Санин Евгений - Мы - до нас Страница 47

            - Для чего? – испытующе посмотрел на него Мстислав.

            Привыкший к прямоте только в бою, а во всем остальном умевший лишь хитрить да обманывать, выгадывая свое, Борис Давидович только заморгал. И князь Мстислав сам стал отвечать за него:

            - Для того, чтобы заручившись поддержкой двух таких сильных дружин, как моя и моего сына, снова притеснять слабых, совершать набеги на беззащитные веси и даже сильные города, продолжать раздирать Русь?

            - Но ведь так поступают все! – возразил Борис Давидович. - Андрей Суздальский однажды так разорил даже великий Киев!

            Он широко раскрыл рот, чтобы привести в пример и других князей, которые немало зла причинили русской земле.

            Но князь Мстислав сурово остановил его.

            - Ты мне князя Андрея не тронь! – предупредил он. – Тебе хорошо ведомо, что я сам не особо жаловал его. И поносил, бывало, всяческими словами. Но ты не смей! Забыл, как пресмыкался перед ним, покуда он был жив и в силе? А теперь что, смелым, гляжу, стал, когда он сделался прахом?

            - Однако перед тем как ему самому стать этим прахом, он много кого и чего превратил в этот прах!! – злобно огрызнулся Борис Давидович.

            Не то, говоришь, князь! Не так! – поморщился князь Мстислав. - Да, князь Андрей сделал много зла, но и добра сотворил он немало! Сколько храмов построил! Обратил в христианство целый суздальский край! Ввел на Руси столь любимый теперь праздник Покрова Пресвятой Богородицы! Неужели ты думаешь, что Пречистая доверила бы это дело тому Андрею, о котором ты говоришь? Нет, князь Борис! Все то наносное, все нашептывания видимых и невидимых врагов, все худое, что он сделал в своей жизни, князь Андрей омыл собственной кровью, отстрадал насильственной смертью и с самым главным, что успел нажить в своей душе, налегке отправился к Богу! Народ, соборный разум которого обмануть невозможно, раньше нас, имевших к князю личные счеты, почувствовал это! Он еще при жизни называл его Боголюбивым или Боголюбским, а после смерти горько оплакал его - вот о чем надобно помнить и говорить!

            Борис Давидович, нехотя выслушав эти слова, стал было вновь доказывать свое. Но князь Мстислав словно читал его потаенные мысли, и он не успевал уворачиваться от них.

            Кончилось все тем, что Борис Давидович только раздосадованно махнул рукой и велел своим дружинникам уезжать вместе с ним со двора, при этом что-то шепнув им, показывая глазами на князя Илью.

            - С князем Михаилом ему меня не рассорить, – с усмешкой глядя ему вослед, уверенно сказал Мстислав своему сыну. - Скорее он сам рассорится с ним из-за этого! А вот что касается тебя, князь Илья…

3

- Только не уходи! – вдруг испугался Стас.

            Стас с закрытыми глазами лежал на той самой койке, где лежал когда-то отец Тихон, а потом – сказавший, что ему незачем больше разлеживаться тут, Владимир Всеволодович, от его руки наверх светлым ручейком убегала трубочка капельницы, возвращавшая ему жизнь и, закрыв глаза, шептал:

                        Князь от князя живет, особится.

                        Время горше полынь-травы.

                        Год за годом - междоусобица

                        Век за веком «Иду на вы!»

                        То не солнце к закату клонится,

                        Не от ягод багровый склон:

                        В чистом поле рубится конница -

                        Русский стяг с обеих сторон!..

                        Слабость русская – сила вражия:

                        Богатырь лежит бездыхан,

                        А из дикого заовражия

                        Подымается Бату-хан.

                        О дву-конь он идет, торопится,

                        Избегая лесов, болот…

                        И роняет междоусобица

                        Из-под сабли кровавый плод!

            Даже с закрытыми глазами чувствовалось, что за окном – быстро темнело. Неужели так время быстро пошло? А собственно, так оно и идет - день за днем… Век за веком…

            Теперь Владимир Всеволодович сидел у его койки и молча следил за капельницей.

            Дверь тихонько открылась. Закрылась… Стас почувствовал какое-то новое движение рядом. Но открывать глаза не хотелось. В том времени ему было лучше…

            И тут робкий голос: «Стасик…», сразу вернул его в сегодняшний день, лучше и счастливее которого для него теперь не было и не могло быть!

            Он мгновенно открыл глаза и вместо Владимира Всеволодовича увидел сидевшую возле его койки… Ленку!

            - Ты?! – только и смог прошептать он.

            - Я, Стасик, я…- утирая слезы, закивала Лена.

            - Только не уходи! – вдруг испугался он и услышал:

            - Да куда же я теперь от тебя уйду? Даже если ты сам гнать будешь…

            - Ты это… взволнованно зашевелился Стас, но Лена нежно положила ладошку на его руку. - Прости меня, за то, что я тебе нет поверил…

            - Да забыто уже все, забыто! Главное, ты поскорей выздоравливай! Ведь совсем скоро – спектакль, и вообще…

            - Хорошо… Горислава! – с улыбкой кивнул ей Стас.

            - Что? – испуганно взглянула на него Лена, подумав, что у Стаса начался бред, но тут же все поняла и ответила словами пьесы:

            Слава Тебе, Господи! Услышал молитву мою! Отвел беду от любимого!..

            По пьесе, в отличие от самой повести, в этом месте следовал введенный Молчацким, совсем невинный, как он объяснил, поцелуй, и они смущенно замолчали.

            За дверью сразу послышались голоса медсестры и академика.

            - Да, - сокрушенно вздыхая, говорил Владимир Всеволодович. – Я думал времена коварного обольстителя Дон Жуана, погубившего Дездемону Яго, матери Гамлета давно миновали, а оказывается, нет – они и сегодня живут и продолжают творить зло!

            - Бедная девочка! Я уже начала всерьез опасаться за нее. Да и Стасику тоже досталось! – вторила ему медсестра. – Хотя, конечно, мог бы сначала и поговорить с ней, расспросить обо всем…

            - Ничего, он свое уже получил за то, что любимой девушке не поверил! – остановил ее академик. - А этим, - с такой угрозой в голосе пообещал он, что Лена со Стасом даже переглянулись. – Я такой зачет в зачетку их жизни поставлю – чтобы навсегда эту историю запомнили!

            Владимир Всеволодович с медсестрой замолчали, и теперь у Стаса с Леной снова нашлись слова:

            - А что за стихотворение ты шептал, когда я только вошла? Честно говоря, сначала я решила, что у тебя бред…

            - «Междоусобица»...

            - Почитай?..

            - Хорошо! – с радостью согласился Стас, готовый исполнить любую просьбу, любое желание любимой девушки, но в последний момент вдруг передумал:

            - Но только лучше другое… Называется: «После набега». Ладно?

            Лена согласно – она тоже все, что угодно готова была сделать для Стаса, кивнула, и тот начал:

                        Пахнет избами горелыми,

                        Горько от печаль-туги:

                        Снова огненными стрелами

                        Одождили Русь враги.

                        То ль монголы, то ли половцы -

                        Шлем и латы до колен…

                        Пали в сече добры молодцы,

                        Верных жен погнали в плен.

                        Что не выжжено – изрублено.

                        Полетел по миру слух:

                        Все в Руси навек погублено,

                        Угасает русский дух!

                        Но из ям, где воды алые,

                        Из кустов, из лебеды

                        Выползают дети малые,

                        Спрятанные от беды.

                        Долго маму безответную,

                        Плача, детвора зовет…

                        В этом плаче песнь победную

                        Мир услышал: «Русь живет!»

            - «Русь живет», здорово! – повторив, восторженно прошептала Лена.

            За окном стало совсем темно.

            Вошедшая медсестра посмотрела на дочь, взглядом спросила, как Стас, и, увидев одобрительный кивок, сняла капельницу. Но при этом предупредила, что хоть, к счастью, все и обошлось, но ему еще нужно лежать, как минимум до вечера.

            - А уже и так вечер! – кивая на окно, усмехнулся Стас: Как говорится: «За окошком вечер, за окошком – ветер!»

            - Ну, раз шутишь, и за Есенина взялся, то значит, и правда, можно скоро вставать! – улыбнулась ему медсестра и пробормотала. – Только не многовато ли стихов за последнее время? Хотя… когда твой отец – обращаясь уже Лене мечтательно вздохнула она, - ко мне женихался и тоже стихи читал, я словно бы над землей поднималась… Но сейчас, кажется уже и я заговорить ими готова…