Александра Флид - Прошито насквозь. Рим. 1990 Страница 6

Она ждала его звонка, потому что все же рискнула написать ему свой телефон. Тоже расточительство.

— Доброе утро, — теплый тягучий голос разбудил дремавшую в ней надежду, и Ева сглотнула, надеясь, что он этого не услышал.

— Доброе.

— Чем ты занимаешься? Я ведь могу задать такой свободный вопрос?

— Можешь, отчего же нет. Я лежу в постели, еще не вставала.

— Поднимайся и вари себе кофе. Я сделаю то же самое. Давай.

— Не хочу.

— А чего хочешь?

— Я выбирала себе книгу.

— Вот так, не вставая с постели?

— Да.

Ева оглядела уставленный стопками книг пол. Каждый месяц она рассортировывала книги в алфавитном порядке и уносила их в гостиную, где стоял книжный шкаф. Но в течение месяца книги неминуемо возвращались к кровати и раскладывались по стопочкам в новом непонятном порядке.

— Как интересно. И чего же желает твоя душа?

— Ничего. Не знаю, моя душа колеблется между «Королевой Марго» и «Джейн Эйр».

— О, пылкая страсть и колдовство против томительного желания и мистики? Сложный выбор.

Он читал все эти книги? Чисто женские романы? Удивительно. Ева улыбнулась и потянулась к окну, чтобы ухватить край занавески и посмотреть на небо.

— К чему ты склоняешься? — поинтересовался он тем временем.

— Я же сказала, что не знаю. Может быть, вообще возьму «Поющих в терновнике».

— У тебя такой странный вкус. Ты выглядишь как женщина, которая читает Эдгара По, а на самом деле окружаешь себя дамскими романами.

— А пошел ты.

Она бросила трубку и вернулась на подушки. Всякая женщина всего лишь женщина и не более. Как и мужчина — всего лишь мужчина. Все остальное прилагается. Все железные леди все равно хотят любви. Разница в том, что не все могут обуздать свое желание.

Прошло пятнадцать минут, и в ней стала зарождаться паника. Захотелось перезвонить, но она не знала его номера. Да и если бы знала, все равно не решилась бы сделать первый шаг. Всегда так с ней — она слишком прямолинейная и резкая. Отсюда одиночество.

— Слушай меня.

Она кивнула, как будто он мог ее видеть. Адам перезвонил, и это было облегчение.

Он начал читать вслух, и Ева застыла, пытаясь не пропустить ни единого слова.

— Нет ничего важнее тебя, любимая. Нет ничего важнее и опаснее. Но ведь опасность и любовь всегда идут рука об руку, верно? И потому меня так влечет к тебе. Каждый раз, обещая себе, что оставлю тебя, и не буду портить твою жизнь, я возвращаюсь, не в силах противостоять этому горячему желанию — быть с тобой. И возможно, я действительно стану причиной твоих страданий, но теперь я готов предоставить этот выбор тебе. Захочешь ли ты рискнуть вместе со мной? Я хотел бы огородить тебя от этого, но сейчас понимаю, что даже любя тебя так сильно, не могу принять решение за тебя. Ведь настоящая любовь выражается в готовности дать человеку свободу. Позволить ему делать то, чего он хочет или что считает правильным. И если человек хочет совершить ошибку — это его право. Главное не говорить ему: «Я же тебя предупреждал». Главное сказать: «Я буду с тобой несмотря ни на что».

Повисла тишина, и Ева даже слышала его дыхание.

— Не понравилось? — устав ждать, осведомился он.

— Подожди, дай мне время осмыслить, — ответила она. — Откуда это? Из какой книги?

— Тогда идем дальше. Слушай еще. Готова?

— Да.

— Я боюсь тебя. Мой страх силен и неподвластен мне. Поэтому в твоем присутствии я совершаю странные поступки — не могу себя контролировать. Я хотел бы быть таким, как остальные — уверенным в себе, галантным джентльменом. Но когда я вижу тебя, неминуемо превращаюсь в неловкого мальчишку, который роняет вещи и спотыкается на каждом шагу.

Опять воцарилось молчание.

— Понравилось?

— Откуда это?

— Ответь, понравилось или нет.

— Нет. Первое было лучше.

— У меня есть еще. Послушаешь?

— Да, пожалуй.

Он откашлялся и зашуршал бумагой. Когда люди переворачивают страницы звук совсем иной, и Ева поняла, что он не читал ей выдержки из книг — это было что-то другое.

— Оставить тебя? Вероятно, ты лишилась ума, раз предлагаешь мне такое. Я никогда тебя не оставлю, даже если твоя дорога приведет нас к смерти. Потому что принять смерть вместе с тобой — высшее блаженство, на которое я могу рассчитывать. Как видишь, я такой же сумасшедший, как и ты. Но разве это не говорит о том, что мы подходим друг другу идеально? Разве это не является самым ярким свидетельством того, что мы суждены друг другу от рождения? Мы в одинаковой стадии помешательства, два безумца, ополчившихся против целого мира и готовых бросить или принять вызов тысяч противников сразу. Где же я найду другую женщину, столь же безрассудную и дикую, столь же опьяняюще свободную и безгранично мудрую? Не предлагай мне оставить тебя, ведь даже если ты скажешь, что не хочешь меня видеть, я скроюсь с глаз твоих, но не потеряю тебя из виду. Я буду держаться позади, и повторять каждое твое движение, я исчезну и растворюсь в воздухе, но никогда не оставлю тебя.

— Ого.

— Понравилось?

— Нет. Первое было лучше.

— Ага, значит, первое?

— Откуда ты все это берешь?

Он немного помолчал, а потом признался:

— Я сам это написал.

— Давно?

— Нет, только что.

Если бы его голос не был таким серьезным, она бы подумала, что он над ней издевается.

— Так вот чем ты занимался все это время?

«Все это время, что я ждала твоего повторного звонка».

— А ты ждала меня?

Ева даже отодвинулась от телефона и посмотрела на ровные ряды кнопочек. Как ему удается так хорошо понимать ее?

— Да, ждала. Я не хотела посылать тебя, просто твои слова были действительно обидными.

— Прости, я тоже так подумал. Только немного позже. А потом сел писать вот эти отрывки.

— И часто ты так развлекаешься?

— Нет, не часто. Сегодня в первый раз.

— Неплохо получается у тебя.

— Спасибо.

Ева повернулась набок и положила свободную руку под голову.

— Приезжай ко мне. Я продиктую тебе адрес.

— Что, так просто?

— Сама удивляюсь.

— Грех упускать такую возможность. Диктуй. И кстати, как твоя голова? Аспирин больше не нужен?

Ева улыбнулась трубке, назвала адрес и дала отбой. Больше ничего делать не хотелось.

Лежать целый день в постели — не самая удачная идея. Лежебоки обычно так и остаются лежебоками. Ева не относила себя к этой категории, потому что при всей своей необщительности была страшной непоседой. Ей было сложно устоять на одном месте — она все время металась по квартире или по студии и занималась чем-нибудь «полезным». Протирала пыль, осматривала объективы, составляла мысленные композиции с участием прохожих, изучала старые фотографии и обложки. Она всегда думала о том, что тратить время впустую — настоящее преступление. Разговоры, сплетни и болтовня относились к разряду пустоты и бессмысленности, но с Адамом получалось только болтать. И это было единственное исключение, когда она тратила время на то, что заведомо не приносило практической пользы.

Дни стелились внахлест — у нее было много работы, и она не всегда успевала запомнить события прошедшего дня. Так всегда на старте нового сезона. Новые обложки, новые заказы, новые коллекции. Все это нужно фотографировать и увековечивать. Увековечивать на один сезон. Кто сейчас смотрит обложки, снятые в середине восьмидесятых? Да никто. А столько суеты вокруг временных явлений.

Адам тоже был занят — помимо модельного бизнеса он пробовал свои силы в каких-то серьезных делах, о которых она ничего не знала. Ей нравилось то, что он не спешил переходить к личным делам, но никогда не терялся. По вечерам или по ночам она ждала его звонков, хотя даже зная его номер, никогда не решалась набрать его первой. Ей было страшно, что она придется не к месту и не ко времени. А еще больше она боялась, что однажды трубку снимет женщина с томным голосом. Такое было вполне возможно.

— Вот ты всегда в Риме. А много где успела побывать? — шептал в ночную темноту его голос.

Она отвечала, наматывая витой провод на палец и едва заметно улыбаясь:

— Ничего практически. Ну, мимо Колизея я езжу несколько раз в месяц, а внутри никогда не бывала. Даже не останавливалась, чтобы посмотреть на него вблизи. Все кажется, успею. А не успеваю. Но еще есть время. А ты сам где был?

— Я люблю Затибрье. И вообще Тибр.

Итальянец, который любит тишину? Она рассмеялась — такое она позволяла себе только в темноте, когда даже сама себя не могла видеть.

— Очень здорово. Правда, замечательно.

— А ты ведешь дневник?

— Нет. Кто ведет дневники? Только какие-нибудь зануды, да и только.

— Нет, дневник ведут не только зануды. С тех пор, как мы познакомились, я стал кое-что записывать. Недавно пересмотрел и понял, что у нас нет ничего кроме телефонных разговоров, одного свидания и той волшебной ночи. Ничего, представляешь?