Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Сергей Анатольевич Смирнов Страница 45

Узнав о таком грехе, Верховный Капитул наложил на графа строгую епитимью, на которую тот ответил прямой дерзостью и, не раскрывая публично никаких темных тайн Ордена, отправил в Капитул вполне безумное послание, в коем объявлял об учреждении своего собственного Ордена Храма, во главе которого станет он сам, женатый тамплиер. Верховный Капитул не нашел в этом послании ничего, кроме горячечного бреда победителя, который, сокрушив самый великий из всех земных городов, возомнил о себе невесть что и именно по этой причине не представляет никакой опасности. Особого удивления у адептов внутреннего круга не вызвало даже то, что храброго графа поддержали еще три десятка отступников из числа отборного орденского воинства.

Граф Робер не раскрывал тайн внутреннего круга, и этого было вполне достаточно, чтобы Цербер продолжал спокойно дремать. К тому же сам граф и некоторые из его соратников нарушили обеты орденской нищеты и целомудрия, и даже если бы вдруг покусились на главный обет, молчание, то уже ничего не стоило обвинить их в корыстной клевете. Граф намеренно притворялся взбалмошным юнцом, опьяненным победой и богатой добычей, пил и ел за троих и задирал всех рыцарей нефранков, которые встречались ему на улицах.

Все же Орден приложил кое-какие усилия к тому, чтобы остановить ренегатов, но стычка у городских ворот, называемых в Константинополе Золотыми, завершилась не в пользу Верховного Капитула. Донесение комтура о подвигах и безобразиях графа, отправленное из столицы греков, умолчало о действительных силах, которые помогли отступникам пробиться через плотные цепи войск, выставленные новым императором. Комтур сослался на сочувствие воинов Креста к мятежному графу, что отчасти совпадало с истиной. Однако франкский император Константинополя намеренно выставил против тамплиеров подчиненные ему отряды немецких и итальянских рыцарей, которых нельзя было упрекнуть в любви к своим франкским "братьям по Кресту". Комтур, которому был отдан приказ Капитула арестовать графа и его сообщников, не нашел в себе силы признаться, что в решающее мгновение откуда не возьмись, подобно налетевшему рою пчел, на крышах и в проулках появились простолюдины числом не менее полусотни, оказавшиеся весьма искусными пращниками и метателями тяжелых цепей, легко сбрасывавших с коней латных всадников.

Будь эта подробность боя известна верховным лжетамплиерам внутреннего круга, дорога графа Робера несомненно была бы обременена новыми, куда более опасными ловушками. Однако повергнутые наземь и опозоренные рыцари сумели скрыть причину своей неудачи даже от императора, твердя в один голос, что подверглись внезапному нападению каких-то франкских воинов, которых поначалу приняли за своих союзников.

Если Верховный Капитул в конце концов и почувствовал неладное, то было уже поздно: тот, кому искренне доверился граф Робер де Ту в поверженной столице греков, уже посадил его войско на галеру, и она успела отойти от берега не менее, чем на полет стрелы.

Но даже самая правдивая история об отступничестве и бегстве графа Робера де Ту и о его таинственных помощниках умалчивает об одной вовсе не заметной, но очень существенной подробности: о том, как доблестный и весьма осторожный граф доверился на улице Константинополя, можно сказать, первому встречному да еще прямо объявившему о том, что он, неверный из Рума, предлагает рыцарюхристианину, обнажившему свой меч против сарацин, добрую службу при дворе конийских султанов.

Так оно и было на самом деле, и то, что поведал пришелец из Рума графу Роберу, стало главной тайной всех тамплиеров, чающих возрождения Ордена.

В один из вечеров, когда охмелевшими завоевателями был разграблен и подожжен храм Иоанна Крестителя, что принадлежал схизматикам, граф вместе со своим оруженосцем бросился к его дверям в полной решимости погасить огонь, охвативший место, которое должно почитаться священным среди всех, поклоняющихся Сыну Божьему и его последнему пророку. За ними следом в огонь кинулся третий человек, по виду чужеземец. Объединив усилия еще с несколькими подоспевшими на помощь горожанами, они сумели сбить огонь с деревянных перегородок и балок. При этом чужеземец спас графу жизнь, оттолкнув его в сторону, когда, потеряв опору, повалилась одна из позолоченных колонн, выточенная из тяжелого ливанского кедра.

При свете адского огня граф и чужеземец пожали друг другу руки, а затем, когда дым, наполнивший приделы храма, выгнал всех вон, чужеземец задержал графа и сказал, что имеет сказать графу нечто крайней важности, и сделать это необходимо до того, как они выйдут на всеобщее обозрение.

Так граф Робер де Ту, мужественно терпя едкий дым вместе со своим необычным собеседником, узнал, что его помощник и, может быть, спаситель является посвященным одного из суфийских орденов и что суфии трех братств уже давно объединились с сельджукскими правителями Рума в праведной борьбе против колдовской ереси ассасинов, опасной для истинных почитателей Аллаха и его пророка Мухаммада куда больше, нежели для правителей и воинов христианского мира.

Дервиш открыл графу, что именно тайные суфии, а не тамплиеры выкупили его из сарацинского плена и направили в Орден, ибо получили свыше свидетельство, что именно графу суждено стать одним из самых важных звеньев в неразрывной цепи предания о Великом Мстителе, который сокрушит власть ассасинов и не позволит их предводителям укрепиться в недоступной мусульманам Европе тогда, когда пробьет последний час их власти в горах Персии и Ливана.

Тот дервиш выказал поразительную осведомленность не только во всех подробностях пророчества о Великом Мстителе, но и во всех тайных чаяниях самого графа Робера, что, конечно, глубоко ошеломило его. Переведя дух, граф честно признался дервишу, что просто вынужден доверять ему, ибо, если тот подослан темными силами, то самому графу теперь остается чувствовать себя обреченным невольником, у которого даже мысли находятся в полной власти неких всемогущих господ. Он только попросил у дервиша один час на размышление и молитву, дабы самому испросить свыше окончательное решение.

Пришелец учтиво поклонился графу и попросил его в случае верного решения выйти из дома, где тот находился на постое, положив левую руку на правое плечо, и тогда суфий подойдет к нему при удобных обстоятельствах.

Ровно час пребывал граф Робер в самых трудных за всю свою жизнь размышлениях и самых искренних молитвах, в которых просил Господа открыть Свою волю и уберечь его от рокового шага. Рассудок же просто подсказывал, что нужно согласиться, ведь враг не бросился бы за ним в огонь, ставя под угрозу свою собственную жизнь, да и к тому же, будь ассасины столь могущественны, что им открыты все самые сокровенные мысли людей, его важная для