Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута Страница 52

Слабое утешение, конечно, но ни Хёрдакнут, ни даже Рагнхильд не выработали надежного способа борьбы с неостановимым скулежом среднего Хёрдакнутссона. Старшего ярла (а теперь в общем-то конунга Танемарка) несложно было раскрутить печальным взглядом в сочетании с горестным писком на всякие подачки, чем всю дорогу пользовались Хельги, Аса, дети ловчих, кормчих, корнаков, и простых ватажников, Крысодавцы с Первого по Четвертый, другие собаки, а в отдельных особо тяжелых случаях мамонтята, жеребята, и ручные хорьки.

Кнорр шел на запад вполветра. По прикидке старого кормчего Фьори, до Гримсбю оставалось еще где-то с три дюжины вик - никак не больше полудня хода, особенно если ветер продержится. На случай, если ветер утихнет или переменится, два кочегара у топки поддерживали пары. Небо было полностью затянуто серой хмарью, и ледяные брызги волн смешивались в воздухе с промозглой пресной моросью из туч.

Предмет жалоб Хельги слегка изменился, с того, как в семье все самые бесславные и бездобычные походы достаются всегда ему, на то, какой он хороший, ответственный сын и брат, и как его все принимают за должное. Аса наконец не выдержала и выпалила:

- Тебя послушать, так можно подумать, что тебя отрядили вместо ослика ходить в колесе, что крутит жернов на мельнице в Йеллинге, когда ветра нет! Я уже начинаю жалеть, что не осталась в Танемарке и не встретила Йормунрековых сватов!

К ее удивлению, Хельги осекся и с неподдельным ужасом уставился на сестру.

- Ты это по правде?

- Да не то чтобы совсем по правде, но пора бы тебе перестать думать только о своей доле. Посмотрите на него, неоцененного! Ярл Хейдабира, Хельги Рубитель Оков, в деревнях на восток от Танемарка твоим именем детей называют! Мне, вот кому плакать надо!

- С чего это? - Хельги опять посмотрел на Асу без понимания.

- А вот с чего! Тебя не отправляют в Йорвик, как овцекорову, нет, даже не как овцекорову, а как слиток золота, который надо перепрятать! Тебе дают сотню воинов на земле и корабль на море! Про тебя не говорят гадости вроде «У нашего конунга три сына, два умных, а третий дочь!» - Аса уткнулась носом в соболий мех.

- Ну, насчет слитка, ты частично права, ты наше золото, только нет такого слитка, что и отцу с матерью, и мне тебя дороже...

- Эх ты, разве ж я про это, - сказала Аса, все еще пряча лицо в воротник.

- А про что? - по крайней мере, Хельги перестал ныть.

- Вспомни, что было в день, как мы из Йеллинга вышли.

- На завтрак были блины, из пшеничной муки с ячменной, с севшим медом, потом...

- Да не про завтрак, а как отец в треллеборг прискакал!

- Входит он в покой мрачнее тучи, и с ним Виги и этот, как его, с дохлой крысой на голове...

- Гуннбьорн Гудредссон. Дальше!

- За мамой послал, а она с женами карлов пряла и пела...

- Еще дальше, когда все собрались! Что он сказал?

- «Вот Гуннбьорн, муж Найдены, моей дочери в Гардаре. Он собственный корабль по кускам в топке сжег, чтобы Йормунрековы драккары опередить, что сюда со сватами идут - сам Фьольнир Ингвефрейссон, черный дроттар, их ведет! Йормунрек хочет Асу сватать!» А Гуннбьерн перебивает: «Я думаю, это они всем только говорят, что свататься идут, а на самом деле грабить и...» Что за новое слово он сказал?

- Взрывать.

- «И взрывать.» А мама клубок шерсти уронила, и говорит: «Да честный грабеж в сто раз лучше такого сватовства! Он уже Свитью к рукам прибрал, теперь за Танемарк хочет взяться?» И все стали обсуждать, как Йормунрек на тебе женится, а нас всех по одному изведет, как своих брата и дядю. Тех он просто убил, да еще нескольким его родичам Норны уж очень удачно ниточки перерезали, может, кто их под руку с ножницами толкал. Говорят, приколдовывают Йормунреку его дроттары. Так про что же ты все-таки?

- Как раз про это! Что я, дура, или уродина какая-то, чтоб меня сватать только ради того, чтобы побольше земли заграбастать? Йормунрек меня вообще с тех пор, как у нас укрывался, не видел! Сколько - шесть лет? Семь?

- Сестра, поимей совесть! Сама меня корила, что долю кляну - в тебя все молодые воины, кто хоть раз в жизни хоть тень твою видел, влюблены. Вон Карли на корме, он твои следы из земли выкапывает и им поклоняется.

- По правде?

- Ну, может быть, самую малость преувеличил. Только не говори, что не замечала.

- Замечала, что он как-то странно смотрит... Карли малый сообразительный, но такой робкий да неразговорчивый - клещами слова не вытянешь. Но в том-то и дело, что Йормунреку все равно - дура я, не дура...

- Так тогда тебе радоваться надо, что Хёрдакнут решил, чтобы и сватов отказом не обидеть, и чтоб по-Йормунрекову не вышло, что нас с тобой до их приезда в Йорвик послали, вроде как с Адальстейном о замужестве толковать. Тебя нет, меня нет, парохода нет, казны нет - подарки или приданое, и Йормунреку отцу с матерью не в чем отказать, потому как и взять с них нечего.

- Отец для государства все мудро решил, я не спорю, но мне-то чему радоваться? Опять-таки, я оказываюсь приравнена к казне и кнорру, и вся разница - не один нежеланный жених, так другой.

- А вод здесь, сестрица, не скажи - Адальстейн, может, малость и недотепа, но не злыдень, а вот Йормунрек...

- Да, дядю убил, брата убил. Ну, с братом, и у меня несколько раз близко доходило, - Аса ткнула Хельги локтем в бок. - Особенно когда ты меня дразнил насчет того жеребенка.

- Хуже. Мне отец велел, чтоб я сдох, но тебя от Йормунрека уберег. Любой, сказал, ценой, копье ему, и так далее. А Токи такое рассказал на пиру после боя за Сли... Хейдабир. Помнишь кошку?

- Как же не помнить, ее нам батюшка с мидхафского северного берега привез! Ее потом чикалки84 утащили, нет?

- Вот мы думали на чикалок, или на росомаху, а ее Йормунрек повесил, замучил, и труп той же веревкой к камню привязал и во фьорд выбросил. Токи видел!

Аса нахмурилась. Брат и сестра вместе замолчали, подавленные мыслями о том, на что еще может быть способен кошкоубийца, причем виновник не просто кошкоубийства, а кошкоубийства, отягощенного пыткой и, того хуже, злобным и нарочитым пренебрежением священными правилами поведения в гостях.

На корме кнорра, у прави́ла, тоже шел разговор. Фьори объяснял Карли, Краки, и Челодрыгу происхождение очков - зрительных стекол в серебряной оправе, висевших у старого кормчего на носу.

- Лет пятьдесят назад, в Висбю кто-то сделал зажигательное стекло, которое можно носить с собой вместо огнива. Одно в нем плохо - без солнца, не работает. Потом кто-то догадался, что то же стекло можно использовать для увеличения маленьких предметов, потом вместо стекла стали использовать горный хрусталь - в нем пузырьков нет. Наконец, Колла Искусница догадалась, что стекла можно повесить на нос для увеличения тонкой работы.

Услышав: «Колла Искусница,» - Челодрыг заржал. Фьори приподнял мохнатую бровь, смерив молодого бодрича взглядом, от которого любой мало-мальски понимающий свое место в кругу земном молодой воин тут же заткнул бы хлебало ветошью. Такое понимание, увы, не было дано Челодрыгу, радостно пояснившему:

- Женился Дурята-тысяцкий на Малуше-искуснице, провели ночь брачную, наутро Дурята и говорит: «За что тебя искусницей прозвали, мне так и невдомек!» Обиделась Малуша-искусница и искусала его до полусмерти!

- Страшное дело - такое неуважение к супруге, - рассудил Краки. - Хуже может быть, только когда кто-то глупостью старшего перебивает. Так что там было с Коллой?

- В старости у Коллы начало слабеть зрение, особенно вблизи, и она велела себе сработать такую же пару очков из хрусталя, только поплоще, чтобы все время носить. Вот, - Фьори гордо поправил очки на носу и вперился вдаль. - Скажи-ка мне, Краки, не баклан ли там летит?

- Точно, баклан! Энгульсейский берег близко?

- По моему рассуждению, да, но некоторые шкиперы из Раумарики рассказывают вот что... Фракки, вытрави шкот на две пяди, а ты, Грейп, прибери свою сторону! Моряки, что нашли свою смерть в открытом море, так что и тела их ни к какому берегу не прибило, самые искусные из них, - к счастью для Челодрыга, в небе не было солнца, в противном случае он мог бы оказаться превращен в кучку пепла усиленным очками взглядом, брошенным в его сторону Фьори, - самые искусные оказываются после смерти на Ут-Рёсте, и некоторые из тех даже могут навестить родной дом - но только обернувшись бакланом. Поэтому на севере Мёра и в землях Само бакланов не стреляют. Краки, ты когда-нибудь пробовал баклана?

- Нет, - несколько озадаченно ответил сын корнака. - А разве их едят?

Баклан летел над самыми гребнями волн в поисках живности, плывущей близко к поверхности, отнюдь не рассчитывая на то, что плывущая в море живность может колбаситься близко к поверхности как раз в поисках бакланов. Из волн высунулась голова размером поболее лошадиной, с гривой из кожистых отростков. Распахнулись челюсти, утыканные разноразмерными остроконечными зубами, баклан, перехваченный поперек туловища, в последний раз заорал, вопия к безразличным волнам о своей загубленной бакланьей жизни, и был утянут под воду.