Л.И.Шинкарев - Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл Страница 46

ственных и санитарных машинах перевозят оружие, листовки. Но мэр спра-

шивает, что делать.

«Я не в курсе, что вы там находитесь, – отвечает посол. – Вы обращае-

тесь не по адресу». Медведев спрашивает: к кому же обращаться? Посол по-

весил трубку.

Приматор помог Медведеву еще раз позвонить в посольство, военному

атташе. «Знаешь что, капитан, – сказал военный атташе, – я ничего тебе при-

казать не могу. Сам видишь, что происходит. Действуй по обстоятельствам».

Капитан стоял перед приматором в растерянности, не зная, что делать со

свалившейся на него властью. То, что он три дня слышал на площади от че-

хов, взбудораженных приходом войск, не испытывающих страха, а смеющих-

ся ему в лицо, унижало его. Как хорошо, думал он, что все это не видят близ-

кие люди на родине.

Медведев попросил у приматора список руководства мэрии. Принесли

листок с семнадцатью именами. «Ну вот что, – сказал капитан, – я отпущу по

домам ваших сотрудников на свой страх и риск, кроме этих семнадцати.

Лично буду у дверей проверять пропуска».

Капитан уже был на грани нервного срыва, когда на четвертый день в

мэрии появились трое советских чекистов. Они выслушали капитана и дали

пачку чешских крон – купить в буфете продукты для подразделения.

«Чекисты расспрашивали, не проходит ли в ратуше четырнадцатый

съезд КПЧ. Мы обошли ратушу, соседние здания, вместе искали место съезда

и подпольные радиостанции, но ничего не обнаружили. Перед уходом чеки-

сты потянулись к книге на моем столе. Я взял ее в Исторической библиотеке

на площади. Это был красиво оформленный альбом эротических рисунков.

Один чекист сунул книгу под куртку. Куда, говорю, забираете, я обещал вер-

нуть на место. “Капитан, – смеются, – ты молодой, обойдешься!”».

На седьмой день появился подполковник Иванов. Медведев к нему:

«Что же вы нас забыли?» Да я сам, говорит, мотаюсь без еды.

Наконец, стали подвозить продукты. Солдатам и офицерам выдавали

папиросы «Беломорканал», по куску хорошей колбасы.

Настроение сразу поднялось, но не успели солдаты насладиться жиз-

нью, как их послали на бронетранспортерах блокировать Высшую партий-

ную школу.

«Тут что-то не так, товарищ, сказал мне директор ВПШ. – Я коммунист с

подпольным стажем, с фашистами воевал, но такого нигде не видел!» – «Да

что случилось?» – «Пойдемте…» Мы пошли по общежитию. Кошмар какой-то.

Столы сломаны, у стульев ножки и спинки перебиты, художественные по-

лотна покорежены, валяются пустые бутылки, подушки порваны, по комна-

там летают перья. Столовая посуда разбита, ложки, ножи, вилки забили ка-

нализацию. Погром! Конец света!

«Чья работа?» – спрашиваю. Директор опустил глаза. «Чья работа,

спрашиваю?!» – «Отдыхали ваши десантники…»

На десятый день подполковник Иванов приехал, собрал всю нашу ко-

манду – пять офицеров: «А теперь домой. В Германию…» Нашли своего води-

теля и двинулись, откуда пришли. На дорогах не разберешь направления, мы

долго плутали, пока не вышли на Карловы Вары. А там рукой подать до Гер-

мании, до нашей Северной группы войск».

…Эдуарда Александровича Медведева, служащего из Одессы, приле-

тевшего на пару дней в Москву, я увидел в октябре 1989 года в редакции

«Известий». Подполковник запаса, он десять лет как уволился из армии. По-

сле возвращения на родину в его переживаниях еще долго доминировали

пражские видения: раздавленная под Прагой девочка, учиненный десантни-

ками погром в гостинице ВПШ, стрельба на Староместской площади, смею-

щиеся глаза Людвика Черного, хороводы обнаженных чешек, смущавших

солдат. Воспоминания, говорит, нарушают душевный покой, не дают спать.

Смутная тревога распирает грудь, когда он слышит звук идущего на посадку

самолета или лязг гусениц по бетонной дороге.

Психологи говорят, что легко отличают солдат Отечественной войны

от солдат, вернувшихся из Афганистана: когда заходит речь о войне, у них

разные глаза.

Я ловлю себя на мысли, что не могу вспомнить, какие глаза у солдат,

успешно выполнивших свой долг в Чехословакии.

Они глаза опускают.

В навязчивых видениях, приходивших к Медведеву, загадочной остава-

лась улыбка приматора Людвика Черного. Почему хозяин миллионного го-

рода, одной из самых красивых столиц Европы, был с ним так спокоен и де-

ликатен, и молодой оккупант, как на площади кричали капитану в лицо, для

приматора был только малыш, чьи проказы вызывают не страх, а жалость?

В манерах приматора не было растерянности перед грубой силой;

напротив, он светился спокойным и потому еще более очевидным превос-

ходством, объяснить которое капитан себе не мог. Только много лет спустя,

когда в СССР все переменилось, стали доступны запретные прежде книги,

свободнее стали поездки за рубеж, перебирая в памяти чехословацкие собы-

тия, капитан стал думать о том, что в пражской ратуше с ним рядом был че-

ловек, выросший в другой культуре. Даже на площади огромная толпа, воз-

мущаясь, протестуя, ненавидя чужих солдат, почему-то не рвала на груди ру-

бахи, не хваталась за дреколья, но смотрела вокруг с таким спокойным пре-

зрением, будто каждый с молоком матери усвоил стоящую перед малочис-

ленным народом историческую сверхзадачу: самосохранение нации.

Но как понять постоянную улыбку приматора?

Не прошло двух лет после моих встреч с Медведевым в Москве, как в

мае 1991 года по журналистским делам я снова оказался в Праге и, пользуясь

случаем, пытался что-нибудь разузнать о приматоре Людвике Черном. Это

было нетрудно, тут помнят старого человека, как в свое время ему достава-

лось за неудобные маршруты трамвая, снос старых домов, очереди на полу-

чение новых квартир, за массу других неотвратимостей в бережно хранимом

древнем городе. Большинство говорило о приматоре с почтением: новые

квартиры при нем получали каждый год сорок пять – пятьдесят тысяч семей,

а в 1968 году при советской поддержке город стал строить метрополитен. И

у всех в памяти, как утром 21 августа, когда мэрию контролировали солдаты

капитана Медведева, приматор и его сотрудники нашли способ передать че-

рез газету призыв к городу сохранять порядок, и призыв был услышан.

В первые часы после вхождения войск были уничтожены или повре-

ждены с десяток трамвайных составов и почти два десятка маршрутных ав-

тобусов, остановилось движение городского транспорта; национальное

предприятие «Бензина» оказалось под началом вошедших войск, и на запра-

вочные станции перестало поступать топливо. Самое обидное было, говори-

ли мне, получить это от большого славянского брата. Но Прага все пережила,

встряхнулась, старается забыть.

Мои друзья без труда отыскали в городе Людвика Черного, теперь гла-

ву чехословацкой торгово-промышленной палаты, и мы поехали к нему.

Сидим в большом кабинете.

Улыбка не сходит с лица Людвика Черного.

Он помнит появление капитана Медведева. «Приказом командования

ратуша берется под охрану», – сказал капитан. Я ответил, – пожалуйста, но

что это значит? Капитан объяснил: никто не может выходить из ратуши или

входить в нее. Я изумился: здесь городской национальный комитет, работает

много людей, еще больше приходят в ратушу по неотложным делам. Капи-

тан сказал, что должен выполнять приказ. Но были женщины, у них дома де-

ти. Он был великодушным, разрешил женщинам разойтись по домам. Я тогда

подумал, что капитан все-таки рос в хорошей семье и у него была мама».

На второй или третий день в ратушу поднялись советские генералы, их

сопровождали автоматчики. Надо было обсудить ситуацию в городе. Пред-

приятия не работают, транспорт стоит, пекарни без муки, все перекрестки

забиты танками. Сели обсуждать, как наладить подачу электроэнергии, раз-

воз продуктов по магазинам, пропуск машин «скорой помощи»… Один из ге-

нералов (приматор не запомнил имя) потребовал устроить на Старомест-

ской площади митинг чехословацко-советской дружбы с участием москов-

ского ансамбля песни и пляски. Приматор долго подбирал слова поделикат-

нее, объясняя соудругу генералу, что сейчас не лучшее время для концерта.

Генерал удивился: «Это зря, отличный ансамбль!» Потом спохватился: «Ну,

да! Я не сказал главное. Это будет шефский концерт. Бесплатно!»

Появился генерал-лейтенант И.Л.Величко, просит помочь солдатам по-

мыться, постирать белье. «И хотя молодежь на улицах скандировала: “Ни