, земель много, и плодородные, заметь, земли! Был Степан Игнатьевич женат, двух дочерей имел, возраста такого, что вот прямо под венец. Казалось бы, живи, радуйся статской жизни, получай воинский пенсион и доход с имения. Ан нет, счастливо пожить он всего три года успел. А дальше косяком пошли беды. Сперва – пожар, и жена его, Настасья Власьевна, задохнулась в дыму. На другой год мор случился, оспа прошла. И что же? Самого и краем не зацепило, а вот обе дочери, Лиза и Варвара, подхватили от селян заразу и скончались в муках. Селян, кстати, тоже немало перемёрло. В общем, остался Степан Игнатьевич бобылём, да и обеднел изрядно из-за того мора.

Однако ж мог бы и дальше жить, не так уж и стар был, мог бы снова жениться, тем более сватали ему соседскую дочку, великовозрастную девицу Перепёлкину с неплохим приданым. Однако ж подкосило горе нашего майора, стал он пить по-чёрному, а по пьяному делу куролесить. Урядника напоил до полусмерти и в голом виде велел привязать на колокольне, орловского предводителя дворянства оскорбил действием – а тот ему, натурально, вызов на поединок. Стрелялись, и кончилось дело простреленным лёгким. Оно вроде и обошлось, губернские лекаря Степана Игнатьевича выходили, да и дело о дуэли сам же предводитель и замял… но только с той поры начал майор Брызгалов болеть. К тому же и обстоятельства его совсем расстроились, наделал он глупых долгов, имение заложил, крестьяне его после мора обеднели, а частью и поразбежались.

Вот такие вести дошли до нас. Случайно это вышло – один из офицеров наших, будучи по делам семейным в отпуску, заехал проведать Брызгалова по пути в Курск. А чтобы ты понимал, Алёшка, есть такое дело – полковое братство. Мы своих семёновцев в беде не оставляем, не важно, служишь ли ныне, в отставке ли. В общем, решили скинуться и передать Степану Игнатьевичу нашу совокупную помощь. Собрали пятьсот пятьдесят рублей – хватило бы и на выкуп имения, и на покрытие значительной части долгов.

А как передать? Решили послать с офицером полковым, чтобы тот проследил, как старик нашей помощью распорядится. Ведь если просто со случайной оказией переслать – неровен час, пропьёт.

Офицером же этим, Алёшка, оказался я. Именно мне товарищи доверили сие дело. Как рассудили – молод, да не глуп, с практической смёткой, ну и за себя постоять может, ежели что. Вот и отправился я в июне восемьдесят шестого года в дальний путь из Петербурга в Орловскую губернию. Мне, честно сказать, и лестно было, что старшие доверили такое дело, и приятно малость развеяться дорогой, отдохнуть от полковой рутины.

Коротко сказать, поскакал я и уже через три недели прибыл в Никишево – только вот не застал уже там Степана Игнатьевича. Неожиданный оборот, и крайне, брат Алёшка, скверный. От соседей узнал я, что случилось. Вышло так, что за полтора месяца до моего приезда отправился майор Брызгалов в губернский город Орёл, и там, напившись в стельку, матерно лаял особу государыни нашей Екатерины, во всех бедах своих её винил и, главное, грозился ей! Мол, тебя, штучка немецкая, гвардия на трон возвела, гвардия тебя же и низринет. Вопил с пеной у рта, в трактире, при множестве свидетелей. Чем сие кончилось, сам должен понимать – под локти его и в холодную. Но дело-то не простое, а важное и тайное, и потому препроводили взятого в железа Степана Игнатьевича куда надо – то есть в Москву, поскольку в Орле своей конторы Тайной экспедиции нет, а стало быть, надо везти в ближайшую. Только не довезли его до Москвы, помер в дороге наш Брызгалов, удар его, понимаешь, хватил.

Вот прикинь, мне-то каково было всё это услышать! Примчался из столицы весь такой авантажный, сейчас, дескать, разведу руками беду, спасу нашего ветерана… а спасать-то и некого. Даже деньги собранные и то передать некому, потому что все родные его померли, наследников не обнаружилось… то есть крутился там некий прыщ, дальняя родня, седьмая вода на киселе – но не в его же потные ручонки отдавать наши полковые деньги!