User - o bdf4013bc3250c39 Страница 52

когда Зина, слегка высвободившись из объятий Добрякова, приподнялась и

загадочно посмотрела ему в глаза. Он томно улыбнулся, но вскоре понял, что

не улыбка подразумевалась ею в качестве реакции на ее взгляд: она смотрела

по-прежнему пристально и цепко, словно пытаясь вползти ему в самую душу

и найти ответ на мучительный вопрос, который никак нельзя было получить

при обычном разговоре. Он занервничал, завозился на постели, лег навзничь

и тупо уставился в потолок, предчувствуя что-то особенное, не из разряда тех

смешков и шепотков, которыми они обменивались еще минуту назад. Лежал

и боялся пошевелиться, а сам все ждал, напряженно и мучительно ждал, что

она скажет, наконец. Это тянулось, как ему показалось, целую вечность, и за

это время он успел покрыться мелким, противным потом, но так и не посмел

откинуть одеяло. На смену потливости пришел озноб, и Добряков несколько

мучительных и ничего не прояснявших минут сосредоточенно размышлял о

причинах этого озноба и никак не мог определить, был ли он следствием

напряженного ожидания или свидетельствовал о безжалостно

приближающейся менже. Наконец, это стало невыносимым. Преодолев

оцепенение, он повернулся лицом к Зине, все так же неотрывно глядевшей на

него, и попытался улыбнуться, но улыбки опять не получилось, а вместо нее

на лице его застыла, он это чувствовал, нелепая гримаса школьника,

застигнутого товарищами за непотребным делом.

272

- Зин, ты чего, а? – кое-как выдавил он из себя, снова попытался улыбнуться, но снова не смог совладать с мимикой.

Она помолчала еще немного, потом слегка вздрогнула, будто только теперь

услышала его, опустилась на подушку, лицом к нему, и едва слышно, но

предельно четко, произнесла:

- Возьмешь меня замуж?

Остолбенев, он смотрел на нее и не мог понять, что же теперь следует делать: облегченно вздохнуть, прикинуться непонимающим или запротестовать.

Ничего страшного, слава богу, вроде бы не случилось, он тут почувствовал, что озноб прошел, ему стало жарко даже, он выпростал из-под одеяла ногу и

подергал ею, впуская внутрь прохлады. С другой стороны предложение это

было настолько неожиданным, учитывая ее недавнюю отповедь на такой же

его вопрос, что он не знал, что ответить.

Наконец, выдавив на лицо новую глупую улыбку, сказал:

- Так ведь сама же мне позавчера отказала?

Она, казалось, была готова к чему-то подобному, потому что нисколько не

удивилась, ни капельки не растерялась, а парировала так же категорично, что

называется, в лоб:

- Да, ты верно запомнил, мне вообще-то никто не нужен, честно говоря. Я, как теперь модно говорить, самодостаточна. Но вот подумала и…

передумала.

Этот ее ответ был для Добрякова самым настоящим нокаутом – он и вовсе

перестал что-либо понимать.

273

- Просто мне казалось, - на удивление спокойно и неторопливо продолжала

она, - что я прежде всего нужна тебе, хотя, может быть, ты и сам этого еще не

понял. Или я ошиблась? – и снова пристально воззрилась на него.

- Да нет… наверно, так и есть, - заелозил под одеялом Добряков, пряча глаза.

- Или ты думал пару раз перепихнуться со мной, как с прежними бабами, а

потом в кусты?

Чего-чего, а такого Добряков точно не думал, тут Зина была явно не права.

Наоборот, такой женщины у него отродясь не бывало, он это почувствовал

уже в первый раз, и все последующие только подтвердило это.

Так или примерно так он и ответил Зине, и она восприняла это как должное.

- Ты должен понимать, что твои резоны касаются не только постели, -

убеждала она. – В конце концов одиноких баб вокруг полным-полно, сам

знаешь, и совсем не проблема менять их, когда прискучит. Тут большее что-

то тебя должно привлекать. Кому бы ты нужен был, если бы я адвоката не

пригласила? Неизвестно, чем бы все кончилось.

«Ну, положим, не было бы тебя, я вряд ли стал бы Рюмину морду бить. К

тому же ничего еще не кончилось», - успел подумать он, но промолчал,

слушая дальше.

- Да и оброшенности твоей пора положить конец, а кто это сделает, кроме

меня, не так ли? – и ее глаза блеснули едва уловимой улыбкой.

- Чему? Чему конец положить? – недоуменно воззрился на нее Добряков.

- Оброшенности твоей, говорю, - повторила она. – Не знаешь такого слова?

Добряков, делать нечего, должен был признать, что отродясь его не слышал, и

помотал головой.

274

- Заброшенность, одним словом, неухоженность, - пояснила Зина. –

Посмотри на свой образ жизни. От стакана к стакану ведь?

Добряков даже обиделся немного на такие слова, но промолчал и спросил

только:

- А что я слова этого нигде не встречал?

- А ты что, любитель русской литературы?

- Да не так, чтобы очень…

- Вернее – совсем не любитель, - усмехнулась она. – Иначе бы мог встретить

это слово в «Мелочах жизни» Салтыкова-Щедрина.

Добряков поежился, Зина заметила и смягчила натиск:

- Но ведь в училище вас наверняка заставляли конспектировать Ленина?

- Ну да, было дело, - кивнул он.

- Так вот, в сочинениях самого человечного Ильича тоже немало случаев

употребления этого слова. И как раз в значении, точнехонько применимом к

твоей ситуации. Классик все-таки он был, вождь-то наш. Далеко вперед

видел. О тебе вот, видишь, все знал… - Зина легонько прыснула, но потом не

удержалась и рассмеялась в полный голос, от души. Уронила лицо в подушку

и все хохотала, хохотала, как помешанная. Добряков сперва так и понял, что с

ней что-нибудь не то в этом смысле. Он дотронулся до ее вздрагивающих

плеч, но она вдруг вскочила и бросилась на него. Навалилась всем телом, повалила его на спину, а сама налегла сверху, придавила и, разом прекратив

смеяться, начала неистово целовать его жаркими губами – в лицо, в глаза, в

волосы.

- Ты… что… Зина! – шептал он, нисколько, впрочем, не сопротивляясь.

275

- Возьмешь меня? Возьмешь? – в перерывах между поцелуями, шептала она.

– Я тебе верной женой буду, таких ты никогда не встречал…

- Тут ты права… не встречал, - увертываясь от ее губ, он пытался ответить. –

У меня в общем-то… и жены никогда не было… В настоящем смысле…

- Будет… будет… увидишь! – дышала она короткими, жгучими словами.

От этих слов ее, от настойчивых, ненасытных поцелуев Добряков снова

почувствовал пробудившееся желание, и оно, как всегда было с Зиной,

показалось ему ослепительным и не похожим на прежние его желания…

Потом они снова лежали и ждали, пока уляжется дыхание и сердца

заработают в обычном ритме. А когда это произошло, Добряков, под

впечатлением случившегося, дал Зине свое согласие.

Она предложила отметить это событие распитием второй бутылки водки, и он

охотно согласился. Они еще раз, теперь уже вместе, приняли душ и прошли

на кухню. Пили не спеша, чтобы вернее усвоилось, к тому же оба помнили, что завтра с утра Добрякову непременно нужно быть в отделении милиции, у

такой сговорчивой, как ему показалось и как он представил Зине,

следовательши Анны Кирилловны.

15.

Наутро он едва поднялся. Хорошо, Зина растормошила, сам бы ни за что не

проснулся. Кое-как продрал глаза, постарался сосредоточиться и уставил на

нее мутные глаза.

- Ну, чего? – слабо выдавил.

276

- Как чего? – вскинулась она. – Не помнишь уже? Нет, так не пойдет!

Вставай-ка, дорогуша, нам надо, чтобы ты регулярно ходил отмечаться, иначе

нам никакой адвокат не поможет.

Добряков вспомнил, поморщился, перекосил лицо и отмахнулся:

- Да вряд ли надо идти… Я никакой…

- Как не надо? – не унималась Зина. – Еще чего скажешь! Думаешь, я в

порядке? Но иногда надо уметь себя пересиливать. Живо поднимайся! Я вон

чаю крепкого тебе заварила.

- Чаю? – кисло протянул Добряков. – Какой прок-то с него?..

Он медленно сел на кровати, посидел с полминуты, пошарил ногой на полу, нашел тапочки, с трудом сунул в них непослушные ноги и поднялся,

переламываясь всем телом.

- Слушай, а может, просто можно позвонить ей, она ведь телефон дала, - еле

слышно прошептал он, но Зина услышала.

- Ага! И что мы ей скажем? Что наш подследственный за неимением времени

и желания положил на всех большую и толстую штучку? Так, что ли? Тогда, конечно, можешь не ходить, - Зина обиженно надула губы и вышла из

спальни.

- Только тогда больше на меня не рассчитывай, - донесся до него ее

раздраженный голос. – Жалко денег только, теперь адвокат их все равно не

отдаст…

Добряков постоял в растерянности, еще раз прислушался. Тишина. Выдохнув

скопившийся во рту перегар, он пошел на кухню. Зина сидела за столом и

выливала в стопку остатки водки из почти пустой бутылки.

277

- Ну вот! – взбодрился Добряков. – А то – чаю! Оставишь мне-то немного?