Неизвестно - Сахаров В.И. Воин Яровита. Страница 53

Глава 21.

Зеландия. 6651 С.М.З.Х.

Домой, то есть в Рарог на Зеландии, моя эскадра добиралась долго и медленно, и на это имелось несколько причин. Слишком мало на купеческих кораблях уцелело матросов, ветер никак не желал становиться попутным, и приходилось много вилять, а тут еще в проливе Каттегат земляки, свежеиспеченные зеландские феодалы, едва не напали. Как выяснилось позже, варяги ходили в Скирингсал, богатый норвежский город, где вербовали воинов и сбывали добычу. После этого направились в Венедское море. Шли себе спокойно вдоль северного берега Скандинавии, прикрытые туманом, пять кораблей, а тут мимо тяжелогруженые нефы и шнеккер с драккаром. Вот и решили вожаки, что мы немцы или недобитые датчане. Но я их вовремя почуял, а дальше все просто. Мы окликнули друг друга, и к острову я дошел уже под усиленной охраной в окружении фанатов, которые намек на весенний поход в Ла-Манш поняли сразу и, как один, решили составить Вадиму Соколу компанию. Я был только “за” и, на ходу обсудив с варягами предстоящий поход, расстался с ними. После чего моя эскадра втянулась в бухту Факсе. В Рароге все шло своим чередом. С мелкими неурядицами и производственными проблемами, само собой, ведь без них никак. Однако мои помощники, которые оставались на хозяйстве, с ними справлялись. Гаврила Довмонтов отвечал за припасы и попутно выполнял работу казначея-бухгалтера, который выдает людям жалованье и руководит гражданским населением: кузнецами, ткачами, бывшими рабами из славян, а так же подневольными датчанами. Илья Горобец занял должность коменданта Рарога и распределял воинов: кому в караул или в патруль, а кому на тренировки. Гнат Твердятов взял на себя функции главного военного инструктора, который все делает по утвержденной мной программе и гоняет дружинников, что киевлян, что варягов, что венедов, что пруссов, в хвост и в гриву, без сна и отдыха. Орей Рядко, который присмотрел себе в подручники пару человек среди молодежи, отвечал за духовное воспитание людей и контролировал постройку храма. Алексей Вязель с кузнецами, медниками и углежогами, чинил оружие и сельхозинвентарь, делал арбалеты, а помимо всего прочего по образцу готовой модели мастерил большой перегонный куб для производства крепкого алкоголя. Ну, а Провид Радей и его подчиненные, закончили возведение внешних крепостных стен и занимались святилищем Яровита, ремонтом причалов и вдоль всего берега строили оборонительные башни. Короче говоря, меня не было в Рароге больше месяца и ничего страшного. Поселение обходилось без хозяина, люди жили, работали и тренировались, и это было хорошо. Впрочем, вопросы, которые помощники оставили на мое усмотрение, имелись, и таковых было целых три. Первый вопрос – женский. Так сложилось, что с местными бабами у наших воинов отношения не заладились. Орей Рядко тихо и спокойно довел до каждого дружинника и мастера, что отныне все даны рабы, поскольку они католики и инородцы. А по славянским законам как? Вольный человек, взявший в свою постель рабыню, очень запросто сам может стать рабом. Таковы заветы предков и таков устоявшийся порядок, против которого не попрешь. Правда, данный закон трактовался по-разному и имел немало нюансов. Например, рабыне можно дать волю или ввести ее в дом как наложницу. Однако жрец Яровита, хоть и молод, но не глуп. Он заручился моей поддержкой и провозгласил, что Вадим Сокол будет толковать этот закон, по самому жесткому варианту. Воины и строители слова волхва услышали и датских женщин, после прибытия пруссов, не трогали. Местных бондов и рыбаков, которые не сбежали в Ютландию или Скандию, к началу осени всех поголовно обратили в рабы, и давать им свободу никто не собирался, по крайней мере, не сейчас. Однако женщин не хватало. Это было проблемой, и тогда я решил, что половину моей дружины необходимо вывезти на Руян. Все равно зиму я собирался провести в Чаруше, а после наших славных побед на венедском острове много вдов и немало девушек, которые потеряли женихов. Успех и разгром данов были оплачены кровью. Но род должен жить, и потому мои воины для девиц из племени ранов были завидной партией. Так что за остаток осени и зиму большую часть своих воинов я переженю, и проблема исчезнет сама собой. Особенно если самые лихие хлопцы привезут в Рарог не одну, а две или три невесты. Вторая скользкая тема, которая нарисовалась, денежный вопрос. Воины дали мне роту на три года службы. Они воюют, тренируются, тянут гарнизонную службу и проливают свою кровь, а я плачу им серебром. Гривна рядовому, три офицеру и шесть командирам кораблей. Все по честности. Вот только некоторых дружинников это перестало устраивать. Почему, если им идет генеральское жалованье? Да потому, что особо жадные ребята, к счастью таких было немного, не более пятнадцати человек, видели, как живут воины соседей, вольных варяжских капитанов, где распределение добычи шло по старинке. После чего они прикидывали стоимость добытого в Леддечепинге и в рейде к Ла-Маншу. Ну, а затем приходили к логичному выводу, что лучше было бы получать долю от хабара, а не фиксированное жалованье, которое обязывает их находиться на службе в любое время дня и ночи и беспрекословно выполнять приказы нанимателя. Что сказать? Резон в их размышлениях был, поскольку если бы я являлся обычным варяжским вожаком, то добыча распределялась бы следующим образом. Мне как вождю пять долей, иногда десять, и доля с каждого рума. То есть с захвата Леддечепинга я бы поимел примерно сто пять частей, а двести двадцать или больше должен был распределить среди воинов и других командиров. Значит, только с этого налета рядовой воин мог взять десять-двенадцать гривен. Правильно? Да. И, по мнению “жадин”, в лучшем случае, мне причиталась только треть от общей добычи и я не мог сверх меры напрягать личный состав тренировками и службой. Вот так все выходит по старым раскладам, и хотя пока несознательные дружинники, в основном киевляне и варяги, не возмущались, зерно недовольства могло прорасти и вылиться для меня в серьезные неприятности. Поэтому я не медлил. Вызвал к себе тех, на кого мне указали Твердятов и Горобец, просканировал их чувства, и поговорил с мужчинами всерьез. Сначала объяснил воинам свою политику и еще раз напомнил, что клятву они дали мне добровольно. Затем выслушал их резоны, мол, хорошо бы, чтобы все было как “при бабушке”, то есть по старому. Ну, а потом дал этим дружинникам полный расчет и освободил их от клятвы. Все! Гуляйте мужчины, отныне я вам не вождь. Вы сами по себе, а я сам по себе. Девять человек одумались сразу и от своей клятвы не отказались, покаялись, получили по пять нарядов, и встали в строй, а шестеро упрямцев ушли в Роскилле. При этом Самород предлагал всех по-тихому придавить или как-то наказать. Но зачем это делать? Они свои и еще принесут пользу нашему народу, а что покинули меня, так это их выбор. Очень скоро воины прогуляют накопленное серебро и поймут, что потеряли стабильный заработок, обмундирование и вооружение за счет нанимателя, хорошее питание и компенсацию в случае тяжелого ранения или смерти. Однако будет поздно. Назад я их не приму, а они, находясь в других ватагах, начнут рассказывать как хорошо и привольно в дружине удачливого Вадима Сокола. Реклама, однако, дорого стоит, а тут слухи сами начнут гулять, так что об уходе нескольких воинов я не жалел. Третья проблема была совершенно неожиданной, поскольку я про нее даже не думал, а касалась она беспризорников, которых после того как мы захватили Зеландию, было очень и очень много. По моим подсчетам не меньше трех тысяч, но не больше пяти. Датских детей в возрасте до десяти лет в самом начале оккупации почти никто не трогал. Взрослых датчан частью обращали в рабы, а некоторые феодалы делали их крепостными. По возможности, бондов и рыбаков вместе с женами и наиболее красивыми девушками продавали немцам. Но германцы, в связи с большим предложением и насыщением рынков, хорошую цену не давали. Причем вероисповедание живого товара купцов не интересовало. Во все времена они думали только о выгоде и целесообразности, а с детей толку нет. Поэтому подростки никому не нужны, бродят по острову и ладно. Пока не до них, а придет зима, либо прибьются к крепостным, либо померзнут, либо будут убиты. Так вот, детишки местных датчан, которые сейчас ударно трудились на моих стройках, стали сбиваться в стаи. Они промышляли мелким воровством, охотой и собирательством, и на этом прожили все лето и начало осени. Эти беспризорники прятались по лесам и в своих опустевших деревнях, но иногда выходили к Рарогу. Внимания на них не обращали, но недавно к ним прибилось около двухсот человек из владений Гудима Громобоя, Вартислава Никлотинга и моего соседа с северной стороны варяга Верена Байковича. Все вместе они смогли взломать продсклад в ткацкой слободке и утащить в лес немало припасов. Спускать это с рук нельзя. Надо было с ними что-то делать, и мои советники предлагали организовать на босяков облаву, всех переловить и поставить на работу вместе со старшей родней. Кто за зиму выживет, тому повезло, а кто нет, знать судьба такая. Вот только я этого совета не принял, а посидел вечерок и в своем блокнотике набросал все, что знаю о корпусе янычар времен расцвета Османской империи. Как гласила история известного мне мира, армия Османов состояла из нескольких частей. Это аскеры – земледельцы, ставшие солдатами и освобожденные от налоговых сборов. Кочевники-пастухи, которые выполняли вспомогательные функции и занимались примерно тем же самым, что делает стройбат. Кочевники-тюрки, составлявшие основу легкой кавалерии. Феодальное ополчение из тяжелой конницы и крестьян, которое собиралось в разных концах государства. Ну и, конечно же, янычарского корпуса. Османы регулярно проводили среди покоренных народов девширме (набор) молодых парней, которые жили в военных лагерях невдалеке от Стамбула, изучали мусульманскую религию, язык, законы империи и постоянно совершенствовались в воинском мастерстве. Это общеизвестно, точно так же как и то, что через несколько лет тренингов и психологической обработки болгары, сербы, греки, валахи, кавказцы и многие другие, забывали родную речь и свою прежнюю семью. Однако мало кто знает, что на определенном этапе обучения таких юношей отправляли в Анатолию, где они несколько лет вольно жили в турецких поселениях и в этот период к каждому молодому янычару внимательно присматривались. На что годен? К чему тяготеет? Каковы планы на жизнь? Есть ли амбиции? Не затаил ли зло на власть и насколько крепок в вере? После чего молодого янычара распределяли туда, где, по мнению специалистов, он принесет наибольшую пользу государству и султану. Кто-то оставался в приютившей его турецкой семье, другие отправлялись непосредственно в корпус, и находились в распоряжении главы государства или командующего какой-то армией, третьи шли на гражданскую службу и могли со временем занять очень высокое положение в обществе, а четвертые были оружейниками и пушкарями. Ну, а некоторые становились проповедниками и дервишами ордена бекташей, которые доносили до своих собратьев и юных рекрутов-христиан “истинную веру” и во время атаки часто шли впереди воинов с криком “Аллах керим” и это вселяло в сердца врагов страх. Вот такая структура, которая долгое время была опорой империи, и я подумал, что вполне могу создать такое подразделение. Деньги есть. Храм Яровита вскоре будет построен и верховный волхв Огнеяр пришлет мне несколько молодых и рьяных служителей нашего бога. Беспризорников в Зеландии хватает, а впереди много походов, и в каждом можно будет набрать крепких мальчишек, которые со временем возьмут в свои руки оружие, и встанут со мной плечом к плечу против своих сородичей по крови. Ну, а что касается воспитателей, то с этим тоже проблем не возникнет. Только в моей дружине больше тридцати увечных воинов, кому руку отрубили, кому ногу, кому плечо повредили. Они сидят без дела, и я их не брошу. Опыта у каждого такого бойца много, так что они займутся воспитанием молодежи. И хотя совершенно понятно, что с обучением и психологической подготовкой будущих венедских янычар постоянно будут возникать сложности, трудностей я не боялся. Но это что касается мальчишек, которых большинство, а ведь были среди беспризорников и девчонки, которых тоже следовало куда-то определить. Хотя с ними все проще. Они отправятся в подчинение ткачих, которым требовалась помощь на переборке и сушке льна. Решение было принято, и я приказал Илье Горобцу организовать большую облаву, прочесать все буераки, овраги и леса, и отловить беспризорников. Одновременно с этим строители должны были огородить одну из брошенных датских деревень частоколом и вышками. После чего пойманных датских подростков следовало отправлять туда. И пока подчиненные выполняли приказ, я поговорил с Ореем Рядко и увечными ветеранами, объяснил им свою затею, они ее одобрили и получили подробные инструкции. Волхву моя задумка показалось интересной, а отставникам надо было чем-то заняться, ведь на Руяне ждали далеко не всех, ибо многие так и не обзавелись семьей. Для них опора в жизни это ватага, и если вождь дает им возможность быть полезными своим товарищам по оружию и народу, они ею воспользуются. Дела пошли, и я засобирался на Руян. Но покинуть Рарог не удавалось, то на море шторм, то в поселении что-то происходит. Сначала с алхимиками разбирался, которых отдал во временное подчинение Алексея Вязеля, чтобы они изучали венедский язык, помогали ему в работе по созданию большого перегонного куба и по возможности делились знаниями. Затем провел пару дней с Карлом Ван-Мейером и начальником строителей Радеем, ибо требовалось определить, сколько материала необходимо на первую ветряную мельницу и где ее поставить. И так пролетела седьмица. Только с этим разобрался, как Горобец доложил о поимке всех беспризорников, которых отправили во временную резервацию в покинутую деревню старосты Андотта Старкадссона. Пока на них посмотрел, да учебный процесс наладил, вот тебе и вторая седьмица. Дата выхода в море постоянно отодвигалась, и я уже стал нервничать. Вскоре Нерейд должна родить, а я шляюсь по водным просторам и занимаюсь организационными мероприятиями в Рароге. Кроме того, давно надо навестить Векомира, который ждет доклада по применению огнесмесей в боевых условиях. А еще из Новгорода в Чарушу вот-вот прибудут крестьяне, воины и корабелы, и прежде чем допустить их в свое владение с каждым следовало поговорить и посмотреть, что за человек. Наверняка, не все переселенцы честные люди и я был готов дать зуб, что среди них есть пара-тройка убийц, которых прислал по мою душу Игорь Ольгович Черниговский. В общем, окончательной датой отправки нефов с пока нереализованной добычей и боевых кораблей на Руян я назначил сегодняшний день. Однако... А-а-а! Блин на! Опять заминка! Как это случается, в самый неподходящий момент прибыли гости. Сначала один на своей боевой лодье, а за ним другой, на торговой расшиве. Но я в своих планах уже определился и намеревался покинуть Рарог именно сегодня, а не завтра. Поэтому с каждым разговаривал прямо на причале. Так вот, лишь только я собрал вещи и спустился к морю, как на горизонте появился корабль, в котором был опознан флагман Вартислава Никлотинга. Понятно, что пожаловал сам княжич. Поэтому я встретил его лично и после приветствий, а так же короткого рассказа Вартислава, как мои соседи в составе сильной эскадры ходили на захват Борнхольма, он заявил: – Мы с Громобоем на тебя в обиде, Вадим. – Из-за чего? – естественно, удивился я. – А вот из-за этого, – княжич указал на готовые покинуть причалы нефы. – В поход сам пошел, а нас не позвал. Нехорошо. После падения Леддечепинга мы давали слово быть заодно, а ты в одиночку кораблями и добром разжился. Я чувствовал, что на самом деле Вартислав не в обиде, а только изображает ее. Для чего? Мне было понятно. Наверняка, он уже слышал, что я позвал встретивших меня в Каттегате варягов в поход, и он хотел, чтобы сосед пригласил его с собой. Ладно, я не гордый. Позову, конечно, тем более что расчет на него сразу делал. – Вартислав, дружище, – я добродушно улыбнулся и приобнял княжича за покрытые толстым кожаным плащом плечи. – Ты ведь знаешь, что я в разведку ходил, а трофеи это случайность. Повезло, вот и захватил их. – Ага! Тебе везет, – бодрич усмехнулся. – Только знаю я твое везение. Пока в голове все не сложил, в поход не пойдешь, и если что-то делаешь, то не просто так. – Есть такое, – согласился я с ним. – Но это все пустое. Весной снова в Ла-Манш собираюсь и, конечно же, приглашаю тебя с Громобоем. Пойдете? Княжич изобразил раздумье и, помолчав, кивнул: – Да. Мы с тобой. – Вот и хорошо. Я верил, что вы будете рядом. – Куда именно пойдем и что станем делать? – Давай об этом позже поговорим. – Когда? – На большом княжеском совете, который в Арконе перед Колядой (25 декабря) пройдет. Ты ведь там будешь? – Обязательно. – Вот там все и обсудим. Хорошо? – Договорились. – Княжич обернулся к своему кораблю, посмотрел на мои трофеи, тяжко вздохнул, ведь на Борнхольме добычи было немного, а потери в его дружине немалые, и кивнул на море: – К тебе еще один гость, Вадим. К берегу быстро приближалась пузатая торговая расшива, судя по красному солнцу на парусе, знаку многих ладожских купцов, прибыл тезка, про которого я знал, что он ведет дела своей семьи на Руяне. С ним тоже надо было поговорить, хотя бы несколькими словами перекинуться, и снова задержка. Вартислав заметил, как я слегка скривился и спросил: – К жене торопишься? – К ней, родимой, – ответил я. – Тогда до встречи на Руяне. Не стану тебя задерживать. Мы пожали друг другу руки. Вена в вену, как положено воинам и вождям. Корабль княжича отчалил и, разминувшись с расшивой, пошел в море. Мне же оставалось встретить следующего гостя, и вскоре я беседовал с Вадимом из Ладоги, который среди варягов за свою прижимистость и деловую хватку уже получил прозвище Жила. И это всего за одно лето, которое он провел в Ральсвике и Ругарде. Снова приветствия, вопросы о здоровье близких и караване из Новгорода, который вскоре должен прибыть на Руян. После чего разговор пошел о делах. – С чем пожаловал Вадим Гудоевич? – спросил я тезку. – По делу ко мне или мимо шел и в гости решил заглянуть? – Это как посмотреть, Вадим Андреевич, – молодой румяный купец расплылся в добродушной улыбке. – Иду из Ральсвика в Роскилль, по слову отца моего. Но перед этим решил на твой Рарог посмотреть и с тобой пообщаться. – О чем? – Да, понимаешь, Вадим, – цепкий взгляд ладожанина скользнул по стенам, башням и причалам, – это лето было для нас очень удачным. Пошлины на Руяне мы не платим и за это помогаем волхвам. Дела разные, торговые и по переселенцам, да и так, бывает, сведениями обмениваемся. Всем хорошо, особенно сейчас. Дружины домой возвращаются и добра из разоренной Дании волокут столько, сколько я за всю свою жизнь не видел. Корабли и драгоценности, шелка и сукно, ткани и масло, церковная утварь и одежда, рабы и металлы. Есть почти все, и мы это покупаем для перепродажи в Новгороде и русских городах по Днепру. Отец в Ладоге и Новгороде собрал купцов и создал свою торговую общину. Мне пересылает серебро, а я ему отправляю товары. Однако у нас много конкурентов из своих земляков и батя сообразил, что надо свои фактории ставить, отдельные от общих. Одну в Ральсвике уже организовали и там теперь есть Ладожский двор, другую в Сигтуне хотим сделать и еще одну в Зеландии. Отец говорит, что надо в Роскилле, а я считаю, что лучше в Рароге. Что на это скажешь, Вадим Андреевич? Расклад был интересный. Фактория в моих владениях это возможность сбывать трофеи прямо здесь, а не тянуть их в чужие порты. После такого в Рароге, наверняка, будет многолюдно. У нас станут гостить богатые люди, купцы и воины, которые, если грамотно поставить дело, построить таверны и увеселительные заведения, будут тратить здесь денежку. В итоге, в городе появится дополнительное серебро, а я смогу делать заказы на необходимые мне ресурсы с доставкой в Рарог. Так что следовало соглашаться, хотя есть понимание, что чем больше людей в моем феоде, тем выше вероятность конфликтных ситуаций и проникновения шпионов и убийц. В общем, все как обычно. Есть плюсы и имеются минусы. – Мне твоя мысль нравится, тезка, – сказал я купцу. – Однако учти, если будете в моих землях ставить факторию, цену за свои товары попрошу справедливую, без скидок на дружбу, и явных привилегий вам давать не стану. Впрочем, три шкуры драть не в моем интересе, да и в обиду вас не дам. Ведь я выгоду вижу, а раз так, то можешь ставить торговый двор, склады и причалы. Место выберешь, строителям заплатишь и устраивайся. – Это понятно, – купец не спорил. – Но это пока только мое предложение, а как отец решит, мне неизвестно. Ему письмо написать надо, а только потом, когда он с товарищами посоветуется, все и решится. – А ты, тезка, – я кивнул на стены за моей спиной, – походи вокруг, посмотри, что делается, и с людьми поговори. Ну, а потом так свое письмецо напиши, чтобы торговые люди в Ладоге и Новгороде приняли решение, которое нужно нам с тобой. Попозже в Роскилль съезди и сравни с тем, что имеется здесь. Там город большой, но он к данам близко, а в Рароге все проще и бухта тихая. Опять же в Роскилль многие поедут, а у меня только вы будете. Представляешь, никакой серьезной конкуренции? – Да, представляю, – ладожанин помолчал, после чего, подобно Вартиславу, кивнул на нефы. – Кстати, вижу, что ты опять с добычей? – Есть кое-что. – Продавать трофеи будешь? – Конечно. – Тогда, может быть, посмотрим, что у тебя в трюмах? – А казна при себе имеется или вся в Ральсвике осталась? – по моим губам пробежала усмешка. – Кое-что есть. Торговля дело такое, что только начни и не остановишься. Мы с тезкой поднялись на борт нефов и стали осматривать добычу, по которой уже была составлена полная опись. Затем долго торговались. Сделали краткий перерыв на обед и прогулялись по моим владениям, а потом опять спорили о ценах и перегружали на расшиву купленные купцом трофеи. День прошел. Выходить из бухты в ночь на нефах было не с руки. Поэтому я вновь остался ночевать в Рароге. Судьбина. Думаешь об одном, а получается совершенно другое. И что самое главное, виноват во всем я сам. Вот выбрал бы другой жизненный путь и, скорее всего, жил бы тихо и спокойно. Но нет, меня потянуло на большие дела и теперь я имею то, что имею. Сплю мало, а бегаю и дерусь много. Жену практически не вижу, и покой мне только снится. Волчья жизнь. Однако я несмотря ни на что, почему-то ею все же доволен. “Ну, ничего, – поздней ночью засыпая на одном из грузовых судов, подумал я. – Завтра точно в Аркону отправлюсь. С самого раннего утра, чуть только солнце взойдет. Подниму экипажи и вперед. Короткий переход и я на Руяне”.