Александр Баунов - Миф тесен Страница 49

Российская дипломатическая риторика колеблется между «козлами» и «милостивыми государями», западная в отношении России — тоже. Путину нужно показать Западу, что он не один, а остальному миру — что у России с Западом хотя и есть разногласия, но отношения нормальные, рабочие. Западу надо показать, что ничего подобного, ненормальные. Поэтому воспитанный Запад тоже переходит к оскорблениям.

Канадский премьер подает руку Путину со словами «выметайтесь с Украины», а его пресс-секретарь рассказывает об этом журналистам. Министр иностранных дел Австралии, страны-хозяйки «двадцатки», вслух через газеты размышляет, звать президента — участника этой самой «двадцатки» или нет. Встречать его высылают третьестепенных чиновников. Селят в гостинице хуже, чем для дорогих гостей. Законы гостеприимства на таких собраниях предписывают хозяевам о гостях и гостям друг о друге отзываться хорошо, и это правило было нарушено. Путин хотя и присутствовал лично, находился в положении человека, о котором все время говорят между собой и с прессой за глаза в третьем лице. На мероприятиях смотрят неулыбчиво, сбиваются в группки без его участия, а он ищет, к кому бы подойти, или гордо проплывает мимо. Потом все бросает и уезжает раньше всех, никто из крупных чиновников не провожает его в аэропорт. Он демонстративно жмет руку полицейскому: я с народами мира, а не с политиками.

Сначала все к нему езжали;

Но так как с заднего крыльца

Обыкновенно подавали

Ему донского жеребца,

Лишь только вдоль большой дороги

Заслышат их домашни дроги, —

Поступком оскорбясь таким,

Все дружбу прекратили с ним.

Канал прерван.

Эра оскорбленных чувств

Латинское слово для «оскорбления» contumelia связано с прилагательным contumax и глаголом contemno, con + temno, с + резать, и почти буквально соответствует одному из русских глаголов со значением оскорбления «срезать». Греческое prosbole, от pros + ballo, к + бросить, приставка, означающая направление действия, и глагол «бросать» тоже понятны по своей внутренней форме: бросить что-то в кого-то. Презрительно бросил. Есть даже русские вульгарные соответствия вроде хамоватого «наброс».

Оскорбление в русском — по самому устройству слова — нечто, что должно заставить человека почувствовать скорбь. Грусть, тоску, печаль. Латынь и греческий говорят об оскорбляющем — о его действии. Русский — о том, кому нанесено оскорбление. О его чувствах: об обиженном и обидевшемся.

Времени оскорбления в России соответствует эпоха обид и оскорбленных чувств. Поиска обидчиков и тем для обиды. Российские публичные спикеры последних лет лидируют не только по части оскорблений, но и по части регистрируемых ими же обид, нанесенных им лично, России, православию, нашей великой истории, национальным, религиозным, половым и прочим лучшим чувствам. Как заметил коллега Иван Давыдов, целые номера современных российских газет, целые выпуски новостей могут состоять из публичных обид. «Сегодня депутат Х обиделся на...» «Губернатора Y задело высказывание о...» Представитель комиссии такой-то заявил, что глубоко оскорблен тем-то и тем-то, этот вознегодовал, тот потребовал извинений, она — призвать к ответу. Российские ораторы жалуются, негодуют, ропщут, дуются как мышь на крупу.

Чувствительность их повысилась необыкновенно. Души тонки, как кружева барышень. Россия представляется им местом злачным, местом покойным, иде же не должно быть ни печали, ни воздыхания. И раз вздохнув — а это у нас легко, — требуют к ответу. Однако кого из страдальцев наказывать, а кому дать удовлетворение? Одни страдают оттого, что Путин вернулся, другие страдали бы, если бы он ушел. Я сильно страдаю оттого, что владельцы московских квартир вешают кондиционеры на фасады домов, лишая смысла любую архитектуру. Владелец же квартиры страдает оттого, что у соседа есть, а у него нет, — и вешает свой ржавый чемодан рядом с ионической капителью.

Моральное страдание зависит не от поступка человека, а от субъективного восприятия его действий потерпевшим, а это вещь зыбкая и неопределенная. Категория моральных страданий, во-первых, не квантифицируемая: как их измерить? Во-вторых, не отвечает принципу nulla poena sine lege — «без точного закона нет ни преступления, ни наказания»: потенциальный правонарушитель не может с точностью предсказать, какие его действия повлекут оскорбление чувств. То есть этот состав преступления зависит не от деяния, а от субъективной оценки потерпевшего.

Мистер Твистер с женой, дочкой и мартышкой страдали оттого, что с ними в одной гостинице, и даже на одном этаже, оказался негр. «Там, где сдают номера чернокожим, мы на минуту остаться не можем». Мартышка, возможно, и не страдала, но кто ее спрашивал.

Один страдает от вида девушки без платка и в короткой юбке, другой — оттого, что девушка оделась в соответствии с православным дресс-кодом: пропадает красота. Европейцы страдают, когда видят на своих улицах минареты и женщин в чадре, а мужья женщин в чадре — оттого, что на улицах реклама, а на рекламе плечи, речи, свечи и бедра, бедра кругом — и на каждом углу сидит по французу, и каждый пьет бордо. А пьющий его француз страдает от шумных американских туристов, которые так глупо заказывают в его бистро кока-колу и свой жидкий американский кофе. Афганские талибы морально страдали от присутствия на родных скалах исполинских будд, все остальные — от их уничтожения. А вот тут стоп: во втором случае имеется факт порчи имущества. Религиозные страдания — вообще неисчерпаемая тема. Человек, никогда не бывший церковным, даже не представляет себе степень чувствительности и соответственно способности страдать, которую развивает в себе практикующий прихожанин. Для человека, зашедшего со стороны — ну храм и храм, служба как служба. А на самом деле — нет. Православный человек в храме способен мучиться буквально от всего. От того, что батюшка подал не тот возглас или что-то в службе сократил, от того, что читают невнятно или, напротив, русифицируют отдельные слова, от того, что не по чину или, напротив, слишком по чину. Любители древнего русского благочестия страдают в храмах от живоподобных, писаных маслом икон синодального периода, больше похожих на увеличенные католические открытки, и многоголосного партесного пения, от хоров, закатывающих композиторские концерты. Любители службы, знакомой с детства, страдают от попыток внедрить в обиход элементы христианской старины.

Ревностный прихожанин, как правило, носит в душе некую идеальную службу, идеальную храмовую атмосферу. Только такую он готов признать своей и с подозрением относится к любой другой, которая ему кажется отклонением. Я видел множество таких вполне православных людей, пристально и пристрастно озирающихся в чужом храме, — все ли в порядке? Не нанесено ли ущерба благочестию? Не «неообновленец» ли тут батюшка, «католикофил», «тайный униат», «симпатизирующий раскольникам», «неправославных взглядов», не «протестант ли восточного обряда»? Или, напротив, не мракобес ли, фундаменталист и черносотенец? И, в частности, я знаю множество православных христиан, которым и служба, и особенно дворцовая атмосфера именно в храме Христа Спасителя доставляют значительные моральные страдания. Не посудиться ли христианам друг с другом? Или подождать общего для всех Страшного суда?

Это в стенах-то храмов, где житейских бурь и страстей должно быть меньше, чем в миру. А что же тогда творится за их стенами?

Лила, Лила! я страдаю

Безотрадною тоской,

Я томлюсь, я умираю,

Гасну пламенной душой.

Вот и состав преступления. Засудим только Лилу или еще и соучастников — ночь, луну, сирень, розу, соловья, легкое дыхание, трели, шепот?

Юный Вертер очень страдал. Засудим фройляйн Лотту. Ахилл испытывал моральные страдания из-за отнятой пленницы Брисеиды. А надо было не выпендриваться, не устраивать саботаж боевых действий, приведший к гибели друга, а отправить Агамемнона на нары. И вообще — банду Гектора под суд.

Адам и Ева в раю жили хорошо, но морально страдали от бессмысленных запретов. Это рай или колония для малолетних правонарушителей? И в результате оба сосланы на каторгу с применением особо жестоких методов наказания: «в болезни будешь рожать детей; в поте лица твоего будешь есть хлеб». Есть все основания для того, чтобы судиться с творцом.

У пострадавшего от Pussy Riot охранника храма проблемы со сном, говорит его защитник. Не у него первого.

Не спится, няня: здесь так душно!

Открой окно да сядь ко мне.

Дай, няня, мне перо, бумагу.

Не написать ли жалобу в районную прокуратуру? Простая русская православная девушка с семейными ценностями страдает от действий хлыща и космополита, воспитанного католическим аббатом. Пушкин не закончил «Онегина», но, коли муки подсудны, в последней главе Евгению следовало бы обратиться в суд за причиненные моральные страдания, а генералу Гремину подать ответный иск за попытку разрушения вековых семейных устоев.