Гинс Г.К. - Сибирь, союзники и Колчак т.1 Страница 7

Однако бытовые устои расшатываются не так легко, и законы, направленные в сторону перевоспитания буржуазной психологии, имели худшую судьбу, чем всякие национализации. Последние только разрушали, ничего не созидая. Первые даже не разрушали, а просто оставались на бумаге.

Социализм из-под палки

Из всех декретов советской власти видно, что законодатель не верил в сознательность населения и издавал для него устрашающих скорпионов.

Важнейший декрет о земле свидетельствует о том, что советские власти не доверяют способности их граждан проникнуться уважением к общественному достоянию. Он проектирует поэтому создание армии земельных комиссаров «для контроля и наблюдения за тем, чтобы все внесенное в опись не было обесценено, попорчено, продано или передано кому-либо» (Инструкция земельным комиссарам, ст. 12).

Декрет «О борьбе со спекуляцией» (Собр. Узак. рабоч. и кр. прав., № 3), устанавливающий драконовские меры воздействия против людей, которые, пользуясь тяжелым положением других, стремятся извлечь для себя максимальную прибыль, свидетельствует, что советская власть не верит в готовность «реального» человека социалистического государства пожертвовать своими интересами на пользу общую. Если принять во внимание, что революция демократизировала спекуляцию и из залов биржи перевела ее к Сухаревой башне, то подозрительное отношение советского законодательства к гражданской сознательности населения приобретает еще более показательное значение.

Тем же отношением к населению проникнуто все продовольственное законодательство советской России. Конфискации, реквизиции, секвестр, твердые цены, карательные отряды — вот система продовольственной политики советской власти, начиная с положения 27 октября 1917 г. о расширении прав городских самоуправлений в продовольственном деле (Собр. Узак. раб. и кр. прав., № 1, ст. 7).

Декрет об отмене наследования, предоставляющий завещать лишь имущество стоимостью до 10 тысяч рублей, дополняется запретом дарений при жизни иначе, как по нотариальному акту. Очевидно, законодатель, не доверяя социалистической ревности граждан, боится обходов законов о наследовании.

Точно так же декрет 14 декабря 1917 г. о запрещении всяких сделок с недвижимостью в городах проникнут недоверием к сознательности граждан социалистической России, и для лиц, продолжающих продажу и покупку недвижимых имуществ и земли и не подчиняющихся постановлению, установлены денежные взыскания вплоть до конфискации имущества.

Угрожая за нежелание социализироваться, большевики стремились разрушительным путем воздействовать на косность невежественной мысли и дать ей революционное направление. Этот метод особенно усердно применялся в отношении религии.

Поход на Церковь

Мирное сожительство с совдепом только однажды нарушилось в Омске. Это было в те дни, когда большевики объявили войну церкви.

Архиерея, почтенного старика, арестовали и в холодную ночь буквально волокли в арестантскую, откуда выпустили, заметив опасное возбуждение масс. Казачий Никольский Собор осаждался и обстреливался, когда предполагалось провести секуляризацию церковных ценностей. Следы пуль остались свидетельством тех методов, которыми большевики старались поколебать уважение к святыням. В пасхальную ночь, во время крестного хода, из озорства производилась стрельба, пугавшая молившихся и нарушавшая торжественность службы.

Ничто, кажется, не повредило так большевикам в глазах населения, как именно эти кощунственные выходки, которые в глазах верующей и консервативной массы казались истинно «бесовским наваждением».

Эту черту большевизма и это отношение к нему пророчески верно предвидел Достоевский.

Брестский мир

Русский народ еще не дорос до патриотизма. Высокое чувство любви к отечеству дается культурой и национальными бедствиями. Первого народ был лишен виною не только своих правителей, но и всей своей истории. Второго он еще не почувствовал ко времени большевиков. В маленькой стране патриотизм элементарнее и понятнее народу; в огромной, необъятной, как Россия, — он непостижим, он кажется отвлеченным. Русский народ состоит из массы местных или национальных патриотов: сибиряков, уральцев, украинцев и т. д.; всероссийские патриоты — это горсточка людей из интеллигенции и служилого класса, абсолютно значительная, но относительно теряющаяся в море общего населения.

Вот почему для большевиков прошло безнаказанным и их «соглашение» с немцами во время войны, и даже Брестский мир. Что могло быть позорнее и тягостнее для России? Отторжение огромной территории на Западе и Юге (Украйна и часть Кавказа), принятие обязательств по возмещению убытков, причиненных Германии во время войны, притом без разложения этого обязательства на те части территории, которые отходили от России, установление таких условий ввоза и вывоза, которые должны были совершенно разрушить русскую промышленность, разоружение армии и флота.

Казалось, и самый темный ум мог понять, что этот мир был, в сущности, продажею России, но всероссийский съезд советов ратифицировал Брестский договор, расписавшись под преступным актом.

Грандиозность гражданской войны в России — не плод реакции, а последствие непризнания Брестского договора, который расколол страну надва не только непримиримых внутренне, но и разнородных по внешней ориентации лагеря. Брестский мир заставил тех, кто желал спасти страну от столь откровенно созданного немецкого ига, обратиться к помощи Антанты.

Поражение Германии разрушило Брестский мир, а революция в Германии окончательно добила ее, сделав неспособной для агрессивной политики. Большевики объявили Брестский мир образцом своей гениально предусмотрительной тактики. Они добились «передышки», а Брестский мир оказался жалким клочком бумаги.

Они правы: не Брестский договор, а «социализм» и «дьявольщина» подымут народ против коммунизма, но именно Брестский мир будет стоять на первом месте в обвинительном акте истории против «народных комиссаров». Этим актом положено начало разрушению и моральному падению России.

«Бесы»

Почти пятьдесят лет тому назад был напечатан впервые один из лучших романов Ф. М. Достоевского — «Бесы». Но никогда еще глубина содержания этого талантливого произведения, пророческая проникновенность его автора в психологию русских революционеров, его жестокая и бичующая правда не чувствовались с такою осязаемостью, как сейчас.

Теперь, через пятьдесят лет, «светлая личность» получила, наконец, так долго ожидаемую возможность

Порешить вконец боярство,

Порешить совсем и царство,

Сделать общими именья

И предать навеки мщенью

Церкви, браки и семейства —

Мира старого злодейство.

Так как осталась прежняя программа («Бесы», стр. 341), то «светлой личности» приходится применять и прежние методы борьбы, т. е. «делать убийства, скандалы и мерзости» — «для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и из всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечной жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения — вдруг взять в свои руки» (стр. 644).

Успех этих методов борьбы обеспечен. «Россия есть теперь, по преимуществу, то место в целом мире, где что угодно может произойти без малейшего отпору» (стр. 359).

Ну кто мог поверить, что действительно всё, решительно всё произойдет в России без малейшего отпору?

Этим не исчерпываются вещие слова Достоевского. Он хорошо знал русских людей, знал душу народа и психологию интеллигента, и он без ошибки определил, кто будет производить революцию.

«На первом месте стоят люди, которых соблазняет "мундир", чины, должности, высокое звание секретарей, тайных соглядатаев, казначеев, председателей (читай "комиссаров") и их товарищей.

Затем следующая сила — сентиментальность. "Социализм у нас распространяется преимущественно из сентиментальности".

Затем следуют чистые мошенники; ну, эти, пожалуй, хороший народ; иной раз выгодны очень.

Наконец, самая главная сила — это стыд собственного мнения. Вот это так сила!»

— Да ведь это всё сволочь! — с удивлением восклицает Ставрогин, когда неукротимый агитатор, вселитель «бесов» в мирных обывателей, Верховенский так правдиво охарактеризовал состав своей революционной армии (стр. 373-374); но Верховенский не гнушается «сволочи»:

— Материал! Пригодятся и эти.

Однако он сознает, что для «сволочи» нужно особое обращение. Поэтому он одобряет систему, при которой «каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Все рабы и в рабстве все равны. В крайнем случае — клевета и убийство, а главное — равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям — не надо высших способностей. Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами. Высшие способности не могут не быть деспотами и всегда развращали более, чем приносили пользы; их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается камнями; рабы должны быть равны» (стр. 404—405).