Валерий Гапеев - Однажды в Почутове Страница 6

Вот так было дело.

Все дивились, как вдруг старая сухая груша-дичка стала в листву среди лета убираться...

Ни в чем Клавдия Митричу своему не призналась. Уж какой он счастли­вый был, как же он свою Клавушку целовал, голубил, ночей не досыпая...

Отправился он в соседнюю деревню печь класть. Работал весь день, а хозяйка все то рядом с ним, то вокруг него. Спать лег — пришла к нему. Дрогнуло сердце у Митрича. Он же человек не железный.

Вернулся Митрич домой, поел, вышел покурить, глядь — та самая жен­щина стоит на пороге с его Клавдией. И тычет его жене узелок с чем-то... А Клавдия плачет. И женщина плачет...

Но Клавдия ничего про тот узелок Митричу не сказала. И Митрич не сказал ничего.

Год прошел. Все по селам да по деревням Митрич печки вдовам да моло­дым женщинам кладет, избы ремонтирует... Ночевать иной раз остается. Как тут устоять?

А Клавдия, хоть и лаской мужней не обделена, а в землю глядит.

Летом как-то, когда свободней стало, пошла Клавдия по ягоды. Далеко зашла: так ягоды вели, почти до того ельника, где Висюн живет.

Тут и нашлись они.

Девчушке годков пять, не больше. А мальчонке не боле трех. Сидели они в яме, изодранные, почти голые, исхудалые до костей, изгрызенные в кровь комарами. Испугались Клавдии, вжались в землю, глазки блестят, как у волчат.

— Да что ж вы... Да откуда ж вы... Вот хлебушка, хлебушка нате, — спе­шит, рвет Клавдия узелок, что с собой взяла, тянет детишкам хлеб.

Тут мальчонка хлебушек увидел и шепчет тихонечко, в глаза Клавдии глядя:

— Мама... хлеб...

— Мои вы, мои детки!

Привела Клавдия детишек домой. Рассказала старшая, что давно они ходят от деревне к деревне, что умерла их бабушка, а матери и отца не знали вовсе. И что заблудили давно, несколько ночей в лесу одни.

Вернулся вечером Митрич, а Клавдия счастьем светится, ведет его в дом и говорит:

— Вот, Митенька, дети наши...

— Ух ты! Да сразу и двое!

Опять время побежало. В заботах о детях да делах ничего Клавдия не замечала. Но однажды вышла в огород репу детишкам вырвать, взглянула за Почутово: а груша-дичка сухая стоит, без единого листочка. Тут же и ощутила, как сладко шевельнулось в животе раз и другой. Охнула Клавдия от счастья, обхватила живот руками. Шагнула к дому и видит: под стеной сарая стоит Висюн.

— Что ж бабонька, не сказал я тебе про третье условие, сама ты его исполнила. Живите.

И пропал.

Родили Митрич с Клавдией четверых детей. Полон дом ребятни. Веселые! Печь Митрич переделал на большую, чтобы всем места хватало...

И вот помер Митрич.

Стали к вечеру приезжать в Почутово машины: сильные мужики, красивые женщины. Заходили в дом, кланялись у порога, подходили к гробу, в котором лежал наш Митрич удивительно спокойный, будто снился ему сон, в котором он встречает у порога всех своих детей.

И все эти мужики и женщины были и меж собой похожи и похожи на нашего Митрича в молодости.

Никто и не знал, что столько детей у него. Со всего Почутово собирали столы для поминального ужина.

Вот, собственно, и все.

Клавдия каждый вечер носила на могилку своего Митрича заваренный чай. Все сорок дней в одно время, как Митрич тогда попросил, заваривала и несла. А когда отмечали мы, как заведено по вере нашей, сороковины, приготовила она стол, присела на краешек стула, да и не встала больше. Рядышком с Митричем положили мы Клавдию.

А сериалов больше в нашем Почутове никто не смотрит, даже женщины.

Такие вот у нас истории.

Одно скажу напоследок: все как есть правда, нигде не соврал. А если что — приезжайте в Почутово. Возле баньки встретимся. Краше места, чем наша баня на берегу пруда, нигде не найти. Уютнее и роднее.

Приезжайте, все вспомним. И про девятьсот девяносто девять жизней каждого из нас поговорим.

Перевод с белорусского автора.