Валентина Демьянова - Пиковый интерес Страница 6

― Значит, ты наплел этим бандюгам о мифических сокровищах и теперь пытаешься уверить меня, что сделал это ради нас с дедом? Ты что ж не понимаешь, что первое, что они сделают, если, конечно, поверили в твою сказку, так это припрутся к нам за дополнительной информацией? Да ты просто перевел стрелки с себя на нас!

― Все, хватит орать. Мне пора, пока!

Брат положил трубку, а я задумалась. Олег, конечно, отъявленный врун и авантюрист. Но, если принять во внимание его патологическое любопытство и вечную потребность в деньгах, то вполне можно поверить, что он шарил в недрах дедовского стола. История звучит не очень правдоподобно, но... В общем, надо звонить деду. К счастью, сделать это можно было не откладывая, он страдал бессонницей и ложился спать далеко заполночь. Я быстро набрала знакомый с детства номер и тут же услышала:

― Вас слушают, говорите.

― Дедуль, это я.

Я пересказала ему наш разговор с Олегом, он выслушал и, как это ни странно, не удивился. Значит, брат не врал и что-то там в недрах стола он все же обнаружил. Еще раз напомнив деду об осторожности, я пообещала приехать завтра во второй половине дня и положила трубку. Все, длинный день, наконец, закончился, можно было отправляться спать!

Глава 3

На следующий день я, как и обещала, в два часа приехала к деду. С удовлетворением отметила, что он не спешил, по своему обыкновению, не глядя открывать дверь. Дед привычно чмокнул меня в лоб, а я спросила:

― Как у тебя тут? Все спокойно?

― Конечно! ― удивился он.

― Никто не приходил?

― Приходили, два молодых человека спортивной наружности. Разыскивали Олега.

― Ты, что, им открывал? ― испугалась я.

― Нет, конечно, разговаривал с ними через дверь. Ната, ты зря беспокоишься, я не так беспомощен, как ты думаешь, а на крайний случай у меня в столе еще с военных лет лежит пистолет.

Услыхав такое, я тихонько ойкнула. Пистолета нам только не хватало!

Дед тяжело опустился в кресло возле письменного стола и горько вдохнул:

― Значит, Олег рылся в моем столе. Ну что ж, этого следовало ожидать. Иди сюда, я тебе покажу кое-что.

Дед, кряхтя наклонился, и стал шарить в недрах необъятной тумбочки стола. Что-то тихонько щелкнуло, и узкая планка у ее основания, до этого казавшаяся закрепленной намертво, вдруг откинулась, открыв потайной ящик.

― Как ты это сделал? ― ахнула я.

― В дальнем правом углу есть кнопка, она маленькая, найти ее можно только на ощупь. Я думаю, Олег обнаружил ее совершенно случайно. Нажмешь, и дверца откроется.

Дед запустил руку в глубину ящика, и на стол легла толстая тетрадь в потертом переплете и металлическая шкатулка размером с пачку сигарет.

― Вещи моей матери, ― сказал он, пододвигая все это богатство ко мне. ― Полагаю, тебе следует ознакомиться.

Первым делом я взяла в руки шкатулку из светлого металла, возможно серебра, потемневшую от времени и покрытую замысловатым рисунком. На крышке были изображены львы, стоящие на задних лапах и поддерживающие корону, а под ней располагались затейливо переплетённые буквы «А» и «Г». Внутри лежала та самая печатка, о которой говорил Олег.

― Она принадлежала моему деду, Александру Головину. Он погиб в первую мировую войну и других его вещей в нашей семье не сохранилось.

Я кивнула, осторожно положила шкатулку на стол и потянулась к тетради в потертом переплете.

― А это дневник моей матери, который она вела, будучи совсем юной женщиной.

Пожелтевшие хрупкие листы были исписаны изящным, слегка вытянутым почерком. Чернила давно выцвели, и некоторые слова читались с трудом. Открыла наугад тетрадь и в глаза бросилась дата: «12 января 1918г». Глаза побежали по тексту, выхватывая отдельные фразы и целые куски.

_______________________________________________________

«В округе очень неспокойно. До города всего несколько верст, а проехать их теперь ― целая проблема. На дорогах бесчинствуют дезертиры и мародеры. Тетя Нина волнуется, что от Феликса уже месяц нет известий. Утешаю ее тем, что с Кавказа почта идет долго. От Макса и от Николеньки писем нет еще дольше. Maman молчит и я, соответственно, тоже.

Сегодня утром тетя Нина приказала подать лошадей. Истомленная неизвестностью, решила отправиться в город, навестить знакомых и послушать, что говорят. Вернулась поздно вечером, встревоженная и переполненная всяческими слухами. Рассказывает, что в городе на всех углах митинги, где призывают жечь усадьбы и разгонять земство. Среди ораторов много вооруженных солдат, они прямо требуют бить буржуазию и упрекают рабочих, что те слишком мирно настроены и попусту теряют время. Солдаты грозятся навести в городе порядок...»

20 января 1918г

«Проснулась в великолепном настроении, такое солнце яркое лилось в окна ― хотелось плакать от радости. Самым серьезным образом! Как была, в ночной рубашке и босиком кинулась к окну, пыталась разглядеть хоть что-то сквозь замерзшие стекла, но тут в комнату вошла няня и все испортила. Принялась ворчать, что стою босыми ногами на полу и теперь обязательно простужусь, и не ушла, пока не заставила меня одеться.

После завтрака вышли с Володенькой во двор. Всю ночь шел снег, дорожку успели расчистить только до чайного павильона, но нам с ним хватило и этого. Слепила для Володеньки снежную бабу (маленькую), за морковкой пришлось посылать в дом. Баба получилась преотличная, он ее развалил, а потом и сам упал в снег. На этом наше гуляние и кончилось: сын промок, вынуждена была срочно вести его домой».

22 января 1918г.

«От Феликса целых два письма. Сообщает, что пока жив и, кажется, вполне здоров. Его перевели в другой лагерь, потому не писал. Пообещал писать чаще. Тетя Нина светится от радости и с письмами не расстается. Я за нее очень рада, хотела бы я так же получить весточку от мужа или брата и читать ее каждому, кто согласен слушать, несколько раз на дню. Но от Николеньки вестей нет уже три месяца, а последнее письмо от Макса получили еще осенью. Да, не так представляла я замужнюю жизнь. Сейчас смешно вспомнить те глупые фантазии, которым мы предавались в институте. Наивные, не знали, что нас ждет! А ждала нас война, разлука с мужем через несколько месяцев после венчания, редкие письма и бесконечное одиночество. Сыну уже два, а отец ни разу не видал его».

_________________________________________________________

28 января 1918

«Идут разговоры, что с германцами мы уже вовсе как бы и не враги и не находимся больше в состоянии войны. Я плохо понимаю, чем это нам грозит, но может статься война, наконец, закончится, наши близкие вернутся домой и все будет хорошо? Дядя Миша смеется над моими рассуждениями и уверяет, что хорошо уже не будет».

3 февраля 1918г.

«В газетах публикуют один декрет за другим, их так много, что это сбивает с толку. Новая власть объявила, что желающие могут переменить фамилию и звание, с этой целью надо пожаловать в городскую управу и подать бумагу с прошением. Зачем это? Разве можно отречься от себя?

Володенька, кажется, простудился, весь день капризничал, а к вечеру у него появился жар. Послали за доктором в город, а пока няня его лечит своими средствами. Maman к чаю не вышла, отговорилась головной болью, но, думаю, это из-за Николеньки. Отсутствие писем сильно ее беспокоит.

Доктор приехал в четыре утра. Сказал, что у сыночка, слава Богу, ничего серьезного. Так, небольшая простуда. С лекарствами сейчас плохо, но это можно вылечить тем, что есть дома. Оставили доктора до утра ― ночью ездить небезопасно, хотя теперь и днем всякое может случиться. Пока пили чай, доктор рассказывал последние новости. Они неутешительны: в городе вовсю идут обыски.

Володенька поправился. На прогулки пока из осторожности не водим, но он весел и вчера у себя в детской устроил форменный погром. Няня ворчит, что мы с Николенькой в его возрасте были куда как спокойней.

Весь день мы с maman занимались хозяйством, а когда стемнело, велели заложить лошадей и отправились к Петрищевым в Глебовское. Подмораживало, скрипел снег под санями. У лошадей морды в инее. И звон колокольчика такой тонкий, такой печальный! Что может быть приятнее этого звука? В Глебовском тепло и уютно. В гостиной пылал камин, и вся компания собралась вокруг него. Софья Ивановна мила и ко всем внимательна, впрочем, как всегда. Мне нравится, что здесь не говорят ни о хозяйстве, ни о политике. Последнее время, куда не приедешь, везде одни и те же разговоры: декреты, беспорядки, наступление немцев. Здесь же, несмотря ни на что, речь идет исключительно об искусстве. Хозяева живут им, дышат им и ничто не заставит их перемениться. Мне у них всегда интересно. Я отдыхаю душой. Здесь царствует Искусство. Все в доме наполнено им, куда не глянешь, везде книги, картины, ноты. Раньше тут можно было встретить интересных людей ― художников, певцов. Лучших музыкальных вечеров, чем в Глебовском, не было ни у кого в округе. Теперь же об этом остались лишь воспоминания...