Майкл Каннингем - Плоть и кровь Страница 60

— Там посмотрим, — ответила Мэри. — Что ты будешь на завтрак, Джамаль?

Джамаль взглянул на нее с такой неуверенностью, с таким совершеннейшим отсутствием узнавания, что она погадала, и не в первый уже раз, все ли у него дома. Может быть, стоит сводить его к доктору, проверить?

— Я собираюсь съесть чизбургер, — сообщила Кассандра, — поскольку я все равно уже женщина конченая.

— Чизбургер, — прошептал Джамаль.

— Стало быть, два чизбургера, — сказала Кассандра. — А вы, Мэри, — салат?

— Наверное, — ответила Мэри.

Джамаль повернулся к окну, наставил на пожилого прохожего палец и произнес:

— Ззззип!

— Готов, — сказала Кассандра. — А неплохой подвернулся, упитанный.

И добавила, взглянув на Мэри:

— Пленных мы не берем.

— Вижу, — сказала Мэри.

Джамаль, поерзав на кресле, наставил палец на парочку, сидевшую за соседним столиком, и повторил:

— Ззззип!

— Повернись к нам, голубчик, — сказала Кассандра. — И отложи, пожалуйста, эту штуковину. Расстреливать людей, с которыми ты завтракаешь, — это невоспитанность.

И Мэри с удивлением увидела, как Джамаль подчинился. Внезапно и его странность, и странность всего происходившего словно бы испарилась: Джамаль и Кассандра вполне могли быть самыми обычными сыном и отцом, старающимися достичь самого обычного компромисса между снисходительностью и требовательностью, обожанием и правилами поведения.

— Ты любишь играть в ковбоев? — спросила Мэри у Джамаля, и он снова взглянул на нее так, точно ничего не понял, точно и слова, и сама она были явлениями совершенно непостижимыми и, возможно, опасными.

— Весьма резонный вопрос, Джамаль, — сказала Кассандра. — И возможно, наша беседа примет интересный оборот, если ты расскажешь бабушке о планете Сарк.

— Прошу прощения? — сказала Мэри.

Джамаль уставился в столик — как будто и его увидел впервые в жизни.

— Планета Сарк — это родина Джамаля, — сообщила Кассандра. — Она обращается вокруг звезды средней яркости, находящейся несколько левее Пояса Ориона. Джамаль стреляет в людей отнюдь не пулями, поскольку на его планете убийство не то чтобы запрещено, оно попросту невозможно. Саркиане не способны убить кого-либо, так же как вы или я не способны перестать дышать. Это у них рефлекторное. Тем не менее, столкнувшись с человеком особенно неприятным, они могут покончить с ним, воспользовавшись особым пистолетом, который делает его невидимым, и рада вам сообщить, что ныне наш мир быстро наполняется невидимыми гражданами. Они занимаются своими делами, хамят, подличают, любят только себя и свои предрассудки, однако никто их не видит. Я правильно все излагаю, Джамаль?

Джамаль посмотрел на свой палец, потом уперся взглядом в пол.

— Да, наверное, это лучше, чем убивать их, — сказала Мэри.

— Намного, намного лучше, — ответила Кассандра. — Это не причиняет страданий матерям, не мешает человеку выплескивать агрессивность, да и вообще это самое удовлетворительное решение всех проблем.

После завтрака Мэри отправилась с Кассандрой и Джамалем в Центральный парк. На самом деле идти туда ей не хотелось, но если бы она придумала какую-то отговорку, то обратилась бы в женщину, которая ссылается на якобы ожидающего ее парикмахера лишь для того, чтобы сбежать от собственного внука. Она предложила поехать в ее машине, однако Кассандра настояла на подземке.

— На улицах пробки, — сказала она, — да и поставить машину там негде.

Мэри согласилась с ней, согласиться было проще всего, и все же, пока они шли к станции метро, которую отделяли от ресторанчика несколько кварталов, Мэри поневоле думала о том, что, быть может, Кассандре просто не хочется сидеть в ее машине, в прохладе и тишине ее достатка. В машине Мэри царили спокойствие, порядок, основательность, а станция метро, в которую они спустились, оказалась заполненной резким светом и похожими на жуликоватых неудачников людьми. Из громкоговорителя доносилось негромкое потрескивание, которое вполне могло быть бессознательным бормотанием самого города, спящего тревожным старческим сном. Кассандра, судя по всему, чувствовала себя здесь как дома — стояла на платформе, держа Джамаля за руку и болтая с Мэри о новых укороченных юбках, которые должны были войти осенью в моду. В воздухе пахло гнилью, мочой и едой, поджаренной на прогорклом масле. Мэри неожиданно вспомнила свое детство, гнетущее будущее, которое ее ожидало, и ей показалось, что дышать здесь она не сможет, что нужно бежать отсюда назад, на поверхность земли. Однако она продолжала улыбаться Кассандре, кивать — и дышать. Она уже научилась справляться с удушьем, оставаясь наружно совершенно спокойной. И теперь справится. А уж если оно станет совсем ее одолевать, так на то есть пилюли. Тут Мэри увидела огни приближавшегося поезда и поняла окончательно: да, справится.

Парк, когда они до него добрались, оказался прекрасным — эскизом только еще зарождающейся картины. Солнце раннего апреля начинало наливаться сочностью, теплом, и сухую, бурую траву парка уже припорошила кое-где первая пробившаяся на пробу зелень.

— Как тут красиво, — сказала Мэри.

Свет, падавший с прозрачного неба, почти зримо согревал землю, — в день, подобный этому, ничего не стоило вообразить, будто миром правит огромная, переливчатая доброта, мягкая и неприметная, схожая скорее с человеческой сентиментальностью, чем с карающим благоволением Бога.

— Красиво, если кто любит природу, — ответила Кассандра. — Честно говоря, мы приходим сюда потому, что это нравится Джамалю. Я же чувствую себя в парках неуютно, здесь любая ветка может сорвать с тебя парик.

Джамаль побежал вперед по бетонной дорожке, временами оглядываясь, дабы убедиться, что Кассандра и Мэри следуют за ним. Мэри видела: он просто ребенок, по-детски радующийся свободе, простору и по-детски побаивающийся получить такую свободу, из какой он никогда уже не сможет найти дорогу назад. И, глядя, как он бежит на своих коротких, тощих ножках, молча дала себе обет: я сойдусь с ним поближе. Не забуду об этом.

— Вы часто приводите его сюда? — спросила она.

— Раз-два в неделю, особенно теперь, когда погода стала получше. Зимой реже — он этим недоволен, но, право же, всему есть пределы. Я не люблю холода.

— А я люблю зиму, — сказала Мэри. — Люблю свежие, морозные дни.

— В таком случае, милочка, в следующую зиму одевать его потеплее и приводить сюда, чтобы он лепил снежных ангелов, придется вам.

— Это было бы совсем неплохо.

— Ну так и займитесь этим. Дорогая.

Это были первые слова Кассандры, отзывавшиеся не одной только ласковостью и приязнью, и они застали Мэри врасплох. Она вгляделась в профиль Кассандры и поняла, — впрочем, нет, она всегда это знала, — нрав у нее совсем не простой. И увидела также, здесь, в мягком весеннем свете, как тверды и царственны ее черты, невозмутимо смиряющиеся с ущербом, который наносит им время, увидела, что Кассандра, пожалуй, старше, чем она, Мэри, думала, — что ей, быть может, сильно за пятьдесят. Слабое, но ясно различимое свечение, подобное свечению белых скатертей ресторанчика на Чарльз-стрит, исходило, как показалось Мэри, от лица Кассандры, встречаясь с желтоватым, более размытым светом, разлитым в послеполуденном воздухе.

— Может быть, и займусь, — ответила Мэри. Откуда у человека, подобного Кассандре, берется такая стойкость, такая жесткая непреклонность в движении к цели?

— И прекрасно, — согласилась Кассандра.

Некий холодок пробежал между ними, и Мэри впервые осознала, что чувства, которые питает к ней Кассандра, не ограничиваются восхищением и желанием сделать приятное. Какое-то время они шли молча. Ветви деревьев отбрасывали на дорожку блеклые, нечеткие тени.

— Мне хотелось бы, чтобы вы проводили с ним побольше времени, — наконец произнесла Кассандра тоном, определить который Мэри не взялась бы. Не сердитым и не добродушным. Строгим, быть может, но невыразительным, каким перечисляют важные, неоспоримые факты.

— Я так и сделаю, — сказала Мэри. — Обещаю.

Как может такой человек набраться нахальства и читать ей нотации? И все же она их выслушала.

— Я говорю серьезно, — продолжала Кассандра. — Он должен узнать вас получше, потому что может настать время, когда вы ему понадобитесь.

— Ммм.

— Этот ребенок ведет жизнь далеко не шаблонную, хоть я, поверьте, никаких иллюзий относительно шаблонов не питаю. И тем не менее. Всему есть пределы. Мне не хочется думать, что, если случится беда, вся его жизнь переменится слишком круто. И не хочется, чтобы ему пришлось жить дальше с человеком, которого он будет считать чужим.

И вот тут Мэри что-то почувствовала. Что именно, сказать она не могла, — какой-то внутренний рывок, подобный внезапному воспоминанию о давно позабытой страшной печали. Да, резкий внутренний рывок, дуновение холода. Мимо прокатили, шурша по бетону роликами и смеясь, две чернокожие женщины. Кассандра была бледна, худа, исполнена непонятной воли, и Мэри кончиками пальцев коснулась ее руки.