Петр Романов. Клирик - Екатерина Аникина Страница 6

Всё, все мероприятия проведены, причем, самому мне было бы сложно обеззаразиться, хотя это универсальное противоядие уже давно поселилось на моем поясе. Да я бы пока вытащил его, пока открыл, обляпал бы половину одежды и оружие, не говоря про сам флакон. А здесь все быстро и четко, почти идеально.

Через пару десятков метров я свернул на неприметную тропинку, которую показал мне Сусанин. Надо же, оказывается, стоило мне оказаться на месте, как я сразу же вспомнил то, что, казалось, намертво ушло из памяти.

Звуки боя начали отдаляться. Уже метров через сто нас окружила звенящая тишина. Тем неожиданнее было услышать тонкий писк, глухой рык и довольно знакомые щелкающие звуки.

— Трескун, — уверенно произнес Снегирёв.

Мы переглянулись. Приказ, который был нам отдан, звучал очень однозначно — двигать к озеру, не отвлекаясь ни на какие посторонние стычки. С другой стороны, оставить явно ни в чем не повинное животное на растерзание этой твари, которая начинает поглощать тело жертвы даже не убив его до конца, причем жрет так, чтобы тело до самого конца оставалось живым. То ли острая приправка от испытываемых жертвой мучений доставляла ей особое удовольствие, то ли что-то еще. А, если судить по звукам, там был детеныш, и оставлять ему такую судьбу было неправильно, не по-христиански.

— Я не являюсь клириком в истинном понимании этого слова, я не давал клятвы, а значит, приказы Дроздова имеют для меня рекомендательный характер. — Заявил я мнущемуся Снегирёву.

— Потом скажем, что тварь стояла у нас на пути, — пробормотал младший клирик, бросаясь следом за мной.

Трескун — этакая отвратительная помесь между гремучей змеей и гиеной, решил подзакусить магической пантерой. Точнее, мама пантера была бы ему не по зубам, вот только у неё вряд ли хватило бы сил защитить своего новорожденного котенка. Она еще не оправилась от родов, а тварюка сумела взломать её магическую защиту, которой она окружала своё гнездо, в котором производила на свет потомство. Пока что мать успешно отражала атаки твари, но было заметно, что она измучена. Трескун словно почуял, что пантера находится на последнем издыхании, потому что удвоил натиск, а трещотка на его хвосте гремела не умолкая.

Я шагнул к трескуну, очень тихо, под моими тяжелыми ботинками не треснула ни единая веточка, этому меня научили в первую очередь — передвигаться неслышно. Перехватить извивающийся хвост, одним движением отрубить трещотку, которая сама по себе являлась грозным оружием, было делом нескольких мгновений. Заверещавшая тварь изловчилась и почти достала меня, изогнувшись под невероятным углом, но я успел отшатнуться, и острый коготь только задел меня по щеке, оставляя кровоточащую царапину.

Когда трескун попытался повторить маневр, я отпустил его хвост, точнее отшвырнул в сторону Снегирёва, который уже ждал, подняв кинжал. Он разрубил тварь в полете, отпрыгнув от падающих на него остатков.

— До чего же верткие твари, — процедил он, садясь на корточки и тщательно вытирая кинжал о траву.

Я последовал его примеру, и тут же почувствовал, как ко мне приблизилось большое гибкое тело. Моя рука замерла, а пантера, подойдя поближе, смотрела мне прямо в глаза, словно что-то пыталась там увидеть. Затем, мотнув лобастой головой, приблизилась еще ближе и провела языком по царапине на щеке. Она сразу же заныла, на свежую рану, словно кислотой плеснули, но я мужественно сдержал подступающий к горлу стон.

Пантера снова посмотрела на меня, опять мотнула головой, и побрела к гнезду, в котором шевелился пищащий комочек. Схватив его зубами за шкирку, она шагнула на открывшуюся перед ней тропу, которая уходила куда-то вверх.

— А почему она не ушла, чтобы от этой мерзости избавиться? — Снегирев пнул останки трескуна и сплюнул.

— Не знаю, — я пожал плечами. — Может быть, не могла сосредоточиться, или не хотела поворачиваться к твари спиной, хоть на секунду оставляя котенка. А может не хотела тащить тварюку к своему дому. Похоже, что Дроздов прав, все твари, которые появляются при прорывах, могут шастать между мирами, но, сами не умеют открывать тропы.

— Мне говорили, что твоя пантера провела тебя и твою подругу по такой тропе, — Снегирев кивнул в ту сторону, куда ушла кошка.

— Я не знаю, как это работает, но подозреваю, что для этого нужно желание проводника. А тварям разрешение не требуется, им нужна тропа, — я все-таки вытер кинжал и поднялся. — Ты не хочешь меня подлечить? Мне не видно царапины.

— Мне, собственно, тоже, — усмехнулся Снегирев. — Пантера, похоже, в благодарность за спасение тебя подлечила. — Я протянул руку и дотронулся до того места, где был порез. Под пальцами ощущался ровный тонкий шрам, словно я получил ранение месяц назад. Это что же, Сонька может ещё и вот так? Так какого ж хрена она только колбасу жрёт? Вернусь обратно и сразу же вызову её на ментальную беседу с глазу на глаз. — А вообще обидно, спасали девушку оба, а отблагодарили только тебя одного.

— А я вообще женщинам нравлюсь, а ты, если куртку клирика снимешь, то на тебя и не посмотрят дважды, смирись с этим, — я ухмыльнулся, увидев, как Снегирёв насупился. Вообще-то я над ним подшучивал, клириков узнавали сразу, будь они хоть голяком. Наверное, голяком предпочтительнее, потому что те жуткие тренировки не могли не оставить свои отпечатки на телах этих мужчин, вылепливая из них великолепные образы, даже, если он всего лишь младший клирик.

— Пошли уже, — махнул рукой Снегирёв. — А то Дроздов нас точно по голове не погладит, и, поверь, ему будет наплевать на то, что ты присягу не приносил и вообще скоро уйдешь из монастыря.

Мы вышли на ту тропу, с которой сюда свернули и дальнейший путь протекал в молчании.

К счастью, никто нам больше не встретился, а звуки боя и рев тварей доносились все дальше и дальше, пока их совсем не стало слышно. Это немного нервировало, нервы оголились до предела. Не знаю, как Снегирёв, но я в той гнетущей тишине, которая под конец пути начала нас окружать, постоянно ждал нападение, и даже особо не поверил, когда на берег озера мы вышли без каких-либо приключений.

Берег терялся в туманной дымке, хотя сейчас уже было далеко не раннее утро. Я осмотрелся по сторонам. Стоящий рядом младший клирик нахмурился.

— Ничего не понимаю, — наконец, произнёс я. — А где весь озерный народ?

—