Флёри Юлия - Стервам слова не давали Страница 47

 Филя отправился в ванную, плеснул ледяной воды себе в лицо, чтобы хоть как-то освежить двухдневный запой, мокрой пятернёй расчесал и уложил тёмный волосы, удивляясь, как быстро они отросли, на пороге подтолкнул вперёд тормозившую девушку, на скорую руку выбрал обувь, которая, как оказалось, идеально сочеталась с его внешним видом, вышел из квартиры сам и вытащил за руку Машу.

—Ты знаешь, где она сейчас? Который час? Наверно уже в ресторане? – Суетился Филя, в поисках часов, вглядывался в мелькающие за окном автомобиля витрины, то и дело водил напряжёнными ладонями по коленям, разглаживая чёрные джинсы не первой свежести.

—У неё сейчас мастер-класс с Матео.

—???

—А что ты хотел? Он времени зря не терял. – Пробубнила на неозвученный вопрос и продолжила всматриваться в дорогу. – И вообще, обвинил человека бог знает в чём, накричал, а у неё с ним ничего и не было.

 Филя недовольно усмехнулся и прожигал взглядом дыру в старой подруге.

—И не нужно пытаться убить меня взглядом. Да, я разговаривала с Ларисой по этому поводу и знаешь, что? Она посмеялась мне в лицо. Она не изменяла тебе и не собиралась. А то, что у неё сейчас, случилось сейчас. Просто парень оказался не промах, не дал девушке заскучать. И вообще, он моложе тебя, красивее, характер у него мягче и денег больше. Не понимаю, между чем и чем Лариса ещё выбирает.

—Так она ещё не выбрала? – Зло поддел Филя, заводясь от одной только мысли о другом мужчине рядом с любимой.

—Мне не отчиталась!

 Дальше ехали молча, Филя вспоминал всё то немногое, что их связывало и не мог твёрдо обозначить ни одну причину, по которой стоит что-то менять в своей жизни ради Ларисы, не мог назвать достаточное количество положительных качеств этой женщины, она не блистала красотой и не славилась покладистостью. Но одно он знал точно: она его, единственная, та, для которой не смотря на  отсутствие видимых и невидимых причин, хочется жить. Хочется делать её счастливой, терпеть несносный характер, бросить мир к её ногам ради одной лишь колкой улыбки, хочется, чтобы она блистала для него одного. Это любовь? Для Филиппа однозначно, да. Задолго до своих решительных действий он избавил Ларису не только от назойливых поклонников, которых оказалось больше, чем говорилось в сплетнях и с каждым приходилось встречаться лично и лично объяснять, почему эта женщина для них закрыта и подходить к ней не рекомендуется, но и от равных соперников. Больше всего подпортил нервы её любимый Лёня, который не давал никакого конкретного ответа, а лишь дерзил и язвил, только с ним не получалось наладить контакт, понять, кто перед тобой и что он значит в жизни твоей любимой. Всё казалось проще, чем представлялось и Лёня был действительно другом, верным, заботливым, который просто оберегает покой женщины, которая значит для него больше, чем можно сказать на первый взгляд. День, когда Лариса перестала отвечать на телефонные звонки, исчезла из ресторана без объяснения причин, не один раз снился в кошмарных снах. Филипп тогда бросил дела, которые ещё с утра казались неотложными и вернулся в город, поиски по знакомым не дали успеха и только когда Марат позвонил и предупредил о странном телефонном разговоре, можно было сделать предварительные прогнозы. Смотреть на Ларису тогда было невыносимо, сложно понять, почему её, слабую, ранимую, каждый пытается обидеть и уколоть, сделать больно, нажимая на заведомо известные точки. Эдик тогда сделал не первую, но последнюю ошибку на пути их дружбы и совместного дела. Потом были мирные несколько недель, те самые, когда её обществом можно было наслаждаться, угнетало только одно: понимание, что без неё будет хуже, чем с ней. Точнее не так, с ней было хорошо, даже слишком, чтобы забыться и плыть по течению, Филя наоборот, старался сопротивляться, уходить в сторону, не привязываться, потому как в отношения до гробовой доски не верил. Его начальный план быть не просто любовником а единственным мужчиной стал трещать по швам в тот момент, когда почувствовал, что для этого придётся признать её как свою единственную женщину, но вот на это сил и терпения не хватило. Лариса была темпераментна, самодостаточна, слишком свободолюбива. Она не хотела уступать даже в самой мелочи, а Филя чувствовал, что готов простить и принять такую её позицию, сдаться, попасть под её влияние, и это было ударом ниже пояса самому себе. Тем самым ударом, который он не перенёс и идиллия стала рушиться, рассыпаться по крупицам. Лариса была везде и во всём, особенно она не хотела расставаться с его мыслями, он в ней растворялся, рядом с ней забывал обо всём. С другой же стороны, она была той самой женщиной, рядом с которой легко. Она отдавала себя всю в постели, наслаждалась и дарила наслаждение, она была независима финансово и Филя точно знал, что деньгами он её не удержит, умела ненавязчиво проявить заботу, которая так его раздражала и сделать вид, что ничего не было. Сам же он был человеком жёстким, прямолинейным, не терпящим возражений и только Ларисе удавалось выбивать твёрдую почву из-под ног. И пришло всё к тому, что услышав её предложение расстаться, предложение неожиданное, не желаемое, явно необдуманное с и целью понять значимость в жизни партнёра, он согласился. Нет, не так, он специально унизил напоследок, чтобы больше не было поводов для встреч, знал, что маленькая гордая птичка не простит и не поймёт, не знал лишь о том, что жизни без неё больше нет. Несколько дней как в прострации, когда не важно, что происходит с тобой, что происходит вокруг тебя. Когда в толпе ищешь знакомый взгляд с укором, язвительную улыбку, а закончилось всё банальной попойкой.

—Здесь останови. – Прохрипел осипшим голосом, указывая на стояночное место рядом с цветастой вывеской магазина.

—Тебе зачем? – Проследила за взглядом Маша и нехотя остановилась.

—Пять минут.

 Через оговоренные пять минут Филя появился на пороге магазина и Маша поняла, что заварила кашу, которую придётся расхлёбывать не ей. Почему-то в этот момент она видела перед собой того самого Матео, о котором много слышала, но которого так и не узнала. Весь рассказ о лихом красавце от начала и до конца был блефом, а теперь ему грозило столкнуться не просто с русским мужчиной, а с ревнивым русским самцом-собственником, который за своё готов порвать, и вот как раз сейчас, на подходе к машине, продемонстрировал свою готовность к битве.

—Поехали, там, за углом, есть небольшой магазинчик, не забудь притормозить. – Раздал он новые указания, проигнорировав пытливый, удивлённый и, вместе с тем испуганный взгляд.

 В его голове всё перемешалось, перепуталось. Количество выпитого напоминало о себе, несколько бессонных ночей сделали своё дело, а подначивания лучшей подруги не прошли бесследно. Он уже знал, что будет делать, не знал только реакции на эти действия одной рыжеволосой занозы, от которой сейчас зависит, сложить ему голову или идти с ней гордо поднятой, глядя поверх толпы. Во втором магазине он задержался чуточку дольше, чем в первом, причины были весомые, результат того стоил. Через полтора часа уже подъезжали к местному дому культуры, где толпился народ, зеваки, вперемешку с местной прессой, освещающей это событие.

 Десяток человек, желающих в первом ряду увидеть наглядную демонстрацию искусства приготовления пищи с блокнотами в руках обступили нас с Матео со всех сторон, из-за чего не прекращалось ворчание старого седовласого режиссёра, снимающего мероприятие для заказчика. Множество вопросов, множество ответов, от последних уже заплетался  язык и нервы скрутились в один большой пучок. Я точно поняла, что не могу быть учителем, я могу быть только творцом, поэтому этот опыт станет для меня первым и последним. Я не люблю пояснять, что и для чего делаю и, уж тем более, толковать, на какой период крышку мы снимаем, на какой плотно прикрываем, всё должно идти так, как должно и никак иначе. Сложная, замысловатая поговорка, которой меня научили ещё в училище, та, которую я спрятала далеко в свой багаж знаний и не спешила доставать, сейчас была единственной умной мыслью, приходившей в голову. Меня раздражал яркий свет и порой казалось, что лучше бы он оказался светом в конце тоннеля, Матео же, наоборот, плескался в лучах славы, с гордостью демонстрировал, что выходит из-под его волшебных рук, помогал мне комментировать, так как за те несколько лет, что мы не виделись, здорово изучил русский язык. Я не сразу поняла, почему всеобщий гул прекратился, так как слишком увлеклась украшением основного блюда, ещё что-то бормотала себе под нос, улыбалась полученному результату, поправляла последние штрихи и когда, наконец, подняла голову, отметила, что что-то определённо пошло не так. Затишье сменили редкие перешёптывания, люди ворочали головами, пытаясь найти причину всеобщей паники, я с двойным азартом влилась в их чудную кампанию и тоже несколько раз крутнула головой, но вскоре моя шея неприятно хрустнула, и с адской болью в ней, это неблагодарное занятие пришлось бросить. Неловко растирая затёкшие мышцы, заметила, что толпа понемногу расступается, и вскоре моему взору явился образ мужчины, мужчины моей мечты, моей тайной и явной страсти. Филя стоял в нескольких метрах от импровизированной кухни, немного помятый, потрёпанный, но в своём виде настолько сексуальный, что в пору заскулить, пасть к его ногам, и весело подрыгивать ножкой, когда он почешет ушко. Признавая поражение своего изначально проигрышного ультиматума, я улыбнулась на всю ширину рта, если бы правила приличия позволяли, то помогла бы губам, растягивая их пальцами, хотя они и без того справлялись. Чёрные джинсы и чёрна шёлковая рубаха, в разрезе которой видна смуглая после лета кожа, волосы вздыблены, губы поджаты, демонстрируя полную собранность и решительность. Вокруг мощной шеи вьётся толстая золотая цепь, которую обычно не видно из-за ворота сорочки, голова немного задрана кверху, отчего создаётся впечатление, что Филя вот-вот сообщит о цели визита, но он молчал. Опомнившись, я перестала глупо улыбаться, опустила взгляд и невероятным усилием воли смогла снова поднять его, но уже на Матео, только вот мою радость мужчина явно не разделял. Бледный (если можно так сказать о типичном мексиканце), он стоял с приоткрытым ртом и выпученными глазами, руки неловко опустились и почему-то теребили фартук, перепачканный в брызги томатного соуса. Он перевёл на меня неверящий взгляд и на смеси русского и английского спросил?