Фред Стюарт - Золото и мишура Страница 50

— Да, а пока там снаружи собралась разъяренная толпа, готовая линчевать всех китайцев в Сан-Франциско, — негромко сказал Скотт, подходя к постели.

Увидев Эмму, он невольно содрогнулся. Она была так бледна и неподвижна, что на мгновение Скотту показалось, будто в те несколько секунд, когда он разговаривал, Эмма, возможно, умерла. Затем он увидел, как губы жены едва заметно шевельнулись. Упав на колени у изголовья, Скотт сделал знак остальным покинуть комнату. Он знал, как действует «клык дракона» — один из великого множества ядов в китайской фармакопее, в основе которого особый наркотик, издавна использовавшийся при императорском дворе для того, чтобы избавляться от надоевших или старых наложниц в императорском гареме. С помощью этого яда, случалось, избавлялись и от неугодных министров.

В голове Скотта не укладывалась мысль, что Чинлинг могла прибегнуть к этому чрезвычайно болезненному яду для того, чтобы убить Эмму. «Как же я ошибался в отношении Чинлинг! — подумал сейчас Скотт, склоняясь над Эммой. — Я чувствовал свою вину перед ней и потому вознес ее на пьедестал. Но если она убила Эмму, клянусь Господом, она за это заплатит!»

Он поцеловал жену в лоб.

— Эмма… — прошептал Скотт.

Она открыла глаза, выплывая из океана забытья.

— Скотт… — прошептала Эмма чуть слышно. — Ты приехал…

— Да, и ты поправишься, дорогая…

Он взял ее руку, и в ответ Эмма чуть улыбнулась.

— Скажи, вот было бы забавно, если бы я и вправду была твоей дорогой!

— Это вовсе не забавно, это — правда.

На глазах у нее выступили слезы.

— Ох, Скотт, ты все играешь со мной. Но все равно хорошо, что ты приехал. Я хотела видеть тебя рядом.

— Я вовсе не играю с тобой, Эмма…

— Ты никогда меня не любил, — прошептала она, вновь закрывая глаза. — Весь наш брак был сплошным фарсом.

— Вначале я не любил тебя, признаю. Я всего лишь считал тебя красавицей, но тогда я любил Чинлинг.

Эмма вновь открыла глаза.

— Теперь я знаю, почему: она проделывала с тобой все эти отвратительные вещи… «Нефритовая девушка играет на флейте»…

Глаза у Скотта округлились.

— Она рассказала тебе об этом? — шепотом спросил он.

— Да. И что же, тебе действительно нравилось? И ты на самом деле курил опиум?

Скотт покраснел, но не от гнева.

— Да, выкурил несколько трубок. И кроме того, Чинлинг действительно показывала мне все эти позиции. Признаюсь, мне они нравились. Но как только я встретил тебя…

— Ох, Скотт, — вздохнула Эмма. — Однажды ты как-то сказал, что я не очень-то похожа на девственницу. В данном случае ты не слишком-то похож на Ромео. Не нужно притворяться.

— Но я вовсе не притворяюсь! Я… — он поцеловал ее руку. — Я такой идиот, Эмма! У меня нет таланта говорить красивые слова, но я клянусь перед Господом Богом, что ты — единственная женщина в моей жизни. Я так заблуждался насчет Чинлинг. Я чертовски ревновал тебя к Арчеру.

— Арчер… — Эмма отвернулась, и по щекам ее потекли слезы. — Бедный Арчер. — Она посмотрела на Скотта. — Пообещай мне, что после того, как меня не станет, ты будешь хорошо относиться к маленькому Арчеру. Пообещай мне.

— Конечно же, обещаю. Но ведь ты не…

— И ты действительно будешь его любить?

— Я уже люблю его.

— Скотт…

— Да?

— Знаешь, мне очень понравились те драгоценности, которые ты подарил — они такие замечательные. Но как только меня не станет, попроси папочку, чтобы он продал их и на вырученные деньги построил здесь, в Сан-Франциско, больницу. Городу очень нужна больница. И кроме того, мне хочется именно таким образом оставить о себе память. Ты сделаешь это для меня?

— Да, я сделаю все, что угодно, но ведь ты не умрешь!

Эмма закрыла глаза.

— Вот и хорошо. Кажется, что, помимо всего прочего, ты действительно добрый человек.

— Не такой уж добрый, и вообще, все эти разговоры кажутся мне сродни рытью собственной могилы. Ты должна бороться за жизнь!

— Я не против того, чтобы умереть. И ты не должен злиться на Чинлинг. Она сделала так, потому что все еще любит тебя. Любовь… Всю жизнь я жаждала любви, а вот теперь… теперь, судя по всему, любовь меня и погубила.

— У тебя сейчас слишком плаксивое настроение, — сказал Скотт, чувствуя нарастающее раздражение. — Если ты и умрешь, то разве что утонув в собственных слезах. А теперь прекрати эту сцену прощания у смертного одра и начинай бороться за жизнь.

Эмма открыла глаза, и он увидел, как в них полыхнул огонь.

— Какой же ты все-таки ужасный человек! — набросилась она на мужа. — Мучаешь, ругаешь меня, когда я умираю…

— Ничего ты не умираешь! — вскричал он.

— Да откуда ты знаешь?! — собрав силы, крикнула Эмма в ответ, хотя крик ее получился не очень громким.

Скотт выпрямился, улыбнувшись: теперь-то он знал, как можно спасти Эмму.

— И еще вот что. Раз ты отказываешься поверить в то, что я тебя люблю, я сделаю сейчас так, что ты настолько разозлишься на меня, что тебе будет уже не до смерти. Слушай. Твой разлюбезный Арчер вовсе не мертв, это я заплатил детективу за то, чтобы он сказал тебе о его смерти.

— Что?! — Эмма резко отняла голову от подушки. — Почему?!

— Потому что я знал: это единственный способ убрать его из твоей жизни. Потому что я люблю тебя и не желаю ни с кем делить. Я послал Одноглазого в Огайо, и он подкупил начальника тюрьмы, чтобы Арчера, часом, не выпустили оттуда.

— Не верю! — воскликнула она.

— Но это именно так. Я рассудил, что если они продержат Арчера за решеткой еще лет пять, ты позабудешь его.

— Ты ужасный человек! О, мой дорогой Арчер… Он жив? — Эмма попыталась встать с постели, но Скотт не позволил.

— До чего же я рад видеть, как ты понемногу отодвигаешься от могилы, любовь моя! Однако сейчас еще рановато подниматься с постели.

— Оставь меня! — сказала она, вырывая у мужа руку. — О, как я ненавижу тебя! Ты животное, ты лжец, притом отвратительный, мерзкий эгоист… Ох! — Схватив одну из подушек, Эмма швырнула ее в Скотта. Он схватил подушку, засмеялся и пошел к двери. Открыв ее, он увидел мрачные лица Феликса, Зиты, Дэвида и Кан До.

— Похороны отменяются, — ухмыляясь, объявил Скотт. — Моя любимая жена только что пережила новое рождение.

Тут что-то ударило его по затылку. Скотт нагнулся и поднял с пола предмет, каковым оказалась серебряная щетка для волос. Щетка Эммы.

Тут они услышали крик в спальне. Оттолкнув Скотта, Зита ворвалась туда и увидела, что Эмма стоит на коленях рядом с постелью.

— С вами все в порядке? — спросила Зита, склоняясь над ней.

— Кажется, я… — Эмма задыхалась, — кажется, я переоценила свои силы… несколько…

— Вам нужно лечь в постель и оставаться там, — твердым голосом сказала Зита, помогая Эмме подняться. — Вы очень больны.

— Он солгал мне, Зита, — прошептала Эмма, забираясь на постель. — Арчер жив. Скотт солгал! Я никогда не прощу ему этого! Я вышла замуж за самого отвратительного в мире человека!

— Может быть, — согласилась Зита, натягивая на нее одеяло. — Хотя, с другой стороны, еще каких-нибудь четверть часа назад вы умирали, а теперь… — Она поправила подушку. — Теперь мне кажется, что еще некоторое время вы еще побудете среди нас. Так что, даже если капитан Кинсолвинг и ужасный человек, может быть, он не такой уж плохой врач, а?

Глава восьмая

Когда Скотт мчался верхом в направлении Дюпон-гэ, он пытался как-то оправдать Чинлинг, пытавшуюся убить Эмму, пытался совместить образ убийцы с образом той милой девочки, какой он ее знал. Если Чинлинг и не была кроткой в европейском смысле этого слова, Скотт тем не менее никогда не замечал в ней тяги к насилию. Если кто и отличался этим качеством, то это Ах Той. Манчжурская принцесса могла совершить любую жестокость. Но ее дочь?.. Скотту не очень-то верилось…

Когда он достиг наконец дома номер 2, было уже поздно, хотя главная улица Маленького Китая еще изобиловала людьми, которые делали покупки в магазинчиках или же просто прогуливались перед сном. Скотт привязал лошадь и взбежал по ступеням дома Чинлинг, того самого, куда несколько раз наведывался, желая взглянуть на Стар. В доме было темно. Скотт позвонил.

Тишина.

Он снова позвонил. Затем попробовал, закрыта ли дверь на замок. Дверь медленно подалась.

Скотт вошел в темный холл. Припомнив, что где-то здесь на столе обычно стояла керосиновая лампа, он осторожно нащупал ее в темноте, зажег фитиль. Закрыв входную дверь, Скотт пошел в задние комнаты, пытаясь понять, почему дом выглядит таким безмолвным. В этой тишине было что-то призрачное и даже жутковатое.

У дальней от двери стены холла Скотт поднял занавеску и открыл дверь. Гостиная была освещена двумя свечами, которые дружно затрепетали, едва только из холла через дверь потянуло сквозняком. Подсвечники со свечами стояли на полу, по бокам статуи каменного Будды.