Кирилл - Unknown Страница 47

— Мне кажется, это лучшее блюдо во всем мире.

Лиззи скрестила руки на груди и прислонилась к холодильнику.

— Я могу быть с тобой честной?

— Конечно.

— Я знаю, что Шанталь получила документы на развод. Я видела, не хотела, но так получилось, что я видела, как шериф вручил ей бумаги.

— Я же сказал тебе, что закончу это дело.

Она потерла лоб.

— За две минуты до этого, она пришла ко мне, планируя романтический частный ужин с тобой.

Он тихо выругался.

— Мне очень жаль. Но сейчас я скажу тебе тоже самое, что и говорил уже — у меня не будет с ней будущего.

Лиззи настойчиво и долго смотрела на него… он не двигался, даже ни разу не моргнул и не отвел глаза в сторону, при этом молчал. Он просто сидел за столом... пусть в конце концов за него говорят его действия.

«Черт побери, — подумала она. — Ей на самом деле, не стоит снова влюбляться в него».

Как только ночь опустилась на конюшни, Эдвард окунулся в свою повседневную рутину. Лед в стакан? Готово. Бухло? Вот оно… сегодня будет джин. Кресло? Вот.

Опустившись в кресло, он побарабанил пальцами по подлокотнику, не открывая пробку с бутылки.

— Давай, парень, — сказал он сам себе. — Смирись с этим.

Увы... нет. По каким-то причинам, дверь коттеджа манила его к себе больше, чем Бифитер, который ему стоило только открыть.

Хотя день оказался длинным, начиная с его поездки в Steeplehill Downs, чтобы проверить двух своих лошадей в Bouncin’ Baby Boy, в результате звонка от ветеринара и тренера, у которых оказались проблемы с сухожилиями. Вернувшись, ему сообщили о состоянии его пяти беременных кобыл, а также он просмотрел записи и счета от Мое. По крайней мере, хоть на этом фронте были хорошие новости. Второй месяц подряд, его деятельность была не просто самоокупаемой, а стала приносила прибыль. Если он сможет удержать этот уровень, он перестанет получить трансферы из трастового фонда матери, которая регулярно вливала деньги в его бизнес.

Он хотел стать полностью независимым от своей семьи.

На самом деле, первую вещь, которую он сделал, выйдя из реабилитационной больницы, отказался от своего трастового фонда. Он не хотел иметь ничего общего со средствами, даже отдаленно связанными с компанией «Брэдфорд Бурбон» и первым и вторым уровнем трастов, напрямую подотчетных «Главной управляющей трастовой компании». Он не знал про переводы матери в конюшни Red & Black в течение шести месяцев, пока приходил в себя и возвращал их к жизни. А если бы он не принял их на том этапе? Не было бы такого результата.

Прошло много времени, прежде чем кто-то, типа него, обладающий деловой хваткой, рискнул заняться бизнесом с лошадьми, и какими бы ни были у него сейчас увечья, его умение зарабатывать деньги осталось таким же.

Останется только один месяц, и он будет полностью свободен.

Господи, сегодня он чувствовал себя более измотанным, чем обычно… и эта постоянная боль. Может, усталость и боль идут в одной упряжке?

А он все сидел в кресле, не открывая бутылку.

Он поднялся на ноги, опираясь на трость и заглянул за штору, закрывающие его окна, как только он перебрался сюда. Снаружи была сплошная темень, только большие прожекторы над конюшнями создавали круги света среди этой черноты.

Чертыхаясь себе под нос, он захромал к входной двери и открыл ее. Постоял пару секунд и прихрамывая вышел в ночь.

Эдвард медленно двигался по траве, оправдывая себя, что собирается взглянуть на кобылу, у которого возникли проблемы. Да. Именно за этим он и вышел.

Он вышел не для того, чтобы проверить Шелби Лэндис. Неа. Он совершенно не беспокоился о том, что она не покидала ферму весь день, и это означало, что у нее, наверное, не было даже еды. Он также не собирался проверять, есть ли у нее горячая вода, поскольку после двенадцати часов таская тачку, на которой она перевозила мешки с зерном, размером с ее тележку, и сено, скорее всего у нее болят все мышцы и ей просто необходим хороший душ.

Он был абсолютно настроен положительно…

— Черт побери.

Даже не задумываясь он уже стоял у бокового входа в конюшню B... где находился офис, а также лестница, которая вела к ее квартирке.

Ну, учитывая, что он уже был здесь... он может просто поинтересоваться, как у нее дела. Конечно же, только из-за хорошего отношения к ее отцу.

Он непроизвольно провел рукой по волосам и повернул ручку…

Ладно, возможно, ему стоит подстричься, чтобы как-то лучше выглядеть в глазах своего персонала.

Тут же включился свет, работающий от датчиков движения, стоило ему войти в коридор, и балки старого сеновала нависали над ним, как горы, которые ему придется преодолеть, чтобы подняться наверх. И его пессимизм естественно был обоснован: ему потребовалась передышка на полпути. И еще одна, когда он достиг верха.

И тут он услышал смех.

Мужской и женский, доносившийся из квартиры Мое.

Нахмурившись, Эдвард покосился на дверь Шелби. Шаркая ногами, он приблизился и приложил ухо к двери. Тихо.

Он беспокоился также, как и Мое? Он слышал голоса, сильный южный и растягивающий слова, переливчатый, как скрипка или банджо в оркестре.

Эдвард на мгновение прикрыл глаза и навалился телом на закрытую дверь.

Затем взял себя в руки, выпрямился, потом стал спускаться вниз по лестнице, затем ступил на траву и похромал обратно в свой коттедж.

На этот раз он тут же, опустился в кресло, и открыл бухло, наполняя стакан.

Он выпивал уже второй, когда вдруг поймал себя на мысли, что сегодня пятница. Ночь пятницы.

Разве это не смешно.

Ему тоже предстояло свидание.

26.

Саттон Смайт оглядывала толпу, наполнявшую до отказа художественную галерею музея Чарлмонт. Многих она узнавала, поскольку знала лично, но были и те, кого она часто видела в выпусках новостей на телевидении и на большом экране. Многие махали ей, как только ловили ее взгляд, и она достаточно тепло отвечала, поднимая в ответ руку.

Она надеялась, что никто к ней не подойдет.

Ей не хотелось отвечать на поцелуи в щеку, также как не хотелось отвечать на вопросы — не собирается ли она в ближайшее время выйти замуж, или же в навязывании их общества на целый вечер. Она не хотела слышать, который раз слова благодарности, за ее щедрое пожертвование в прошлом месяце — десять миллионов долларов на расширение музея. Она также не хотела ничего слышать о безвозмездном даре отца, в виде картины Рембрандта и яйца Фаберже, которые были подарены в честь безвременно ушедшей матушки.

Саттон хотелось побыть одной, чтобы отыскать в толпе одного единственного человека.

Чье единственное лицо, которое она хотела... ей необходимо было... увидеть.

Но Эдвард Болдвейн опять не пришел. И она знала об этом, стоя в тени последние полтора часа, пока гости прибывали на вечеринку, которую она устроила от имени своей семьи, она знала, что он не придет, поскольку отсылала ему приглашение сначала раз в неделю, потом ежедневно, вплоть до начала мероприятия.

Он не ответил ни на одно.

Даже ни слова: «Да, с удовольствием приму участие», или же: «Нет, приношу свои извинения».

Тогда чему ей стоит сейчас удивляться?

Она молча страдала. Единственная причина, по которой накануне она отправилась на вечеринку Уильяма Болдвейна, надежда увидеть Эдварда у него дома. После того, как он не отвечал на ее звонки днями, месяцами, годами, она думала, что, возможно сейчас, он мог бы присутствовать за отцовским столом, и они смогли бы поговорить.

Но нет, Эдварда там тоже не оказалось, или же…

— Мисс Смайт, мы готовы рассаживать гостей, с вами все в порядке? Закуска уже подана.

Саттон улыбнулась женщине с планшетом и наушником.

— Да, приглушите свет. Я скажу пару слов, как только они усядутся на места.

— Очень хорошо, мисс Смайт.

Саттон глубоко вдохнула и посмотрела на разодетое дорогое стадо, которое отправилось выполнять указания, отыскивая свои места, с тщательно спланированной рассадкой, за круглыми столами, накрытыми золотыми тарелками, с выгравированным сверху меню на льняной салфетке.

Еще до произошедшей трагедии, Эдвард всегда присутствовал на таких приемах, стреляя в нее саркастической улыбкой, поскольку кто-нибудь обязательно собирался просить у него деньги на свои нужды. Приглашая ее на танец в виде спасательного маневра, когда его окончательно загонял кто-нибудь в угол. Смотря на нее и подмигивая... поскольку он мог себе это позволить.

Они стали друзьями со дня праздника в честь Чарлмонта. Хотя и были конкурентами в бизнесе, он окончил Уортон, она получила степень магистра в университете Чикаго. Они вели одинаковый общественный образ жизни, часто появлялись в бесконечном круговороте благотворительных ужинов, а когда умерла ее мать, они стали встречаться все чаще и чаще.

Но… они никогда не были любовниками.

Хотя она хотела бы ими быть. С тех пор, как познакомилась с ним. Но Эдвард не предпринимал никаких попыток, даже знакомил ее с другими мужчинами, со своими друзьями.