Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии Страница 5

А.: Что ты скажешь на это?

С: Что-то очень похожее на гештальт-терапию Джона Энрайта, о которой я только вчера читал. Признаюсь тебе, это пока единственный текст по психотерапии, с которым я знаком. Я говорю о его книге “Гештальт, ведущий к просветлению” [18]. Вот очень похожее место. Джон Энрайт пишет, что наиболее глубокая из фраз, которую он слышал от Фрица Перлза, звучит следующим образом: “Боль - это мнение” [18, с. 123]. Ты, конечно, знаешь, что Фриц Перлз — это основатель гештальт-терапии… А.: Продолжай.

С: И здесь Энрайт приводит следующий пример. Один маленький мальчик, шедший куда-то с мамой, споткнулся, ушиб колено и заплакал. Да, ему было больно, но в его плаче были и другие “оттенки”: “Пусть мама меня пожалеет, ведь она так торопила меня, и пусть почувствует себя виноватой”. Точно такой же маленький мальчик бежал за мальчишками постарше и тоже споткнулся и упал. Но хныкать не стал: потер колено, хотя чувствовал такую же боль, и побежал за мальчишками. Ведь он подумал: если он будет

■

24 Диалог 1. Нет ничего практичнее, чем хорошая теория

хныкать, старшие мальчики его не возьмут с собой. И Эн-райт делает вывод: ощущения боли — это просто ощущения, восприятие же боли — это комплексный акт, требующий оценки всей ситуации. И вообще все наши проблемы (конфликты, тревожность и прочее) не существуют в реальном мире; это своего рода иллюзии или конструкции нашего сознания, которые мы как на экран проецируем на мир. Отсюда основная задача психотерапевта: не отрицать реальность, не бороться с ней и изменять ее, а, так сказать, играть с ней и, в конечном счете, примириться с этой реальностью (См. [18, с. 123-124]). А.: Слушай же дальше мой текст.

Неизвестный: По-моему, надобно отбросить все жалобы на миновавшую боль… Какая радость опять переживать минувшую муку и быть несчастным от прежних несчастий? И потом, кто из нас не преувеличивает своих страданий и не обманывает самого себя? Наконец, о том, что было горько, рассказывать сладко: ведь так естественно радоваться концу своих страданий. Значит, нужно поубавить и страх перед будущими невзгодами, и память о прошлых невзгодах: ведь прошлые уже кончились, а будущие не имеют ко мне касательства. Пусть в самый трудный миг каждый скажет: “Может быть, будет нам впредь об этом сладостно вспомнить”…

С: Нет, определенное сходство с гештальт-терапией! В ней тоже подчеркивается значимость “опыта переживаний”, пусть даже неприятных. Энрайт, в частности, утверждает, что все, что происходит в жизни человека, некоторым образом правильно для него, если только рассматривать это в целом. Если сам клиент не переживает этой “правильности”, то лишь потому, что основывается на односторонних внешних оценках. Если же клиент с помощью психотерапевта начнет переживать совершенство того, что есть, в том числе и того, что он раньше считал “патологией”, его жизнь начнет сама собой нормализовываться… А теперь скажи, что это за психотерапевт, которого ты цитировал?

А.: Этот психотерапевт жил почти 2000 лет назад и звали его Сенека. Надеюсь, тебе знаком этот древнеримский философ? А отрывки взяты мною из текстов его “Нравственных писем к Луцилию” [1, с. 182-185].

С: Да… То-то я смотрю, стиль какой-то не очень современный… Пожалуй, ты прав, иногда нужно перечитывать старых и древних авторов, чтобы не упустить ничего из необхо-

:: теория — “артефакт” психотерапии 25

димых психотерапевту знаний о человеке… Но что ты мне этим доказал? Я здесь не вижу никакой философии, только практические рекомендации больному человеку… Зачем вообще нужны какие-то теории для практической психотерапевтической работы? То, что работает, то и хорошо, а за этим может и вовсе не стоять никакой теории…

А.: Ну что же, давай поговорим на эту тему: обсудим проблему соотношения между собой практических и теоретических исследований. Она действительно очень сложна: в истории психологии неоднократно давались прямо-таки взаимоисключающие решения данной проблемы. Впрочем, такая поляризация мнений вообще характерна для психологии, ты в этом сам убедишься впоследствии. С: Я готов…

А.: Тогда послушай своих же сторонников: может быть, ты еще больше укрепишься в своем мнении, и, глядишь, вы вместе и переубедите меня. Вот что говорил один наш отечественный психолог, специалист в области психологии труда, Исаак Нафтульевич Шпильрейн в 20-е годы XX века. Тезис: теория — “артефакт” психотерапии

И.Н. Шпильрейн: Ценность психологических методов определяется и будет определяться только тем, насколько эти методы оправдывают себя в дальнейшей технической работе, насколько успешно их применение на практике. В таком смысле небольшая практическая работа, например, удачное установление профессиональной пригодности летчиков, для нас на теперешней стадии развития — более ценная работа психологии, чем три тома философских рассуждений о сущности души или о том, разрешимо ли пользоваться такими-то методами [2,с.259]. С: Совершенно верно!

А.: Послушаем же и другие суждения на этот счет. Вот, например: “Вызывает удивление тот факт, что различные виды терапии, основанные на принципиально разных, зачастую противоречащих друг другу подходах, … могут быть эффективными по отношению к одним и тем же проблемам. Высказывалась даже остроумная мысль о том, что теория — лишь артефакт психотерапии… Процесс особым образом организованного взаимодействия, никак не связанный с теорети-

26 Диалог 1. Нет ничего практичнее, чем хорошая теория

ческими концепциями, ведет к излечению, а теория — бесполезный плод досужего ума,

желающего все на свете объяснить” [3, с. 10-11].

С: Абсолютно так, как и я думаю.

А.: Более того, то, что ты называешь “практикой”, сыграло чрезвычайную роль в становлении психологии как науки. Ты, наверное, уже знаешь, что психология как наука имеет длинную предысторию и короткую историю. Долгое время она развивалась в русле, главным образом, философии, и поэтому ее положения носили во многом умозрительный характер. Но во второй половине XIX века возникают первые лаборатории экспериментальной психологии, которые пытаются эмпирическим путем выявить закономерности того, что мы называем психической реальностью… Самое интересное то, что фактически все лаборатории экспериментальной психологии были открыты “практиками”, то есть людьми, решавшими, прежде всего, практические задачи: психиатрические, педагогические, военные… Правда, самую первую лабораторию при Лейпцигском университете открыл “теоретик”, по твоей классификации, крупнейший немецкий психолог и философ Вильгельм Вундт в 1879 году, но наш известный психиатр Сергей Сергеевич Корсаков сказал по этому поводу: Вундт сумел сделать этот столь значительный шаг в истории психологии потому, что был по своему образованию физиолог и работал долгое время у физиолога и врача Германа Гельмгольца (См. [4, с. 597]). И в нашей стране именно “психиатры проложили дорогу психологическому эксперименту” [5, с. 152]. Первую в России лабораторию экспериментальной психологии (психофизиологическую лабораторию) открыл невролог и психиатр Владимир Михайлович Бехтерев (о нем у нас еще будет как-нибудь разговор). Это было в Казани, при клинике Казанского университета, в 1885 году. После переезда в Санкт-Петербург Бехтерев открывает аналогичную лабораторию при военно-медицинской академии в 1894 году. Вообще в 80-90-е годы XIX века лаборатории возникали как грибы после дождя: в Харьковском университете, Дерптском университете и так далее. В 1895 году организовалась психологическая лаборатория и при Московском университете, которую по рекомендации Сергея Сергеевича Корсакова возглавил известный психиатр Ардалион Ар-далионович Токарский… С: Ой, какое имя у него интересное!

Тезис: теория - “артефакт” психотерапии 27

А.: Он вообще был интересным человеком. Рассказывают что, прекрасно владея иностранными языками, он не напечатал в иностранных журналах ни одной из своих работ, кроме докладов на международных конференциях. Он считал это унизительным для русской науки и говорил при этом, что русские работы должны печататься на русском языке: пусть “иностранная публика” изучает русский язык и читает наши работы в подлиннике (См. [6, с. X]).

С: Да, в наше время все наоборот: отечественные работы никто не читает, да и не будет читать, потому что они все за 70 лет были жутко заидеологизированы, да и сплошь “теоретические”, зато на Западе за это время вышло столько практических работ… А.: Не будем пока говорить о нашей психологии, даио западной тоже — ты их еще не знаешь… Но мы отвлеклись. Да, действительно, психиатры сыграли большую роль в нашей психологии, и очень часто благодаря именно практической их работе в психологии появлялись новые теории. Так, наши известные психиатры Сергей Сергеевич Корсаков, Петр Борисович Ганнушкин, Виктор Хрисанфович Кандинский разработали учение о психопатиях, или патологических характерах, которое вошло в золотой фонд психологической науки. И это учение опиралось именно на практический анализ конкретных психиатрических случаев… То же можно было бы сказать о других прикладных направлениях в психологии: судебной, юридической психологии, педагогической, военной и так далее.