Михаил Дулепа - Баффер Страница 51

— Что за документы у них?

— Мракоборцы, не столичные. Агенты типа.

Даже так? Хотя чего корочки стоят… тем более найденные в карманах вместе с типичной бандитской валютой?

— Хорошо. Побудем у вас еще недолго, потом уйдем. Оба. Возражения есть?

Дружинник хмыкнул, милиционер улыбнулся, пожав плечами, но для порядка спросил:

— Мальчик не против?

— Илья, ты со мной?

— Да.

То, что ‘малолетний игрун’ все это время стоял у стенки и слушал наш разговор этих двоих не обрадовало.

— Он не против. Хорошего дня…

Милиционер сделал последнюю попытку:

— Подбросить до аптеки? У нас тут

— Илья покажет, спасибо. Всего доброго.

Переглянувшись, они отступили сначала за угол, оттуда с оцепенелым на руках быстро пробежали по двору за ворота.

— Илья, уходим сейчас. Негостеприимный какой-то городишко.

В темпе затолкав все, что можно, в рюкзаки, я встал, проверил время (восемь пятьдесят одна) и, на всякий случай, наложил запечатывание на комнату.

— Я поставлю врата, это такая светящаяся вертикальная пентаграмма. Войдешь в них, чемодан неси в руках, не тащи на колесиках. Поднимешь? — Кивок. — Хорошо. Как окажешься там тебя на некоторое время зажмет, не бойся. Пройдет — сразу в сторону. Я иду первым, смотри во врата, увидишь, как это работает. Учти — побоишься, задержишься здесь до девяти ноль-ноль — останешься в городе, я уже сюда не вернусь.

Хотя, конечно, стоило бы, чтоб расспросить об этих двоих с такими интересными крестиками, может, в вещах их порыться, опознать что, машина у них быть должна. Кстати, только сейчас понял, что они во всем черном, как и я. Ай вона мен ин блэк… Черт, гардероб расширить, может?

Или наоборот, всех в черном перестрелять? Так это пол-страны, цвета у нас не любят, тем более сейчас.

Давя мысли об инквизиции и людях в черных рясах встал перед стеной.

— Врата — колодец.

Подхватил чемодан побольше, подумав взял аккуратно несколько чашек и блюдец со стола, сунул в туманное облако хранителя, потом сунул туда же подушку и покрывало с постели, пригодится. Что во вратах? Никого, один только колодец.

Шаг.

Знакомое чувство сдавливания и неподвижности. А может, все-таки сейчас, пока он будет беззащитен, прикончить? А пошел бы ты, Михалыч, с такими мыслями!

Ну смотри. Тебе жить.

Как только отмер — шаг в сторону. Надо будет попробовать, что получится, если во врата войдет кто-то, когда первый еще не отмер. Это не игра, где в одной игровой клетке ‘тесный шкаф’ может уместиться все население мира… теперь есть с кем проверить. Уже плюсы!

Заодно пронаблюдал как выглядит со стороны перенос вратами.

Да в общем никак. Появился, без световых и шумовых спецэффектов, постоял. Попробовал вынуть у него из рук чемодан — получилось.

Вот же гадская магия — сам благодаря полету иду по снегу как по асфальту, а чемоданы, заразы, увязают на всю глубину, с треском ломая подтаявший наст.

Дома прохладно, но топленная с вечера печь все еще греет. Весь апрель погоде не верь. Скоро таять всерьез начнет, и в деревню дорога грязью зарастет. Ну, из деревни гостей не будет, значит.

— Садись.

Я, давая Илье осмотреться, затеял возню с розжигом, делая вид, что это очень хлопотно, гремя кольцами на печке, передвигая кастрюли. Наконец, решил, что уже достаточно дал ему времени, поставил на место заслонку и пододвинув табурет сел в метре от него.

— Итак, меня зовут Михалыч. Это — мой дом. Хутор Сычевка, заброшенный. Люди все в деревне, полчаса ходу, еще одна деревня за лесом. Мы в четырех километрах по прямой от того места, где увиделись в первый раз.

— Вы маг?

— Не перебивай. Живу я тут один, обзаводиться соседями не собирался. Тебя взял только по одной причине — ты можешь пригодиться. Каким образом бог весть, но мало ли. Сейчас, да и всегда, людям лучше держаться вместе.

Я понял, что уговариваю сам себя и оборвался.

— Голоден?

— Ага, у меня деньги уже неделю как кончились, а хозяйка делиться не любила, хотя ей и за стол платили. Но я могу потерпеть… — Он с усталым спокойствием поглядел на пустую полку плиты.

— В сенях чугунок рядом с дверью, принеси, разогрей.

Я наблюдал за мальчишкой, разогревающим овсянку. Городской, но сообразительный, понял, зачем кольца на плите и как регулировать нагрев, кашу помешивает, не давая подгореть. И не так чтобы давно голодает — на кашу смотрит заинтересованно, но без алчности.

— А где тарелки?

— Из чугунка ешь.

Ставить горячую посуду на стол он не стал, но и есть с плиты не захотел. Мигом снял висящую на крюке сковородку, уже на нее поставил чугунок и принес к столу.

Мда, я бы начал искать доску или полотенце, а малец решил проблему наличными средствами.

— Вы точно не будете?

— Я завтракал недавно. Ешь спокойно.

— Ага, спасибо… — Он замялся, ковыряя, потом вдруг выдал — Только я молитвы не знаю, а надо, наверное?

— С чего ты взял? — Вывод интересный. Это потому что я далеко от людей живу?

— Ну, вы же монах, наверное? Одеты так, четки, вон Библия лежит.

Ага, по внешним признакам. Библия и в самом деле лежала, причем не так чтобы на виду, у кровати, я иногда искал в ней обороты позаковыристей, для маскировки активаторов, а этот углядел.

— Я не монах. Ешь.

Чтобы не глядеть ему в рот, сам не люблю когда смотрят на меня в такие моменты, подошел к хранителю, сунул руки к нему внутрь, достал посуду, тряпье и переложил на полку. Долго я думал, как у хранов инвентарь реализован, приказать взять или положить можно, они такие команды выполняют, но в игре можно было просто дать существу что-то… а в жизни — еще и забрать самостоятельно.

Всех троих выгнал в сени, благо им все равно, где находиться и чем заниматься.

Вернувшись обнаружил, что все съедено и ловя на сытой расслабленности спросил:

— Какая у тебя сила?

Вопрос был неприличным, мало что маги так берегли, как информацию о своих реальных возможностях, но мальчик не сомневался.

— Я могу показать! Только во двор надо выйти.

— Опиши своими словами. — А потом я сравню.

— Я могу огонь кидать. Большие такие куски. Вы видели.

— Часто?

Он задумался, подсчитывая.

— Ну, раз двадцать в минуту. Или сразу несколько, но потом надо будет немного подождать.

Солидно.

— И все?

— Еще могу людей поднимать.

— Только людей?

— Ага, больше ни на что не действует.

Не читал о такой игре. Хотя мало ли о чем я не читал?

— Хорошо, что…

Мальчишка встрепенулся, просыпаясь.

— Простите. Что вы сказали?

— Умывальник вон там, за печкой. Там, в комнате, кровать. Эта — моя. Иди спать…

И кто сказал, что уложить ребенка спать сложно? Тем более в девять утра?

Хотя, может быть это возраст такой.

24

Илья оказался странным пареньком. Лет ему было аж девять, а не восемь, как я подумал, и для своего возраста был он каким-то не таким. Молчаливый, в случае чего немногословный, занят был по большей части своим ноутбуком, но мгновенно бросал его, как только я просил помочь. Без напоминаний носил воду, доливая бочку в сенях, набивал сушилку дровами. Городской, он часто сидел у плиты, смотря на огонь. Я тоже так когда-то сидел, и сейчас глядя на пацана только ухмылялся, видя такое сходство. Любят городские ребятишки огонь.

Первые несколько дней мы напоминали двух котов на новой территории, пытающихся понять кто это рядом, и что с этим делать: ходили кругами, подозрительно смотрели друг на друга, шипели что-то про себя и демонстрировали независимость. Иначе охарактеризовать этап привыкания мне не удавалось, уж очень это было комично и страшно одновременно. Мне, как ни крути, было чуть стремно иметь в двух шагах малолетнего мага, которому убить — только руку поднять, да и он, полагаю, нервничал не меньше — неизвестный мужик увозит куда-то в лес непонятным образом, вокруг только деревья да пустые дома заброшенного хутора…

Илья не сразу понял, что я в самом деле мало сплю, я не сразу поверил, что он действительно молчаливый, а не сумасшедший. Наверное ему было так же неуютно в доме со странным типом, читающим вперемешку библию и кулинарную книгу, да и мне постоянно хотелось сбежать от мальца, хладнокровно добившего еще живого человека. Впрочем, со временем мы притерлись друг к другу. В немалой степени этому поспособствовало выполнение моих ‘обещаний’ — я ничего не требовал, кормил, регулярно уходил из дома на ‘прыжки’. Наверное, мы и в самом деле были очень похожи… Так что всю первую неделю мы старательно били по бокам хвостами, то и дело панически прижимали уши, вполголоса шипели, при этом делая дружеские жесты в сторону соседа.

Напряженность возникла только раз, когда я спросил, почему они с отцом были одни — пацан мгновенно замкнулся, отвечать стал односложно, смотреть в пол и вообще всячески демонстрировать, что я не прав. Пришлось отступить. Не знаю я, как с детьми себя вести. И слишком четкое у меня было подозрение о том, что случилось с его матерью. На фотографии, которую мальчик поставил на ‘своей’ тумбочке, они втроем, всей семьей у какого-то моря, и фотка самое большее прошлогодняя, так что… Не знаю, может, и не умер его отец, может, просто уехал сам. Но это, конечно, мои мысли, и только.